– Доброе утро! Меряем температуру, – бодрый голос вчерашней медсестры заполнил палату и выдернул Вику из сна. Медсестра вручила ей градусник. – В туалете банки, соберите и оставьте мочу, среднюю порцию.
– Хорошо-хорошо, я знаю, – Вика засунула градусник под мышку и потянулась к телефону. – Семь часов?! А что так рано подъем?
– Это не подъем, это конец смены, сейчас соберем по отделению температуру, раздадим назначения и меняемся.
– А завтрак во сколько?
– Завтрак в девять. Привезут в палату. В отделении мало народу, лето. Вот к осени набегут урологические после отпусков. С десяти обход, придет лечащий врач. Про мочу не забудьте, нужна первая утренняя, – медсестра вышла, прикрыв дверь.
Вика поерзала на кровати. Спать дальше с градусником как-то страшно, еще раздавится от неловкого движения. Надо встать, что ли. Вика спустила ноги на пол, нащупала тапочки, влезла в них и бережно встала с кровати. Бок отреагировал сдержанной болью. Прислушиваясь к себе, Вика медленно дошла до окна и, придерживая градусник под мышкой, распахнула огромную створку. За окном был парк. Вчера ночью Вика не обратила внимания, как каком этаже она в конце концов оказались. Судя по высоте, это был этаж примерно четвертый-пятый, кроны ближайших деревьев были в основном ниже, поэтому были видны на удивление ухоженные аллеи, уходящие в даль и упирающиеся в плотные заросли высоких дубов. Ну или не дубов, а каких-то других деревьев. В ботанике Вика была не сильна. Окно выходило не на солнечную сторону, видимо, оно придет к вечеру. Жары еще не было, от деревьев шла приятная свежесть. Вика подтащила стул прямо к окну, села на него и стала смотреть на деревья, небо, легкие облака, летающих птиц. Мыслей не было вообще никаких. Приходила новая медсестра, потоньше и потише предыдущей, забрала градусник. Приходила уборщица, прошлась мокрой шваброй по всему полу, заставив Вику поднять ноги и оставив после себя запах хлорки. Потом неожиданно принесли завтрак: тарелку овсяной каши, бутерброд с сыром и чай с сахаром. Оказалось, что уже девять.
– Мочу сдали? – деловито спросила раздатчица.
– Ой, нет, – спохватилась Вика. – А куда сдавать?
– Да пописайте просто и в туалете оставьте, мы новеньких всегда предупреждаем, чтоб до еды, натощак, – раздатчица напоминала нянечку из детского сада, и говорила она с Викой как с маленькой девочкой, разве что на вы.
Вика доковыляла до туалета. Дверь без замка, но хорошо прилегающая к косяку. Совмещенный санузел с унитазом, раковиной с мыльницей и душем. Возле унитаза тревожная кнопка и рулончик бумаги. На полу у стены ряд стеклянных банок, над ними прямо на кафеле краской по трафарету написано «Анализы». Ну что ж, надо так надо, Вика постаралась четко выполнить все рекомендации.
Больничный завтрак показался невероятно вкусным. После ночных волнений и медитации у окна каша с бутербродом пошли на ура. Чай Вика в обычной жизни пила довольно редко, а тут она прямо получила удовольствие, размешивая в белой чашке два куска сахара и медленно потягивая остывающий напиток и заедая его остатком бутерброда. Наверное, нагуляла аппетит. Почти полтора часа тишины и даже, можно сказать, природы. Такого с Викой не случалось уже давно. Все время надо было что-то делать, куда-то ехать, бежать, кому-то звонить. Черт, звонить. Александру надо рассказать про больницу. И, наверное, маме позвонить. Пожалуй, надо это все упростить. Вика достала телефон и быстренько набрала текст: «Саша, привет, я в больнице, это почки, возможно, проторчу тут неделю. Если что, я на связи». Нажала отправить и отложила телефон. Как раз пришли забрать посуду. Александр всегда берет паузу для ответа. Вика иногда представляла, что у него в голове собирается такой совет собственных директоров и решают, что именно ответить даже на ерундовый вопрос или сообщение. Потом пишут черновик, вычитывают ошибки и опечатки и дают Александру отмашку, мол, шли, мы сделали все, что смогли. И тот шлет свой ответик. Или встречный вопросик. Или комментарий. Для комментария пока даже Александр не придумал уменьшительный вариант, и слава богу. Однако, телефон блямцнул довольно быстро. Вика с изумлением прочла сообщение: «Лечись, сколько надо, отчетом временно будет руководить Горшков. Главное – здоровье». Чудеса какие-то. Особенно про Горшкова. Миша – отличный парень, второй год работает в команде, но Александр то и дело напевает Вике то про его слегка тягучую манеру говорить, то про случайные опечатки в письмах, то про неправильное выражение лица. Впрочем, правильных выражений лиц в отделе не было ни у кого, кроме самого Александра, да еще, пожалуй, секретаря Лидочки, то ли врожденной оптимистки, то ли просто слишком юной особы. Лидочка улыбалась всегда. Даже заплакав однажды, что было довольно жутковато. Кстати, тот же Миша Лидочку старательно избегал и, кажется, побаивался. Хорошо, что отчет в его руках, можно сосредоточиться на болезни. То есть на здоровье. То есть на поправке. И придумать вопрос для мамы. Вика побарабанила ногтями по телефону, потом выбрала в списке избранных номер. На четвертом гудке мама сняла трубку:
– Алло? – бодро вопросила Ольга Ивановна. Она не всегда смотрела на определившийся номер, чаще предпочитая получить всю необходимую информацию от звонящего.
– Привет, мам, как дела?
– Аллусик, все хорошо, ты готовишься к экзамену? – потеплел мамин голос.
– Мам, это я, Вика, – привычно уточнила Вика. С младшей сестрой у них было только десять лет разницы, все остальное было почти одинаковым – внешность, рост, цвет глаз и волос, и даже голос. Близнецы с очень большой задержкой, шутил папа.
– Викуся, детка, опять не узнала – также привычно отозвалась мама.
– Я тебя не разбудила?
– Да что ты, я с шести часов не сплю. Уже сходили к розарию прошлись. Вот сейчас будем с папой второй раз кофе пить. У него потом процедуры, а я пойду в бассейне поплаваю до обеда.
Вика всегда поражалась, как у двух жаворонков обе дочери вышли абсолютными совами. Ей нужно было подолгу раскачиваться по утрам, побеждать и сон, и общую ненависть к любым действиям, зато к вечеру приваливало сил, хватало и на работу, и на тусовку, и на позднее кино или разговор. И если бы снова не утро, жизнь была бы такой прекрасной. Родители, разумеется, все детство прививали ей совершенно жаворонковый режим, позже к нему подключилась и Алла. С утра мрачные дети выползали без аппетита завтракать перед школой и садом, бодрый выбритый папа шумно собирался на работу, мама ставила варить обеды и даже ужины, большая часть дел по дому должна была быть завершена в первой половине дня. А в выходные выпадали либо семейные прогулки, либо всеобщая уборка, либо поездка на дачу. Тоже с утра, разумеется. Обед тоже был ранним. Как и вечерний отбой. Словом, режим санатория, в котором сейчас отдыхали родители, был для них обоих просто идеальным.
– Как вы там развлекаетесь? – спросила Вика.
– Познакомились с интересной парой, они из Петербурга, так вот жена – астролог. Договорились, что она построит мне натальную карту. Я сказала ей про тебя, тут варианта два: начать с твоей натальной карты или сразу познакомить с их старшим сыном. Ему сорок лет, программист, он неженат, очень хочет детей.
Вика поперхнулась и закашлялась. После развода Ольга Ивановна достаточно осторожно касалась темы ее личной жизни, поэтому такое заявление было довольно необычным. Сорокалетний программист, жаждущий детей, да еще с мамой-астрологом. Ничего себе сувенир из Сочи.
– Спасибо, мам, я сама как-нибудь разберусь.
– Солнышко, но ты же уже два года одна? Мы вот с тетей Леной недавно тоже о тебе говорили, так она тебя жалеет, переживает.
Тетя Лена – мамина сестра, либо это другая тетя Лена – мамина подруга. Одна из. Так сложилось, что имя Лена досталось почти всем маминым близким знакомым. Раньше к имени добавлялась фамилия либо другой идентификатор типа дачного соседства, но потом Ольга Ивановна стала считать эту информацию излишней и в разговорах ограничивалась просто «тетей Леной». Как оказалось, это особо ни на что не влияло, и обе стороны разговора вполне устраивало. Сейчас суть сообщения была в том, что Ольге Ивановне неудобно перед общественностью в лице тети Лены за неустроенность Вики. Про Руслана мама была пока не в курсе, по легенде в Мюнхен Вика якобы летала с коллегами. И, пожалуй, сейчас не время еще о нем сказать, если вообще такое время придет.
– Мам, и мне пока прекрасно одной. Вот сегодня, например, я отлично выспалась, – Вика запнулась, чуть не выдав на автомате свое местонахождение. Но беседа с мамой шла по привычному сценарию.
– А я очень плохо спала. Вроде бы и море шумит, и жары нет, но просыпаюсь ночью и лежу без сна. Папа еще ночью вставал курить на балкон, ходил дверью гремел, бам-бам. Сам не спит, и мне не дает.
– Мам, а ты любишь папу?
– Что ты вопросы какие-то задаешь дурацкие? – рассердилась Ольга Ивановна. – У всех дети как дети, а мои вечно с какой-то ерундой ко мне лезут.
– Ну прости, что я у тебя не программист сорокалетний, – попыталась пошутить Вика.
– Лучше бы ты была таким программистом, – в сердцах ответила Ольга Ивановна, – но я все равно тебя люблю. Знай об этом. Все, папа готов, мы выходим уже из номера, пока.
Она отключилась. Знаменитое мамино «Все равно люблю». Вика вздохнула. Вот и вопрос к маме готов – почему Вику можно любить только все равно, почему нельзя просто любить? Да уж, что же будет вечером?