Я растёрла болезненный ушиб и повернулась к всклокоченной соседке. Она уже была замотана, как снеговик по самые глаза в красный шарф. Нахлобучила такую же яркую шапку с завязками и застегнула чёрный пуховик.
– Дай сюда, изнеженная.
Она стянула свои варежки со снежинками и взялась за шарф, который отдал мне Роман. Приспустила на спину шубу. Расправила по ней один конец вязаного полотна. Второй начала оборачивать вокруг шее.
Пропустила под подбородком, к макушке. Обматывала так плотно, что заболела кожа. Но перечить я не стала, хотя уверенность, что соседка решила меня придушить, крепла с каждой минутой.
Сделав закрепляющий виток, женщина пропустила под него свободный конец и аккуратно расправила его на груди.
– Застёгивай шубу. Теперь хорошо будет держаться. – Не веря в происходящее, я молча смотрела на соседку, а та, видя моё замешательство, продолжила, – все люди братья. Может последний час живём, зачем ссориться? Если что, я Лариса. Держись ближе, я горячая. А тебя как звать?
– Алиса.
– Значит, как лиса, только человек.
Мне хотелось ей ответить что-то злое на бестактную реплику, но фраза про последний час жизни, и меня сделала покладистой. Я отвернулась от соседки и встретилась взглядом с Романом. Он показал на голову и поднял вверх большой палец.
Ну, хоть кому-то это гнездо на голове понравилось. Но ответить я не успела. В салоне погас свет, и мы погрузились во тьму. Когда подлетаешь к крупному городу, в иллюминаторы то тут, то мам становятся видны огни.
Сейчас внутри самолёта и за его пределами разливалась ночь. Только на крыльях мигала подсветка. По громкой связи объявили о заходе на посадку и необходимости пристегнуть ремни и сохранять спокойствие.
А потом ещё несколько раз про то, как надо опустить голову и скрестить руки. Мы так и сделали. Только теперь, хорошенько наклониться мешала верхняя одежда. В ней было жарко, но по спине тёк холодный пот, говорящий о чувстве нечеловеческого ужаса.
Самолёт накренился. Заложив резкий вираж, он начал опускаться к земле. Двигатели взвыли. Где-то заплакал ребёнок. Я тоже хотела разрыдаться, но не могла. Слишком сильно испугалась.
Преодолевая потоки воздуха и трясясь всем корпусом, лайнер устремился вниз. У меня внутри всё дрожало от ожидания столкновения с полосой, но оно не произошло.
Самолёт снова начал набирать высоту. Я что-то читала о поломках, из-за которых не получалось выпустить шасси. Мне стало ещё страшнее.
Сделав ещё один круг, лайнер снова пошёл на снижение. Но и на этот раз он не смог приземлиться. Пошёл на третий круг. Даже за ужасным гулом турбин были слышны сдавленные крики и всхлипы.
Я сжалась в комок, готовая бороться за жизнь. Дайте мне шанс, и я сделаю всё, чтобы выжить во время аварийной посадки. Только бы не разбиться при приземлении. Только бы не разбиться.
Закладывая третий вираж над землёй самолёт особенно натужно загудел. Он затрясся, как припадочный, и шмякнулся на полосу. Люди закричали. А лайнер, отскочив от земли, шлёпнулся на неё ещё раз. И тоже жёстко.
На бешеной скорости он скакал по полосе, словно баскетбольный мяч. В салоне кричали не переставая. Я стиснула зубы и изо всех сил прижала голову руками к бёдрам.
Шуба щекотала щёку, но меня беспокоил только один вопрос: разобьёмся или нет.
Шум турбин стал невыносимо громким. Самолёт покатился по полосе, но потом, словно вспомнив, что посадка называлась аварийной, опять начал подпрыгивать. Как будто ехал по ямам и колдобинам.
И, в конце концов, несколько раз грохнув чем-то в хвосте, остановился.
В воздухе явственно запахло горелой проводкой. Стюардессы вскочили с мест и ринулись врассыпную. Девушка, которая прибежала к нашему аварийному выходу, никак не могла справиться с дверью.
Она дергала ручку, но та не поддавалась. Я смотрела на неё с ужасом, но её попытки не приводили к результату. Запах гари становился удушливым.
С другой стороны раздался грохот, и пахнуло морозным воздухом. На мне отщёлкнули ремень безопасности и подняли на ноги. Рома потащил меня к противоположному борту самолёта.
Там уже открыли аварийный выход и с шумом спустили надувной трап. Развернув меня к себе лицом, Гранин, перекрикивая крики ор пассажиров, прокричал, – катись, беги, прячься, сохраняй тепло.
Потом, не дожидаясь ответа или моих адекватных действий, он потащил меня к выходу. Я спотыкалась о какие-то вещи, но Роман, не давая мне упасть, продолжал волочь меня наружу.
Он, усадил меня на край трапа и, повторив своё, «катись-беги-прячься-сохраняй тепло», подтолкнул меня вниз. Дальше я вообще ни о чём не могла думать. Картинки мелькали быстро, как в калейдоскопе.
Вокруг было темно. В лицо ударил холодный ветер со снегом. Я покатилась вниз по надувному трапу. Шуба задралась, стараясь опереться о импровизированную горку, я ободрала руку. Едва почувствовав под ногами землю, резко выпрямилась.
Резко вскочила и побежала от самолёта так быстро, как только могла. В голове грохало то ли от бешено стучащего сердца, то ли от происходящего вокруг.
Я бежала во тьму. Считала про себя шаги. После сотого, рассмотрела в стороне серое панельное здание, похожее на хрущёвку. На втором этаже горел свет в одном единственном окошке.
Я засмотрелась на него, не снижая скорости. Зацепилась ногой и с размаху упала в рыхлый холодный снег. За спиной раздался грохот.