– Дорогая Маша! Как ты?
Епифания целует воздух возле обеих моих щек, а потом пристально смотрит в глаза, положив руки на плечи. Она понимающе поднимает брови.
– Хм. Возьму тебе выпить.
Епифания – настоящий друг. Из тех, кого можно смело брать в разведку, если вдруг возникнет необходимость. Мы подружились в школе, вместе путешествовали после университета, а потом вместе работали. Она всегда была рядом со мной: в хорошие, в плохие и в крайне скверные времена. Епифания прибегает в паб «Кок энд Кертан»[2] и обольстительно хлопает ресницами в сторону привлекательного бармена, лет на двадцать ее моложе и куда более женственного, чем следует. Епифания твердо уверена, что название паба соответствует внутреннему убранству, безумной смеси викторианского борделя и раздевалки мюзик-холла. Кроваво-красные шторы с пышными оборками, как на юбках у танцовщиц канкана, и бутылочно-зеленые бархатные стеганые диваны, заляпанные пивом и прожженные сигаретами для пущей колоритности. На фоне бордово-кремовых флоковых обоев висят в рамках черно-белые фотографии звезд немого кино и артистов мюзик-холлов и подписанная фотография Барбары Картлэнд. Над открытым камином – ужасающая композиция из чучел маленьких ярких птиц, сухих цветов, листьев, бус, лент и чучела мыши, погребенная под большим стеклянным куполом. Она завораживает своим уродством, словно плод сотрудничества Дэмьена Хёрста и Лоры Эшли. С потолка свисает коллекция фарфоровых ночных горшков, и повсюду витает запах выдохшегося пива, печного дыма и мебельного лака.
Маша – не мое настоящее имя. Епифания дала мне это прозвище много лет назад, и оно сразу намертво прилипло. Она говорит, что назвала меня в честь героини «Чайки» Чехова, чья первая реплика в пьесе звучит как «Это траур по моей жизни», намекая на тот факт, что я провожу слишком много времени, шатаясь по кладбищу. Она возвращается от барной стойки с бокалами белого вина и со звоном ставит один передо мной, широко улыбаясь.
Епифания делает большой глоток вина и откидывается на спинку стула. Ее золотисто-каштановые волосы пострижены в короткую круглую прическу, а губы – словно ломтик блестящей сливы на бледном лице с высокими скулами. Она работает в местном совете, в отделе кадров, который теперь называется «Министерство развития, распределения и ликвидации людей» (Оруэлл бы оценил), где я когда-то была ее коллегой, и ей явно не терпится поделиться со мной какими-то крайне непристойными сплетнями. Паб постепенно заполняется посетителями вроде нас – друзьями, которые встречаются пропустить пару стаканчиков по дороге с работы, – и Епифания выразительно оглядывается, а потом театральным шепотом сообщает: «Заместитель главного пожарного был арестован в мужском туалете, одетый в женскую одежду!»
Заместитель главного пожарного – розовощекий амбал с рыжими кудрями, явный любитель стейков, пудингов с почками и пива «Гиннесс».
– Его вполне справедливо отпустили без обвинений, потому что никаких преступлений он не совершал, разве только в плане стиля. Юбка-колокол, шифоновая блузка и довольно скучная двойка. Вот правда, дорогая, о чем он только думал! Облегающее платье от Дианы фон Фюрстенберг смотрелось бы куда эффектнее. С его зарплатой вполне можно себе позволить.
Я делаю глоток вина, пытаясь поспеть за весьма хаотичным ходом мыслей Епифании.
– Но если его отпустили без обвинений, в чем проблема?
Епифания опускает бокал и вздыхает. Выражение ее лица меняется, моментально выдавая истинные чувства.
– Какой-то хитрожопый говнюк из местного участка сфотографировал его на телефон, а теперь телефон пропал. А заместитель очень хочет сохранить дело в тайне, и провел – ха-ха! – все утро в своем кабинете со старшим констеблем, устроив ей разнос насчет непрофессионализма ее офицеров и пытаясь найти способы минимизировать ущерб.
Я улыбаюсь, представив, как этим напыщенным индюкам пришлось иметь дело со столь неожиданной шифоновой блузкой.
– Как оказалось, он вышел в таком виде лишь на один вечер, и его вскоре поймали. Выходить из дома в женской одежде для него в новинку, и когда позвала нужда, ему не хватило смелости зайти в женский туалет. К несчастью для него, местный проныра, которому было больше нечем заняться, увидел, как он заходит в мужской туалет, и вызвал полицию.
Когда я работала в совете, обсуждаемый джентльмен был молодым чиновником, относительно амбициозным и строго соблюдавшим правила, а все наши встречи производили на меня исключительно приятное впечатление. И теперь я испытала какое-то необъяснимое восхищение этим тридцатипятилетним мужчиной, которого до нынешнего момента считала здравомыслящим и скучным, как телесные колготки и мюсли с отрубями на завтрак. Я страсть как люблю скрытые глубины. Но прекрасно могу понять, почему мое внезапное одобрение разделяют далеко не все.
– Думаю, они боятся, что желтая пресса раздует пламенный скандал, который может неудачно совпасть с недавним обзором зарплат начальников отделов, после которого у большинства местных избирателей сложилось впечатление, что недавнее повышение муниципального налога обеспечило старшему руководству отпуска в Тоскане.
– Именно! И поэтому его выбор одежды еще более непростителен.
Я оставила работу в местном совете по многим причинам. И странно, что вообще продержалась так долго. К сожалению, текущая ситуация вполне типична. Совет заявил о политике «Управления с учетом многообразия» еще много лет назад. Была объявлена незаконной дискриминация всего и вся, в том числе трансвеститов. Но когда появился настоящий мужчина в помаде, на высоченных белых каблуках и со знаменитой огромной зарплатой сотрудника правления, высокие лица упустили блестящую возможность доказать, что среди них есть человек, который не только говорит, но и пытается довести дело до конца. Но поскольку дело это шло пошатываясь на шпильках сорок третьего размера, оно было провалено на первом же препятствии.
Несомненно – многочисленные и разнообразные таланты Епифании пропадают на ее работе впустую. Но, как она мне однажды сказала, ее все устраивает. Ее реальная жизнь проходит вне офиса. Она живет в восхитительной декадентской квартире, где представляет себя героиней полотен Джованни Больдини. Квартира обставлена бархатными кушетками, украшена зеркалами с позолоченными рамами в стиле рококо, страусовыми перьями, жардиньерками, аспидистрами и антимакассарами[3]. В гостиной стоит кабинетный рояль, накрытый расшитой шелковой рояльной шалью, и эдвардианский портновский манекен в атласном корсете и зеленом стальном шлеме. Красивый граммофон регулярно проигрывает хиты 1978 года, которых у Епифании обширная коллекция. Она делит квартиру с парой сиамских кошек – они линяют на антимакассары, копаются в жардиньерках и выглядят элегантно, но слегка высокомерно – и бойфрендом, художником по имени Стэнли.
Епифания допивает бокал и посылает мне свой фирменный взгляд.
– Итак, дорогая Маша, расскажи-ка – ты все еще ходишь плавать?
Подруга знает о моих регулярных походах в бассейн, но даже она не в курсе об их истинных причинах.
– Ходила в среду, – широко улыбаюсь я, прекрасно зная, что выглядит это словно праздничный колпак на гробовщике.
– Ну, очень надеюсь, что вся эта история с плаваньем происходит ради какого-нибудь шикарного мужчины в плавках – Джеймса Бонда, который рассекает по дорожкам, как олимпиец, пока ты изящно позируешь на лежаке.
На этот раз я улыбаюсь искренне.
– Ага, в ноябре! На земле уже иней лежит!
Епифания идет по лезвию ножа, как заправский канатоходец. Судя по выражению лица, ей есть что добавить, но она сдерживается и молчит. Я знаю, что она хочет помочь, но не могу позволить. Хотя, даже если бы я позволила, что она может сделать?
В таком случае она предпочитает сменить тему.
– Ну, а я посвятила сегодняшний рабочий день дисциплине. Воспитывала персонал.
– Рассказывай! Только подожди, я повторю.
Когда вино на столе, Епифания приступает.
– Ты же понимаешь, если я расскажу, мне придется тебя убить.
– Разумеется. Так что давай, выкладывай. Кто что натворил – якобы?
– Кто-то из сотрудников столовой подмешал в кофе членов подкомитета по рационализации ресурсов Виагру. Якобы.
– Ну и молодец. Подозреваю, некоторые из них могут быть ему благодарны!
Епифания смеется.
– Слушай дальше. Глава подкомитета встал, чтобы произнести речь на совещании, и понял, что стоит не один. Он не знал, гордиться или краснеть!
Мы допиваем вино и утепляемся перед выходом на холодную улицу.
– Ой, кстати, забыла сказать. У Рони новый парень.
– Да ладно! Что за тип?
Рони – младшая сестра Епифании и ее полная противоположность.
– Понятия не имею, но скоро мы все узнаем. Он придет на ужин в следующую субботу. Как и ты.