Наступил 1934 год. Кристоферу было пятнадцать. Когда он пришел из школы, Ребекка сидела за кухонным столом. В этом не было ничего необычного. Но на этот раз все-таки все было иначе. На левой щеке у нее виднелась огромная ссадина, и она плакала. Отец Кристофера сидел рядом с ней, с окаменевшим от мрачного гнева лицом. Кристоферу был знаком этот гнев, он чувствовал его, когда Ребекку бил отец. Он сел возле нее. Ему хотелось ее утешить. Он даже почувствовал укол зависти, что первым ее увидел отец, а не он.
– Ребекка пришла полчаса назад, – по-английски прошептал отец Кристофера. – Мы отмыли ее, но она по-прежнему очень расстроена. Почти ничего не рассказывает.
– Я больше не могу там жить, – сказала она. – Я ухожу. Я больше не могу жить с ними.
– О чем ты? – ответил Кристофер. – Ты не можешь уехать. Куда ты поедешь?
– Я не могу там жить, не с ним, не с ними. – Она уронила голову на руки.
– Погоди. Что случилось вчера вечером? С чего все началось? – спрашивал отец Кристофера, положив руку ей на затылок.
– Что он сделал на этот раз, Ребекка? – спросил Кристофер.
Она подняла голову с покрасневшими глазами. Смахнула с лица волосы и откинулась на спинку стула.
– Можно стакан воды?
– Конечно. Алекс, пожалуйста, дай ей стакан воды.
– Да, отец, – ответила Александра. Ребекка взяла стакан и сделала маленький глоток.
– Отец хочет, чтобы я ушла из школы. Чтобы нашла работу. – Она держала стакан обеими руками и снова поднесла его ко рту.
– Что сказала твоя мама? – спросил Кристофер.
– Согласилась с ним. Говорит, нам нужны деньги.
– Может, ей стоит самой подыскать работу… – заметил Кристофер.
– Она не работала с тех пор, как закрылась текстильная фабрика, – Ребекка понизила голос до шепота. – Сейчас она почти не выходит из дома.
– Она пыталась остановить отца, когда он тебя бил? – спросил Кристофер.
– Сначала да. Но он сказал, так будет лучше для меня.
– Больно? – спросила Алекс.
– Нет, я уже почти не чувствую синяков.
На несколько секунд повисло молчание. Никто не знал, что сказать.
– Красивая прическа, – заметила Алекс.
– Ее мне сделала мама, как в детстве, хотя ничего хорошего у нее не получилось. Я решила все переделать, когда услышала, что она идет в ванную, а потом раздался какой-то грохот.
– Что случилось? Она опять была пьяна?
Ребекка кивнула.
– Мне захотелось просто убежать из дома и прийти сюда или в любое другое место. Но я должна была помочь ей, хоть и не хотела этого делать. Все-таки это моя мама.
– Конечно, – ответил отец Кристофера.
Кристофер попытался вспомнить свою маму. Это было непросто.
– Как она?
– В порядке, просто несколько порезов и синяков. Я подняла ее, смыла кровь и грязь и уложила спать. Потом пришел папа. Он обвинил меня в том, что случилось. – Она умолкла. На несколько секунд повисло молчание, потом она продолжила: – Никогда не видела его таким злым. Он схватил из камина кочергу и бросился ко мне.
– Что… Что он?..
– Дай ей закончить, Кристофер, – вмешался отец.
– Он ударил меня по руке, и я упала на пол. Он стоял надо мной и собирался снова ударить кочергой, но я подобрала кусок угля и бросила ему в лицо.
Кристофер сжимал ее руку. Алекс плакала, ее всхлипы слышались в абсолютной тишине вечера.
Ребекка, казалось, не обращала на них внимания.
– Он размахнулся кочергой и пообещал, что преподаст мне урок, который я никогда не забуду, а потом я увидела у него за спиной маму, с его ружьем в руках. Она сказала, что, если он прикоснется ко мне, это будет последнее, что он сделает в своей жизни.
– И он отступил? – спросил Кристофер. Ребекка медленно кивнула. Она приложила ладони к вискам, словно лошадиные шоры.
Отец Кристофера глубоко вздохнул и встал. Александра подошла к нему и обняла, положив голову ему на плечо.
– Все в порядке, папа, – сказала она. – Мы за ней присмотрим.
У него дернулись губы, словно он хотел что-то сказать в ответ, но не мог подобрать слова. Он наполнил стакан водой и вернулся к стулу.
– Прости, Ребекка. Пожалуйста, продолжай, – сказал он.
– Это последний раз, когда он меня ударил. Я ему сказала. Сказала, что уезжаю и он не сможет остановить меня.
– Ты правда уезжаешь? – спросил он, но Ребекка проигнорировала вопрос.
– Я собрала вещи вчера вечером. Ни с кем не попрощалась, даже с мамой.
– Что ты сказала? – переспросила Алекс.
– Я переночевала у подруги, Сары Смарт. Она не рассказала семье, что я сбегу.
– Я знаю семейство Смарт. Хорошие люди, – заметил отец Кристофера.
– Сегодня утром я вернулась повидаться с родителями. Отец разозлился и сказал, что это я виновата в том, что он поссорился с мамой. Сказал, что я разрушила нашу семью, – последнюю фразу она произнесла чуть слышно, словно была далеко, а не сидела за кухонным столом в нескольких сантиметрах от него.
– Где будешь ночевать сегодня? – спросил Кристофер.
– У родителей. Мама уговорила его позволить мне вернуться.
Они посидели какое-то время. Кристофер чувствовал, как все его существо охватывает ужас при мыслях о жизни без Ребекки. Как она может его бросить? Они созданы, чтобы быть вместе – всегда. Сейчас он даже не мог на нее смотреть. Он отвернулся в сторону окна. У него перехватило дыхание, все тело оцепенело от гнева на ее родителей. Похоже, отец Кристофера не знал, что сказать.
– Я горжусь тобой, Ребекка, – наконец прошептал он. Встал и направился к столешнице, где лежали нетронутые продукты для ужина. Он взял нож и воткнул его в кончик моркови, лезвие ударилось о деревянную доску с громким стуком.
– Могу я остаться на ужин, мистер Зелер?
– Конечно, можешь, Ребекка. Конечно, можешь, – его голос был безрадостен, как сумерки снаружи. – Кристофер, почему бы вам с Ребеккой и Александрой не прогуляться перед ужином по пляжу?
Дети оставили его в доме, и стук ножа все еще звенел у них в ушах, когда они распахнули входную дверь и даже когда вышли на улицу. Ребекка умолкла, как только они оказались за порогом, а еще более гнетущим молчание стало, когда трое детей прошли мимо дома Ребекки на пляж. Кристофер знал, что им с Ребеккой не следовало вместе проходить мимо ее дома. Но теперь это почему-то казалось неважным. Никто из них даже ничего не сказал по поводу нарушенного железного правила. Они вышли к воде, прошли мимо пляжа и дальше вдоль побережья, а потом уселись рядком, с Ребеккой посередине, и смотрели, как серые волны бьются о скалы внизу.
Кристофер размышлял о словах Ребекки насчет отъезда, но вслух ничего не говорил. Мысли были еще слишком сырыми, их было невозможно облечь в слова. Они снова заговорили о том, что произошло прошлым вечером, но сказать было особенно нечего. Все уже обсудили. Они наблюдали, как катаются туда-сюда волны, словно белая скатерть, которую раскладывают и убирают снова. Они сидели рядом и молчали минут двадцать, а может больше, пока холодный ночной воздух не заставил их вернуться домой, где на столе уже дожидался ужин. Ребекка заняла свое обычное место. Отец Кристофера позволил Ребекке задержаться у них гораздо дольше, чем обычно, – она ушла в начале одиннадцатого.
Он обнял ее на прощанье.
– Кристофер проводит тебя домой. Позаботься о ней как следует, сынок.
– Конечно, папа.
Прохладный мартовский воздух пощипывал шею, и он поднял воротник куртки. Стемнело. Были видны лишь очертания дома, луна, освещавшая море внизу, и миллионы сверкающих звезд над ними. Серо-белый свет падал на кожу Ребекки, а ее скулы отбрасывали тень на ссадину. Ветер мягко трепал каштановые волосы.
– Я хочу никогда туда не возвращаться, – произнесла она, продолжая идти вперед.
– Знаю. Я… Хотел бы, чтобы я мог как-то тебе помочь. Хотел бы найти работу и увезти тебя отсюда… И…
– Ты уже сделал очень много.
– Ты правда собираешься уехать?
– Я должна покинуть это место. Больше не могу здесь оставаться.
– Куда ты поедешь?
– Я переписывалась со своей кузиной, Мавис, она живет в Лондоне. Она сказала, что может принять меня.
– Почему ты мне не сказала?
– Есть вещи, о которых я не могу рассказывать никому. Даже тебе.
У него так сильно колотилось сердце, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Похоже, она этого не замечала. Он протянул руку к ее ладони, но отдернул прежде, чем успел прикоснуться.
– Ты планируешь остаться в Лондоне навсегда?
– Не знаю. Навсегда – это очень долго. Мне придется самой о себе заботиться.
– Я о тебе забочусь, и мой отец тоже. Моя сестра о тебе заботится. Все мы.
Они шли медленно, гораздо медленнее, чем обычно.
– Знаю, но вы не можете быть рядом всегда. Вы столько раз не могли быть рядом, когда были мне нужны. Мне приходилось заботиться о себе самой.
Она взяла его за руку.
– Не представляю, что я буду без тебя делать. Просто не знаю, что случится со мной, если ты уедешь. Я хочу быть рядом с тобой всегда, когда тебе нужен.
– Ты можешь поехать со мной.
– Отец мне никогда не позволит, – не раздумывая, ответил Кристофер.
– Может, когда ты станешь старше…
Ее слова крутились у него в голове. Он раздумывал, что мог бы уехать с ней, но эти мысли рассеялись, как только они почти что дошли до дома Ребекки.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – снова произнес Кристофер, как только засветились огни ее дома.
Она повернулась к нему и взяла его за вторую руку. Ее лицо было всего в нескольких сантиметрах. Его глаза привыкли к темноте, и он мог рассмотреть каждый изгиб, каждый угол ее лица и очертания длинных волос, падающих ей на плечи.
– Я хочу сказать тебе… – Она умолкла и опустила взгляд на землю, и ему показалось, его сердце вот-вот вырвется наружу. – Я просто хочу поблагодарить тебя. Ты мой любимый мальчик, лучший из всех, кого я знала…
Он потянулся к ней и почувствовал на своих губах ее губы и их легкое соприкосновение, а потом поднял руку, положил ей на шею и аккуратно обхватил ее затылок. Она с улыбкой откинула голову. Его тело наполнилось электричеством. Он не знал, что сказать. Она переступила с ноги на ногу и отпустила его руку.
– Я лучше пойду домой.
– Хорошо.
– Поговорим через несколько дней. Нужно подождать, пока все не устаканится.
– Я оставлю для тебя записку под камнем на пляже.
– Хорошо. Спокойной ночи, Кристофер. – Она наклонилась вперед и снова прикоснулась к его губам.
Через пять дней она уехала. Кристофер оставил ей записку, и когда она не пришла, он понял, что она сдержала свое слово, и ее отец действительно больше никогда ее не ударит.