− И чего ты опять ревешь? − я вздрогнула от того, что неожиданно раздался этот вопрос. Спряталась от Князева в дальней комнате, думала, что он занят работой и не будет меня искать. − Что-то случилось во внешнем мире или в твоем внутреннем?
Я всхлипнула еще громче. У нас был приятный вечер. Я даже дала Князю признание, полностью чистосердечное. Но меня продолжают изводить мои мысли и версии про его истинные цели и грани разумного и допустимого. Ведь я в предвкушении его следующего задания. Снова размышляю и понимаю, что эти его психиатрические пассажи просто отвратительны. Во всем издевка и явное пренебрежение к тому, что я чувствую. Ну не такая я, как ему нужно. Он сразу это видел. Для чего втянул меня в эти странные отношения?
− Мне очень стыдно и очень не по себе, потому что, вопреки здравому смыслу и приличиям, пришлось выполнять твое задание, − вперемешку со всхлипами сказала я.
− Что именно видится тебе стыдным? − голос Князева звучит абсолютно спокойно, кажется, что ему даже интересна моя точка зрения.
− Я никогда раньше этого не делала. Мне в голову не приходило делать такие вещи. Это просто стыдно и гадко, трогать себя, даже описать не могу свои эмоции.
– Ну ты до общения со мной до многого сама не дошла, моя заинька, – ласково говорит Князь. – Была маленькая обиженная девочка, которая спряталась в свои обиды от всего мира. Хотя в мире, кроме обид, есть и много чего такого, от чего прятаться совершенно не стоит.
– Все равно, все равно то, что я вчера делала, было ужасно, – упрямо твержу я, однако понимаю, что уже так не считаю.
− А в итоге тебе было приятно?
− Было.
− Так, хорошо. Разбираем дальше. Почему это гадко и недопустимо? Это противозаконно, аморально, кто-то получил от этого увечье или что-то потерял безвозвратно, или, может, тебе за первый опыт мастурбации придет штраф в личном кабинете госуслуг?
− Вот сейчас ты откровенно насмехаешься, − я невольно засмеялась и немного рассердилась на него за то, что он так быстро переключил меня своим невидимым пультом со слез на веселье.
− Прости, но я разговариваю с взрослой девушкой. Которая созрела физически для взрослой жизни. Конечно, порой мне забавно, что даже мастурбации тебя нужно учить. Забавен твой блаженный инфантилизм, которым ты прикрываешься от взрослой жизни. Это не верный путь, а кривая дорожка страха, который убеждает тебя в том, что жить слишком опасно и лучше прикинуться как будто не совсем живой, участвовать в жизни не полностью, а частично. Понимаешь, о чем я?
Я понимаю. Очень хорошо понимаю. Как понимаю и то, что этот человек слишком властен надо мной, и меня это пугает до настоящей паники. Однако есть и оборотная сторона моих ощущений: изнанка страха и тревоги вышита золотыми нитками страсти и вожделения, сладкого предвкушения прыжка от негодования к подчинению. Но я пытаюсь следовать правилам приличия, которые сформировались у меня после путешествий по книжным страницам. И говорю то, что, конечно, очевидно и неоспоримо, однако не играет никакой роли.
− Андрей, мы объективно не подходим друг другу. Мезальянс. Антиподы. Полный диссонанс. Это слишком заметно, слишком, это никак не замаскировать. Я боюсь представить, каким будет следующее задание, − я сгибаю колени и притягиваю их к себе. Мне очень хочется стать микроскопической и незаметной для этого человека, благодаря которому во мне появилось и больше смелости, и еще больше страхов, останавливающих мое дыхание.
− Так и есть. Но это лишь в верхней части ситуации, которая может быть описана словами. А есть ведь и самый нижний слой реальности. Влечение тела к телу, души к душе. Без слов и умозаключений, − Князев подсаживается ближе и кладет ладони на мои колени. Слегка вращает ими, его кожа тепло прикасается к моей. Я чувствую эти прикосновения, они хороши и приятны. Но ими невозможно насытиться. Мне хочется, чтобы он сделал нечто менее благовоспитанное и более ощутимое. И мне не понятно: почему мое тело предает меня и сразу же, от малейших прикосновений, хочет полностью вручить ему себя?
− Что тебя беспокоит? − Князев водит указательными пальцами по линиям сгибов моих ног, чуть входит фалангами между икрами, прижатыми к бедрам. − Говори, что тебя тревожит.
Он словно убаюкал мою бдительность своими поглаживаниями. Я даже не следила взглядом за движениями его пальцев и закрыла глаза. А потом он резко раздвинул мои колени, толкнул назад, и я оказалась под ним. Тяжелый, сильный. Одной рукой щипает кожу на моем бедре, а второй держит мое запястье, чтобы было удобнее покусывать мой мизинчик. Но я лежу и не открываю глаза. И не сопротивляюсь.
− Князь, ты все сам прекрасно видишь. Меня беспокоит то, что мне все это очень нравится. А это не нормально, это чудовищно и дико. Я играю в твою игру, но не понимаю, каким будет приз, во имя чего я так стараюсь пройти все уровни.
− Пусть, что чудовищно и дико, но эта стихия полностью соответствует твоим чертам, твоему органическому составу. Тебе слишком хочется быть порядочной, в том формате, который ты усвоила своим детским сознанием из хороших книжек. Но по-настоящему тебя ведь влечет совершенно другое. То, что действительно определяет тебя. Ты именно такая, склонная к тому, чтобы испытывать наслаждение от боли, желающая подчиняться. Ты можешь, конечно, пытаться отгородиться от своих желаний и спрятать их поглубже, надеть миллион масок, тщательно скрывать свою порочную суть за нарядом добродетели. Но зачем? Зачем такие усилия, если можно наслаждаться собой, исполнением своих желаний и тем, что тобой правильно управляют? Видишь, как мы замечательно совпали в наших вкусах: ты любишь насилие, а я люблю насиловать тебя. Ты можешь выиграть саму себя, Эмка. Свой апгрейд, в котором тебе будет намного лучше, чем сейчас, чем было до встречи со мной.
Князев ложится рядом и кладет на себя мою левую ногу, полностью обнажив внутреннюю часть бедра.
− Как обычно, чтобы тебе было проще понять мою мысль, проведу близкую тебе аналогию. Хотя я давно всю тебя видел и изучил, ты и сейчас очень стесняешься, что твои бедра далеки от идеала, который ты себе наметила, − Князев надавливает пальцем на кожу и проводит им в сторону колена, от чего становится заметно, что под кожей есть маленький слой жира. − Стесняешься рыхлостей на коже, пытаешься лечь в какой-то особой позе, прикрыться одеждой, спрятать от меня то, что я не должен видеть, потому что, по твоему мнению, это меня оттолкнет. Но я, повторяю, уже все видел и меня ничего не испугало. Для чего же ты это делаешь? Я ведь знаю и про то, что у тебя такие бедра, и про твою стеснительность. Зачем пытаться скрыть от меня то, о чем я знаю? Мне не мешают ни твой жир, ни растяжки наслаждаться тобой, заботиться о тебе, учить тебя получать удовольствие от себя самой, от меня и вообще от жизни. Но мне мешает твоя глупая манера делать поверхностные выводы и прятаться от себя самой.
Он, как всегда, во всем был прав. Я действительно стесняюсь всей себя, и ничего себе не позволяю, потому что мне кажется, что это недопустимо и неправильно. Стесняюсь своих мыслей, желаний, представлений, если они отличаются от того, что было написано в книгах про большую и чистую любовь и праведную жизнь. Стесняюсь того, что совсем не похожа на тех идеальных прелестниц, которые раньше были у Князева. И сейчас у меня запылали щеки от того, что он меня рассекретил.
− Твои бедра, то, какие они − это ведь тоже твоя суть, особенность. Можно их прятать, и во время секса думать только о том, чтобы партнер не заметил на них жир и растяжки. При этом получишь мало радости, потому что будешь закрываться и напрягать тело там, где его надо расслабить. А можно отдаться процессу и кайфу, игре своей сути с чужой сутью. Теперь скажи мне, для чего ты пытаешься прятать от меня и свои ляжки, и свои желания, если я хорошо рассмотрел и то, и другое?
Действительно, очень глупо и бесполезно. Но я все равно стесняюсь. И тела, и души. Вот что на меня нашло, я же сама обещала ему послушание, когда мы катались на колесе обозрения?
− Эмка, это ты. Это вся ты. Не наказывай себя за то, что ты родилась не такой, как хотелось бы, и не там. Да, моя маленькая дурешка, и ляжки, и порочные желания, и экстаз от боли. Это все ты. Не надо отрицать себя, это мешает наслаждаться и изучать свои пределы, отказ от дальнейшего пути − это тупик. Тем более, мы уже далеко зашли, и на каждом этапе всех все устраивало. Нет никаких внятных причин обманывать себя, надеясь на то, что теперь ты сможешь спокойно отказаться от секса, от меня и от моих экспериментов.
Князев больно щипает мою ногу выше колена, специально довольно грубо сбрасывает ее с себя. Поднимается и выходит из комнаты. Уже на пороге он поворачивается в мою сторону:
− Мне завтра рано вставать, я устал. Поэтому сегодня лучше я кончу в ладошку, чем буду слушать, как нелепо и надуманно ты отрицаешь очевидное. Кстати, если тебе так уж не нравятся твои ляжки, можешь обратиться к моим сотрудникам. Они тебе все разгладят. Хотя, зачем тебе решать свои проблемы, ведь без них тебе не над чем станет плакать? Ведь так, а, заинька?
Князев ушел спать в другую комнату. Я понимала, что это часть его воспитательного плана. Но мне все равно было грустно от того, что, если я не смогу себя перебороть, когда-то очень скоро он будет разрабатывать свои стратегии в отношении других женщин. Или наоборот, вылепит из меня полностью то, что ему нужно, и остынет. А я настолько глупа на его фоне, настолько не понимаю его вкусов, что даже не смогу уловить момент, в который он решит, что история со мной окончена.
Да уж, Князь, ты мне действительно необходим. Починить ляжки и свою голову я смогу только с тобой. Я лежала в кровати и не могла уснуть. А еще, мне хотелось кончиками пальцев почувствовать волосы на его груди, ощутить силу его рук, сжимающих мое тело. Интересно, как он отреагирует, если я приду к нему и просто лягу рядом?
Тихонько открыв дверь и войдя в комнату, я поняла, что Князев тоже не спит. Конечно, в отличие от меня, он не плачет, не мучается, не сожалеет и ни о чем не сокрушается. С ним происходит что-то совсем другое. Я бы отдала лет десять из своей жизни, только чтобы узнать, о чем он думает.
− Можно, я останусь с тобой? − прошептала я.
Князев поднял одеяло и похлопал по простыне около себя. Я легла рядом с ним, близко-близко к нему, зажмурилась и слушала его дыхание. Непостижимый человек, слишком масштабный и развитый, порочный, но при этом благоденствующий по отношению ко мне, пытается воспитывать меня в духе современности и своего взыскательного вкуса. Хорошо ли мне около него? И физически, и на всех уровнях невидимых ощущений мне с ним просто прекрасно. Но при этом меня разрывает ощущение того, что не стоит с ним быть, что судьба не могла преподнести мне подарок без подвоха. Почему не стоит? Вот не стоит, и все.
− Я знаю, что у тебя есть еще вопросы. Разрешаю тебе задать их, − Князев касается губами моей шеи и слегка прикусывает кожу.
− Мы с тобой ни разу не признавались друг другу в любви. Ни ты мне, ни я тебе. Мы с тобой вообще никогда про любовь не говорили. Может быть, именно это мешает мне воспринимать наше общение как отношения. Воспринимать нас как пару, а себя как твою женщину, а не просто девчонку, с которой ты временно развлекаешься.
Князев немного отстраняется и начинает смеяться. Лежит на спине, и я в полумраке вижу его глаза, черты лица, очертания тела. Не просто смотрю, а любуюсь. Наслаждаюсь возможностью находиться около него настолько близко, чтобы слышать и видеть. Но не верю, что могу быть по-настоящему нужной ему.
− Не смейся, пожалуйста. Ты разрешил мне спросить.
− Прости, заинька. Ты так очаровательно наивна и не уверена в себе, что это вызывает у меня умиление. Я смеюсь не над тобой. А от нежных эмоций, от того, какая ты маленькая и чистая. И от предвкушения того, как много ценных и редких трав можно собрать на этой не истоптанной поляне.
− Ты ответишь? − я протягиваю руку и осторожно дотрагиваюсь до его голого плеча. Сначала кончиками пальцев, а потом глажу всей ладонью. Настоящий, живой, теплый. Мужчина. Я хотела отношений, о которых можно было бы написать книгу. Давно мечтала, завидуя героиням романов разных эпох. Вот он, этот мужчина, с которым каждый новый день интереснее предыдущего, он передо мной, мой заказ выполнен. А мне почему-то не по себе.
− Эмка, я же взрослый мужик. Все признания остались в детстве и юности, тогда казалось, что подобные слова что-то значат, что они необходимы. Что если не скажешь их, то отношений будто и нет. Сейчас у меня нет ни малейшей потребности в том, чтобы говорить о любви или рассуждать, испытываю я ее в данный момент или нет. Я мыслю другими категориями, о том, хорошо ли мне рядом с женщиной, хочу ли я продолжать быть именно с ней или нет, что я могу от нее получить, и что мне придется дать ей взамен.
− То есть меня ты не любишь? − я спросила это, а через секунду испугалась. Любой ответ будет для меня страшен. Если не любит, то наши отношения точно ужасны и надо из них выбираться. Если любит, то выходит, что от любви нет никакого прока, потому что даже при ее наличии многое не клеится, и внутри, и снаружи больно и жутко. Но я снова не угадала того, что услышу от Князева.
− Ты мне нравишься, я испытываю к тебе интерес, который заставляет меня снисходительно относиться к твоим особенностям. Мне хочется заботиться о тебе, изучать и менять под себя, наблюдать за тобой, видеть различные настроения и реакции. Все это мне хочется именно от тебя, а не от какой-то другой женщины, девушки или девственницы. От тебя. С твоими растяжками, жиром, которого ты стесняешься, с твоим странным подходом к жизни.
Князев резко поднимается, стаскивает с меня одежду, кладет меня на спину. Я лежу голая под ним. Он не держит мои руки. Своими же опирается о кровать на уровне моих плеч.
− Здесь не слишком светло, приходится возрождать в памяти то, как выглядит тело. Я не могу разглядеть ничего из того, чего ты стесняешься, поэтому сейчас тебе должно быть легче выполнять мои указания. Погладь свою грудь. А потом животик. А потом хорошенько удели внимание мокрым складочкам вульвы. Только чтобы я все слышал, и твое дыхание, и влажные скольжения. Не надо стесняться, если ты слишком мокрая и будет хлюпанье. Я в курсе, что ты возбудилась и потекла. Это женская физиология. У пуританок тоже есть письки и они тоже текут.
Я вздыхаю и закрываю глаза. Князев нависает надо мной. Чувствую, что он находится в ожидании. Очень, неслыханно, неописуемо странно − мастурбировать, лежа под мужчиной. Но у меня, как обычно, нет выбора. Что-то мне подсказывает, что эти уроки мне стоит пройти, потому что они неизбежны и дадут какой-то ценный результат.
Он услышал все, что заказывал. И то, как шуршала кожа пальцев о кожу груди. И то, как потом мои пальцы тонули в смазке и размазывали ее, как пальцы ускорялись и звук становился чавкающим, совсем не эротичным, на мой взгляд. Однако Князеву это очень понравилось. Он сел перед моими раздвинутыми ногами на колени и спустил трусы. Даже в полумраке было хорошо видно, что его член считает зрелище вполне удачным.
Князев не стал засовывать его в меня. Он энергично похлопал им по вульве, потерся по влажной поверхности. Я чувствовала, как он напряжен, как сильно ему хочется, чтобы мое тело тоже откликнулось. Пока я думала, как мне поступить, заметила, что моя промежность уже стала самостоятельно действовать: она подавалась вперед и терлась о член. По моему телу расплескивалось тепло, оно добралось до всех закоулков, тупиков и частиц, в бедрах и запястьях будто появились искрящиеся иголочки. Я стала громче стонать, понимая, что через несколько секунд получу то, что выпрашивала. И в тот момент, когда это случилось, горячая сперма разлилась по моему животу.
Князев лег на меня и несколько минут жарко целовал мои губы, а я пыталась глубоко дышать расширенными ноздрями, потому что мне не хватало воздуха.
− Я думаю, что у тебя на самом деле совсем другой вопрос, − чуть позже тоном уверенного властелина произнес Князев. − Ты хочешь знать, почему, несмотря на стыд и желание убежать, ты ощущаешь постоянный и нестираемый контекст − тебе нравится играть со мной в эту игру жертвы и тирана. Так?
По разгоряченному телу пробежал холодок. Он слишком хорошо меня знает. Очевидно, что даже лучше, чем я сама. Убеждаюсь в этом, который раз.
− Да, так.
− Обычно я не даю бесплатных консультаций, но сейчас ты заслужила, − Князев усмехнулся, взял мою руку и больно укусил за запястье. − В твоей жизни было много испытаний, которые ты проходила в роли жертвы, ты к ней привыкла и усвоила, что это твое природное состояние. Теперь в любой ситуации ты именно жертва, страдающая, плачущая, обмусоливающая каждое переживание. Ты подсознательно ждешь страданий, потому что это твоя стихия. Это самые яркие для тебя переживания, только с ними ты ощущаешь себя живой. Да, хоть от полноценной жизни ты и отгораживаешься, но чувствовать себя живой ты при этом очень хочешь. В отношениях со мной, нелогичных и непривычных для тебя, ты ждешь наказания за то, что позволила себе приблизиться ко мне, такому плохому, злому, непорядочному. С одной стороны, тебе хочется быть со мной, а с другой, по своему же мнению, ты должна быть наказана за свои чувства и желания. Я ведь прав?
Я лежала с открытыми глазами, слыша свое и его дыхание, чувствуя тепло его тела, вспоминая, как приятно было несколько минут назад. Конечно, он прав.
− Какое задание будет следующим? − тихо спросила я.
− Завтра узнаешь. А мне действительно нужно выспаться. Завтра у меня будет непростой день. Наглые мажоры тоже иногда работают, − он больно хлопнул меня ладонью по бедру, встал и ушел.