Глава 5 А что у тебя под одеждой?

Чуть больше недели спустя – 15.03.2019, пятница

Пенопласт – это, наверное, один из самых ненавистных упаковочных материалов, потому что, даже если вообще не прикасаешься к пенопластовому блоку, белые шарики все равно разлетаются по всей комнате.

И сколько бы Мона ни отряхивала свое черное вязаное платье, эти мелкие комочки не сдавались.

– Я даже колдовством не могу от них избавиться, проклятые защитные чары, – жаловалась она.

Ну, хотя бы Тиффи теперь есть что погрызть, так что свинка сидела у Моны в переноске сытая и довольная.

Священный пенопласт, который так ненавидели распаковщики и обожали упаковщики, идеально подходил для транспортировки хрупких грузов. Старинный короткий меч, лежавший в ящике на столе перед Моной, был более чем хрупок. На деревянный контейнер наклеили все существующие варианты предупреждения: «Ни в коем случае не трогать».

Невзирая на это, череп Бербель парил низко над клинком, чтобы внимательно его рассмотреть.

– Как интересно! По-моему, в него кто-то вселился.

Ее голова повернулась вокруг своей оси, при этом тело, одетое в бордовый бархатный костюм, держалось в углу комнаты, чтобы не подцепить пенопластовые шарики.

Борису сильно досталось от этого упаковочного материала. Солист группы «Отгробовано», красующийся у него на футболке, словно тонул в снежной буре. Не переставая судорожно отряхиваться, Борис пытался правильно расшифровать указания по мерам безопасности. – Ничего себе! Редко мне доводилось читать подобную чушь. Не передвигать, не прикасаться, не облизывать? Не уверен, что хочу услышать связанную с этим историю. Я возмущен. – Его передернуло. – И как же нам тогда разместить сей драгоценный экспонат в витрине? – спросил он, обращаясь к профессору, который копался в другом ящике с реликвиями.

Между тем пушистые седые волосы старика были уже сплошь усеяны белыми шариками, и Мона с трудом разглядела его лицо под слоем пенопласта.

– Да, очень сложный случай. Тут нужны связанные с любовью бабушкины перчатки, – объявил он, при этом выплевывая через стол белые пенные комочки.

– Прошу прощения? – поморщился Борис.

– Любовь, Борис, любовь. Лучше всего бабушкина, они обычно любят ни за что, – фыркнул Копролит, как будто в такой рабочей методике не было ничего необычного.

Ну, во всяком случае, для Моны так и было: сама едва в это веря, после слов профессора она достала пару перчаток-прихваток, желто-красный цветочный узор которых лишил эту сцену всякой мистики. С тех пор как она активно занялась настоящим изучением проклятий, каждый день приходилось сталкиваться с неизвестными ей ранее, казалось бы, абсурдными способами очищения, о которых в Университете магии никто даже не упоминал.

И да, часто решением проблемы действительно являлась любовь.

– От моей сводной бабушки. Она постоянно вяжет мне новые из-за горящих ладоней, сами понимаете.

Мона кривовато усмехнулась и надела перчатки. Осторожно просунула руки под меч и подняла его. Тиффи с любопытством потянула к нему маленькие лапки, однако моментально отреагировала на «Эй, эй, эй» от Моны.

– Ну, раз так, – буркнул Борис, отложил инструкцию и встал, чтобы открыть своей коллеге дверь в коридор.

Они заранее подготовили все необходимое для экспоната, и достаточно было один раз закрепить защитные печати на витрине, чтобы сдержать проклятие меча. Согласно данным историков, в клинке спал проклятый дух, который крайне злобно себя вел, когда его будили. Так что вольпертингер составит ему отличную компанию. Бен тоже сегодня выглядел ужасно уставшим. Ради Моны они с Борисом всегда оставались в музее до тех пор, пока ее не заберет с работы Бальтазар. Однако неусыпная бдительность на протяжении последних семи дней постепенно измотала их обоих.

– Собственно, рабочий день окончен, – пробормотала Мона и слегка потянулась, от чего у нее хрустнула шея.

Редко она так радовалась выходным. Они с Бальтазаром практически не виделись из-за его расследований, Мона постоянно находилась под присмотром друзей, а исходящая от Носдорфов угроза все время нависала над ней невидимой тучей. От этой мысли она невольно вздохнула. Затем быстро прилепила на стеклянный колпак последнюю наклейку с печатью и еще раз прошлась вокруг витрины.

– Теперь точно достаточно. – Мона сама не знала, что имела в виду: работу или свою вновь разыгравшуюся тревожность.

Тем временем Борис, Бен и Бербель расставляли соответствующие информационные стенды и устанавливали оградительные ленты. К ним присоединилось несколько проклятых статуй, которые не горели желанием делить свое выставочное пространство с ржавым куском металла. К счастью, мраморные изваяния не умели говорить. Их жалобы больше проявлялись в виде раздраженного каменного скрежета.

– А когда тебя заберет Бальтазар? – зевая, полюбопытствовал Бен и бережно провел безголовую статую вокруг витрины, чтобы проклятая реликвия могла сориентироваться.

– Только через два часа. – На всякий случай Мона проверила смартфон, но новых сообщений в их диалоге не появилось.

– Папа, – подала голос Тиффи.

– Твой папа немножко задерживается. Сегодня он осматривает места преступлений.

– Да ну? – заинтересовавшись, присвистнул Борис. – А твой муж превратился в настоящего следователя.

У Моны за спиной послышался шорох. Когда она оглянулась, то увидела, что у него в руках словно из ниоткуда возникла стопка бумаги.

– Борис, тебе же известно, что друзья не могут писать тебе рекомендации, и Бальтазар тоже. Кроме того, рекомендация от демона тебе мало чем поможет, – напомнила ему она.

Друг тут же обиженно выпятил нижнюю губу.

Они уже несколько дней корпели над его документами для обучения по программе мифокриминологии. Даже для простой подачи заявления ему требовалось официальное разрешение. Вампирам приходилось учиться по ночам, а такую возможность предоставляло всего несколько университетов. Желающие поступить буквально охотились за этими местами, но так как почти у всех вампиров имелись разные прегрешения, без рекомендаций и поручительства кого-нибудь из ведомства туда никого не принимали. У Бориса была судимость за мошенничество, довольно безобидная по сравнению с преступлениями других древних кровососов… и тем не менее им до сих пор не удалось даже попасть на прием к квалифицированному специалисту из этой сферы.

– Мони, как ты считаешь… По-твоему, Ван Хельсинг не откажется выслушать мое дело? Благодаря его отзыву передо мной бы открылись все двери. Может, пригласить его на ужин? – предложил Борис каким-то странно смущенным тоном.

– О, это плохая идея, – оскалилась ведьма. – В итоге он еще подумает, что ты хочешь… ну, ты знаешь… – Она указала на его шею.

– А он и хочет, – громко выкрикнул Бен, который между тем уселся на полу. Круги под глазами, темнее, чем дождевые тучи, придавали ему более неживой вид, чем у Бориса, зато на губах играла живая улыбка. – Хочется же вонзить зубы в шею охотника на вампиров, да? – О-о чем ты? – начала Мона, но замолчала, заметив, как заалели уши Бориса. – Нет, пожалуйста, скажи мне, что я ошибаюсь. Я всегда думала… Ты так странно на него реагировал. Но ты же его не боишься, верно?

– Он ему нравится, – ответил за коллегу Бен и засмеялся.

Борис раздраженно зашипел. Он демонстративно скрестил руки на груди и пискнул подозрительно высоким даже для него голосом:

– Нет!?

Мона возмущенно ахнула:

– Борис! Он же охотник на вампиров!

– Пфф… И что? Преступников среди нас, кровососов, столько же, сколько и везде. Хорошо, что кто-то взял их на себя.

– Да, но если Ван Хельсинг увидит в тебе угрозу… Он оборотень! Ты же сам видел!

– Я сразу это понял, – небрежно откликнулся Борис. – Это и позволило ему подвергнуть меня такому испытанию, помнишь? Он сунул свое запястье мне в зубы. Мне – изголодавшемуся вампиру. Ни один человек не проявил бы подобного легкомыслия. Но оборотень? Если бы я его укусил, он мог бы порвать меня на куски.

– Что? Ты знал? – Мона готова была схватить Бориса и встряхнуть.

– Такие вещи определяешь по запаху, – подключился Бен.

– И вы ничего мне не сказали, потому что?.. – Теперь ведьма по-настоящему разозлилась, у нее ведь не было необходимых инстинктов, чтобы чуять оборотней.

Бен пожал плечами:

– Я думал, ты в курсе.

– Интересно, откуда? – Мона в недоумении уставилась на друзей. – И в каком смысле он мог порвать тебя на куски?

– Ну, теоретически. Но он этого не сделал, – произнес Борис, как будто это что-то доказывало.

– Крупные сильные мужчины не в моем вкусе, – вставила Бербель. Ее череп покачивался из стороны в сторону между Борисом и Беном. – Но должна признать: древний вампир влюбляется в опаснейшего охотника на вампиров, который, помимо всего прочего, еще и оборотень… В этом есть потенциал. Я бы почитала такую книгу.

У Бориса открылся рот.

– Я бы попросил!.. Я… я-я вовсе не… – Последние слова он буквально выдохнул, – не влюблëн!

– А твои уши говорят об обратном, – пропела довольная Бербель.

– Его что, запрещено считать симпатичным? Или привлекательным? – Борис еще крепче сжал руки перед грудью, словно пытался изобразить ими брецель.

– Ах, Борис… Но ты же не из-за него собрался работать в криминальной полиции, правда? – насторожилась Мона.

– Конечно, нет! – он фыркнул и задрал подбородок. – Это же полный бред. И-и мы вообще не должны были это сегодня обсуждать.

– Ты первый начал об этом…

– Кстати, ты наконец выбрала свадебное платье? – перебил ее Борис и сделал шаг ближе, в результате чего Тиффи тут же протянула к нему лапки.

– Ч-что? Нет! В-время еще есть. – От неожиданности Мона начала заикаться. Она аккуратно ослабила переноску на шее, чтобы ее демоненок с радостным визгом мог прыгнуть к Борису. Круг ее друзей малышка теперь считала своей семьей, особенно дядю «Бобо».

– Есть? Разве речь шла не о следующем месяце? – укоризненно сказал тот, расстегивая свой комбинезон, чтобы усадить туда Тиффи.

– Да, но ведь такие вещи не должны отнимать много времени?

Для Моны и Бальтазара главным был именно жест. Они собирались провести тихую церемонию с друзьями, потом вместе пойти в бар, чтобы чего-нибудь выпить, легко и непринужденно. Да, Мона хотела, чтобы все было тщательно спланированно, романтично в соответствии с поводом, в конце концов, это знак уважения их любви, но вот давления она не хотела совсем. И, увы, ощущала его всякий раз, когда задумывалась о планировании торжества… а также когда дело касалось ее платья. – Но тебе нужно свадебное платье или нечто подобное. Если у вас будет что-то вроде голой церемонии, то я пас, – полушутя заявил Борис.

– Нет! Ничего подобного! – Мона раздраженно застонала. – Я-я еще успею этим заняться… но… Что там насчет Ван Хельсинга?

– Не переводи тему. Ты не можешь вечно увиливать от организации собственной свадьбы.

– Эм…

Да, конечно – это она здесь стремится уйти от темы, как же. Мона выразительно закатила глаза, но Борис умело ее проигнорировал. Он, к сожалению, попал по больному месту. В последние дни Мона думала о чем угодно, но не о свадьбе. После атаки Носдорфов в пешеходной зоне желание устроить праздник своей любви почему-то казалось ей эгоистичным. Разве она не должна сосредоточиться на спасении этого чертового мира?

Отсутствие контратаки со стороны Моны, видимо, говорило само за себя, потому что Бербель бросила на нее обеспокоенный взгляд из кривоватых глазниц.

– Дорогая, у тебя, похоже, душа ушла в пятки? Давай купим тебе носки? – прошептала скелетиха. Ее немецкий улучшался с каждым днем, но фразеологизмы регулярно испытывали на прочность даже носителей языка.

Мона с улыбкой покачала головой:

– Нет, дело определенно не в этом. Но… ты права. Из-за этих пудинговых вампиров я вся на нервах, поэтому в какой-то степени пустила все на самотек.

Они старались не называть фамилию «Носдорф», а десерты звучали не так страшно.

– Хорошо, тогда решено. Мы будем выбирать свадебное платье прямо сейчас! – объявила Бербель, поймала свой череп и энергично направилась к одной из статуй. Та без особого сопротивления последовала за ней. Скелетиха разместила ее в паре метров перед скамейкой для посетителей, прежде чем взять Мону за руку и усадить на скамейку. – Борис? Ты же пользуешься смартфоном, да? – спросила Бербель. – Наверняка существует какой-нибудь свадебный салон для готов.

Тот с ухмылкой выудил телефон из кармана брюк и опустился на скамейку рядом с подругой. За ним поплелся и усталый Бен, который устроился на полу.

– Не думаю, что сейчас подходящее время, – начала Мона.

– Чепухенция! – Ровое любимое слово Бербель. На самом деле она редко использовала его так уместно, как сейчас. – Приготовь свои ведьминские пальчики! Будешь нащелкивать на статую иллюзии всех симпатичных платьев, пока мы не найдем что-нибудь, что тебе захочется наколдовать на собственное тело, мм? А если это тебя не отвлечет, снова обсудим проблему похотливого вампира.

Бербель кивнула Борису, который моментально возмутился:

– Я бы попросил!

– Н-но я не хочу использовать свою свадьбу как способ отвлечься. Она должна быть в центре внимания, – пожаловалась Мона, не видящая никакого смысла в этом предложении.

С тех пор как у девушки в голове поселилась идея настоящего бракосочетания с торжеством, в ней постепенно проявлялись все качества нервной невесты. Все ведь не обязательно должно быть идеально, и тем не менее это слово все чаще проникало в мысли Моны. Бальтазар очень важен для неë, их союз так значим – разумеется, праздник должен соответствовать.

– Брак создан для того, чтобы делать тебя счастливой. Ты станешь счастливой, если на некоторое время забудешь о пудинговых кровососах? Подарит ли тебе радость красивое свадебное платье? Ну? Нууу? – Белый череп Бербель завис прямо перед лицом ведьмы. Скелетиха опять его сняла и аккуратно сложила свои кости и костюм возле скамейки.

– С-сделать меня счастливой, – повторила Мона.

Да, точно – у нее появилось неоспоримое ощущение покалывания в животе. Всякий раз, когда она думала о том, что выйдет замуж за мужчину своей мечты, – в платье, красивая, как королева, – сердце трепетало. Вот только чувствовала ли Мона себя счастливой? Должна чувствовать. В конце концов, она же выходила замуж за бога.

– Ну вот видишь? Итак, начинаем миссию «Отвлечь ведьму»!

Колдовством управляла фантазия. Она обладала силой превращать мечты в реальность. Единственное, что для этого требовалось, – несколько веков практики. Высшие из ведьм и колдунов возвысились до статуса божеств благодаря силе воображения, а в отдельных случаях даже создавали собственные вселенные.

Моне до них было еще далеко, однако ее попытки впечатляли. Благодаря образным шаблонам на смартфоне Бориса ей не составляло труда наколдовывать на каменном теле серо-белой мраморной статуи один свадебный наряд за другим.

Вот только та самая искра, которую описывали как магическую, никак не желала заряжать Мону. Предполагалось, что это станет для нее эмоциональным моментом, но она видела лишь какие-то платья черного цвета, в которых было либо слишком много, либо слишком мало ткани.

Всего несколько дней назад Мона грезила приготовлениями – совершенно незнакомое чувство, ведь раньше свадьбы ничего для нее не значили. Но с Бальтазаром этот шаг казался абсолютно правильным. Их договор уже существовал, так почему бы не почтить достойным образом его и обретенную ими любовь? Они вольны пожениться так, как это сделали бы демон и ведьма, а не так, как того ожидало общество. Как сказала Бербель, брак должен делать тебя счастливым. Так о чем же говорил тот факт, что Мона ни на секунду не могла испытать восторга от своего будущего свадебного платья? А то, что она больше не ощущала этой «правильности»?

Никогда прежде мир не казался Моне таким громким и беспорядочным, как в минувшие несколько недель. Каждая атака Носдорфа все туже затягивала невидимую петлю на ее груди, буквально мешая дышать. Чего бы она только ни отдала, лишь бы забыть о них хоть на мгновение. Мона не хотела больше так себя чувствовать, но даже собственная свадьба не могла ее отвлечь. Почему не получалось просто порадоваться? Ей все казалось фальшивым. Но она же принимала этот хаос – разве этого не должно быть достаточно, чтобы ее страх исчез? Ведь так учил Бальтазар.

Вот же чертовщина! Обычно Мона забывала даже о существовании горы грязной посуды, если достаточно долго ее игнорировала, а иногда пропускала чрезвычайно важные встречи, потому что застревала в водовороте милых видео с котиками на телефоне. Она же умела отвлекаться. Но хотя бы на день абстрагироваться от драмы – неужели девушка так много требовала?

– Мони? – прошептал Борис совсем близко, и она испуганно вскинула голову. – Ты уже какое-то время не отрываешься от этого платья, но, судя по взгляду, ты на него даже не смотришь… Конечно, идея была хорошая, но, если тебе не нравится, можно просто отдохнуть.

– Нет, – Мона беспокойно поерзала на скамейке, – я просто не могу… Не знаю почему, простите.

Больше всего ей хотелось вскочить и убежать прочь. Эта усилившаяся за последние дни тревога очень напоминала панические атаки перед контрольными в детстве.

Хотелось вернуть то чувство, которое охватило ее в момент столкновения с зомби в «Woolworth». Мона никогда не умела мириться с проблемами. Ей нужно было или немедленно их решить, или удрать и спрятать голову в песок. Как раньше, во время учебы в университете. Она бежала от реальности и добежала до самого Египта. Неизвестность относительно планов Носдорфов парализовала Мону. Ужасное ощущение. Если она совсем разволнуется, скоро у нее на коленях будет сидеть Бальтазар.

– Все в порядке, дорогая, – промурлыкала Бербель, одергивая платье на статуе. – Я тебя понимаю. Ты много пережила за эти несколько месяцев. С этой мыслью надо сначала поспать.

– Переспать, – поправил Борис.

– Это как-то связано с яичками?

– Н-нет, вряд ли. – На лбу у задумавшегося Бориса образовалось несколько складок.

По крайней мере, Мону позабавил их разговор. Друзьям всегда удавалось облегчить ей самую тяжелую ношу. – Все будет хорошо, – сказала она, но не сдержала вздох. – И-и все платья красивые…

– Неправда, – вмешался Бен. Он встал с пола и сел с другой стороны от нее. – Посмотри, как неаккуратно расположены банты. И зачем они там вообще? Они же теряются на блестящей черной ткани. Выглядит дешево. У меня бы тоже испортилось настроение. Дай-ка сюда! – потребовал он и указал на мобильник.

Удивленно моргнув, Мона все-таки передала ему телефон. Оба ее друга отлично разбирались в одежде, во всяком случае, если речь шла о панке и метале, вот только банты там редко фигурировали. Впрочем, может, именно в этом и заключалась проблема Моны.

– Мы с Бенико постоянно просматриваем шмотки. Она сейчас работает над косплеем принцессы Серенити, и я ей помогаю. Но, по-моему, такой стиль не для тебя. А классические готические платья кажутся на тебе слишком тяжелыми. Тебе нужно что-нибудь более современное.

Обычно легкомысленно болтающий Бен внезапно заговорил как продавец в дорогом бутике. Он критично пролистывал предложения онлайн-магазинов.

Коллеги, как завороженные, следили за его кропотливыми поисками. Теперь Моне стало по-настоящему любопытно. Позже обязательно нужно будет расспросить Бенико о косплее. Это персонаж из «Сейлор Мун»? Мультсериал, научивший Мону любить китч. Они с Амелией постоянно играли в трансформацию, пусть и без платьев волшебных воинов в матросках, а в костюмах, больше напоминающих одежду для рестлинга.

У Бена ушло поразительно много времени на выбор. Он то и дело презрительно фыркал, цокал языком, закатывал глаза. Мону удивила такая самоотдача, однако Бен, как и Борис, с головой погружался в новые интересы – к тому же, Бенико много для него значила. Громкое «Ха» от Бена застало ее врасплох. Даже Бербель подпрыгнула, из-за чего у нее из грудной клетки со звонким стуком выскочило ребро.

– Вот оно! – воскликнул Бен, но прикрыл дисплей ладонью. – Наколдуй его сразу на себя, ладно? Просто скажи, что это должно быть платье, на которое я сейчас смотрю, так получится?

– Эм… конечно? – по крайней мере, Мона на это надеялась. Когда девушка поднялась, тело на мгновение запротестовало: слишком долго сидела. Неуклюже передвигая занемевшими ногами, она доковыляла до мраморной статуи и прочистила горло. – Оборотень обнаружил платье, пусть его на ведьму наденет заклятье! Заколдовать!

Одна из лучших ее рифм. Щелчок пальцами разнесся громким эхом по просторному выставочному залу.

Ничего не произошло. Она в недоумении взглянула на свои пальцы. На их кончиках потрескивала магия.

– Странно, почему… – произнесла она, однако замолчала, когда потрескивание сменилось мерцанием.

Ладонь Моны окрашивалась в темно-фиолетовый, теряя свою текстуру. Она словно вглядывалась в вечернее небо, на котором показались первые звезды, вот только это небо растекалось по ее коже. Подобно жидкости, сияние поглотило всю руку. Лишь в последний момент Мона сообразила, о чем только что думала и какая картинка возникла в голове.

– Черт, черт, черт! – выпалила она, так как собственное колдовство затянуло ее в классическую, насыщенную эффектами трансформацию воина в матроске. Разве что без крутых поз, поскольку Мона застыла как вкопанная, пока магия окутывала ее, создавая платье из лент… И она могла бы поклясться, что на заднем плане играла тихая музыка. Хотя, возможно, это просто проклятые вазы: звучало подозрительно похоже на вступление из «Клуба Винкс».

Друзья и даже Тиффи округлили глаза. Бербель от удивления уронила челюсть на пол. Прошло неприятно много времени, прежде чем колдовство завершилось, освободив тело Моны… И тогда у всех открылись рты. Мраморная статуя в шоке подняла руки к голове без лица.

– Что, что, что? – ахнула Мона, перед глазами у которой до сих пор плясали звездочки. Столько блеска – это перебор.

– Зеркало! – Борис вскочил, схватил ее за руку и просто поволок за собой. Бербель и Бен без промедления последовали за ними.

Мона опустила глаза и заметила, что при ходьбе из-под подола выглядывают черные туфли на плоской подошве. Естественно. На высоких каблуках она бы никак не смогла так быстро бежать за Борисом.

Платье казалось тяжелым, и, после того как друг дотащил ее до зеркальной стены на лестничной клетке, Мона поняла почему.

Облегающий корсаж из черной кожи с узором в виде созвездий. Под ним прозрачный лиф с рукавами лишь из темно-фиолетового тюля. Ткань, струящаяся, как водопад, и темная, как ночь, ниспадала до самого пола. Трудно сказать, была ли на ней вышивка или сверкали настоящие звезды. Мона как будто облачилась в само ночное небо. Простой современный крой подчеркивал ее фигуру, оттенял светлую розовую кожу и зеленые глаза, которые при виде отражения в зеркале наполнились слезами. Без лишних слов она бросилась в объятия Бена. – Так и знал, что тебе пойдет, – радостно пробормотал тот и прижал Мону к себе.

– Ты прекрасна, дорогая! – череп Бербель крутился в воздухе, словно она исполняла веселый танец.

– И я бы сказал, что мы определились с основным мотивом торжества, не так ли? – Борис высказал вслух то, что моментально отразилось в сознании Моны.

Она выйдет замуж за бога. Ни о чем другом, кроме свадьбы под звездным небом, не могло быть и речи. Мона не сдержала радостный смех. Ощущение предвкушения вернулось с такой силой, что на глаза вновь навернулись слезы.

– Огромное спасибо, – прошептала она.

– Ну-ну, все хорошо, – Бен по-приятельски похлопал Мону по спине и отпустил. – Просто платье должно быть подходящим, иначе как ещё получить от этого удовольствие?

– Д-другие тоже были красивыми. Но… сейчас я чувствую себя такой… такой беспомощной, и меня это так нервирует, – призналась она. – Вы так вдохновились примеркой, а я не могла порадоваться, простите меня. Я-я же хочу, чтобы все прошло идеально… но… но Носдорф…

– Тебе просто нужно уйти в отпуск от собственной головы, – Бен шутливо постучал ее по упомянутой макушке.

Горько рассмеявшись, Мона провела рукой по волосам. Значит, у нее все написано на лице.

– И куда же мне подавать на него заявление?

– Не обязательно верить всему, что ты в ней слышишь. И не идти на поводу у всего, чего требует мозг. Оборотням приходится учиться этому с ранних лет. Как контролировать свои инстинкты и все такое. Иначе я бы постоянно искал жратву.

– Ты и так постоянно ее ищешь, – парировал Борис и даже хрюкнул от смеха, после чего добавил, – но он абсолютно прав. Некоторые мысли грубо пробиваются на первый план, даже если в данный момент мы ничего не можем с ними поделать. Нужно уметь показать им, где их место. Может, эти пудинговые вампиры действительно представляют собой проблему, но это проблема будущего.

– Знаю, Бальтазар много раз говорил со мной об этом. Отпускать ситуацию. Принимать ее. Я это поняла, я так и делаю. Я-я больше не убегаю, я открыто встречаюсь со всем, что со мной происходит. Несколько раз у меня получалось, но сейчас не особо, а ведь я должна… – Ты пытаешься заставить себя отпустить ситуацию? – спросил Бен.

Она в растерянности уставилась на него. А когда попробовала ответить на его вопрос, ее разум сорвал стоп-кран.

– Эм… – вырвалось у Моны. Слова друга медленно повторялись у нее в голове, и когда она поняла, с языка слетело громкое «Вот черт!».

Так вот что имеют в виду люди, говоря о возврате к старым шаблонам. Прошло всего несколько недель, с тех пор как она усвоила урок «отпускания», и тем не менее снова угодила в ту же ловушку. Что за порочный круг! Эта мысль ее рассмешила, Мона опять запустила руку в волосы и увидела, что друзья обменялись встревоженными взглядами.

Порочный круг – лишь начало ее новых открытий. Откаты назад были неотъемлемой частью процесса, невозможно за один день взять и изменить поведение, частично подкрепленное травмой. Чего она требовала от себя сегодня вечером? Непременно радоваться. Мона ожидала, что благодаря принятию ситуации страх исчезнет. Но это так не работает. Она чувствовала так, как чувствовала, а запрещать себе это делать и вообще называть это в корне неправильным – вот что мешало ей дышать, а не Носдорф. Она имела право отчаиваться. Нужно дать себе право на переживания, только тогда она сможет указать им на их место, как прекрасно выразился Борис. «Отпускать» не означает, что что-то исчезнет. Это означает, что нужно жить со страхом перед Носдорфами, а не избавляться от него. Иногда страх – это просто часть жизни.

В тот же миг у нее внутри развязался последний узел. Словно глоток кислорода после долгого пребывания под водой. Вслед за облегчением пришло более глубокое понимание своей проблемы и новое, до сих пор незнакомое ей спокойствие. Она наконец приняла не только ситуацию, но и саму себя.

– Я так боюсь того, что замышляет Носдорф, – тихо призналась Мона.

Тиффи выбралась из-под комбинезона Бориса и прыгнула к ней на руки. Как же приятно прижимать к груди это маленькое существо. Влажный поросячий пятачок потянулся выше и поцеловал Мону в подбородок.

– Мы все боимся, – произнес Бен, а остальные согласно кивнули. Моне послышалось, что даже статуя обеспокоенно скрипнула.

Друзья смотрели друг на друга, не говоря больше ни слова. Бербель сегодня была особенно материальна. Ведьма различила вокруг светящихся глазниц тонкие линии морщинок, которые могли быть частью улыбки.

– Я очень-очень всех вас люблю, – пробормотала Мона и стерла с глаз несколько слезинок.

– Срочно нужны групповые обнимашки! – объявил Борис, и Мона взвизгнула, когда все вдруг бросились к ней.

Узнав от Бальтазара, что нестабильность ее сил – не то, что она сможет изменить, Мона ощутила облегчение от того, что не виновата в этом хаосе, но примириться со своими особенностями по-настоящему так и не смогла. Должность окружной ведьмы – вот что должно дать ей новый уровень самоконтроля и стабильности. Что ж, теперь можно вычеркнуть эту причину из списка. Если девушка будет стремиться получить эту работу, то только потому, что сама ее хотела.

Вероятно, заключить брак для нее означало отметить свой прогресс. Договор подарил ей любящего мужчину, множество друзей, свободную жизнь и даже ребенка. Она была благодарна за каждую секунду. И эти секунды были идеальны сами по себе, поскольку привели к этому моменту.

Сейчас не хватало только места, где можно провести свадьбу… Хотя благодаря сегодняшней ночи у нее наконец появилась идея.


Загрузка...