У меня нет желания разбирать свои вещи, но я все равно это делаю. Я так привыкла делать то, что не хочется, что, наверное, это стало моей второй натурой. Мама часто повторяла: делай то, что должен, и никого не подведешь. Ее собственная интерпретация крылатого выражения.
Затем я выхожу на лоджию и долго смотрю на фонтан посреди ухоженных лужаек.
Все же здесь очень красиво.
И уже ближе к двум часам дня решаю, что не явиться на первый в этом доме обед будет невежливо.
Осторожно выхожу из своей комнаты и спускаюсь на первый этаж. В какой стороне находится столовая, я не имею ни малейшего представления. И как же мне быть?
– Полагаю, будет не лишним, – раздается за моей спиной голос папы, отчего я вздрагиваю и разворачиваюсь в его сторону, – после обеда устроить тебе экскурсию по дому. Что скажешь?
– Я буду очень признательна, – улыбаюсь я робко.
– Проголодалась? Я шел как раз за тобой.
– Да. Спасибо.
Папа еще секунду пристально разглядывает меня, а затем невесомо касается ладонью моих лопаток, подсказывая, куда идти. По пути он рассказывает о назначении некоторых комнат. Вот открытая дверь в бильярдную, а рядом с ней библиотека. Книги в ней собирались годами, начинал еще мой прапрадедушка. Папа заводит меня внутрь и с улыбкой указывает на черное пианино у широкого окна:
– Еще одно условие твоей мамы, помимо просторной и светлой комнаты. Я решил, что этому инструменту будет самое место здесь: никто не станет тебе мешать играть.
Я начинаю волноваться. Дома у меня было электронное пианино, которое сломалось незадолго до переезда, и оно стояло в моей комнате. Я тогда еще сильно удивилась, что мама решила не отдавать его в ремонт. Теперь мне известно, по какой причине – она заставила отца потратиться на настоящее пианино, и его поставили здесь, в общей комнате, в которую может зайти каждый желающий почитать книгу…
Я смотрю на папу и заставляю себя сказать:
– Спасибо большое.
– Не за что. Я не мог поступить иначе, раз для тебя важны уроки по фортепиано.
Важны? Скорее, они мне просто нравятся, а важны они для мамы и бабушки. Но отцу я, разумеется, об этом не говорю.
– Спасибо еще раз.
– Я с удовольствием послушал бы, как ты играешь, Люба, – снова улыбается папа.
– Сейчас? – взволнованно спрашиваю я. – Но… мы идем на обед, верно? Может быть, в другой раз?
Я ни разу не играла для кого-то, кроме своей преподавательницы. Ни мама, ни бабушка не просили меня о подобном, они лишь интересовались моими успехами, а дома я играла в специальных наушниках, чтобы никому не мешать. Здесь же наушники не подключить…
Я подозревала, что так и не решусь когда-нибудь подойти к этому инструменту, чтобы мою игру на нем кто-либо услышал.
– Да, конечно, в другой раз.
Отец замолкает, мы выходим из библиотеки, и я вновь чувствую на себе его пристальный взгляд, словно я диковинка, которую он пытается изучить. Все наши предыдущие встречи проходили в ресторанах и исключительно при маме – она не хотела, чтобы мы с ним оставались наедине. Не знаю, вредность это была с ее стороны или что-то другое, но познакомиться как следует нам с папой не удалось. И мне тоже интересно, что он за человек. Хочу сама понять, какой он, а не полагаться на речи мамы.
– Люба, – вдруг останавливается он. – Понятно, что для тебя переезд в новый дом к почти незнакомым людям – это стресс. Но хочу заверить тебя: я готов сделать что угодно, чтобы ты как можно скорее здесь освоилась и почувствовала себя как дома. Договорились? Обращайся ко мне по любому поводу. Мне очень хочется, чтобы мы с тобой подружились.
– И мне, – смущенно отвечаю я, немного стыдясь возникшего в библиотеке волнения. – Хочется.
– Отлично. – Вижу я его улыбку. – Ну, пойдем.
Столовая оказывается раза в два больше, чем была в нашем с мамой доме. Но я не успеваю толком осмотреться, потому что, едва мы с папой входим, Галина очень громко меня приветствует, кажется, давая мне понять, каким статусом я обладаю в ее глазах:
– А вот и наша гостья! Никита, можешь сесть за стол, раз все наконец собрались.
Возможно, ей все же не пришлось по душе наше неловкое знакомство?
– Боюсь, это я виноват, что мы задержались, – улыбается папа. Как по мне, немного натянуто. – Провел своей дочери частичную экскурсию. Знакомься, Люба, это Мирон. Мирон, а это наша Любовь.
Я еще раньше заметила сидящего за огромным столом рядом с Галиной светловолосого парня. Ее сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от легкого ветра дрожали листья березы, но как только папа представил нас, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре – от носков балеток до самых плеч, – а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Царапнула обида – я ему заранее не нравлюсь. То есть, видимо, ему абсолютно ровно, здесь я или нет. А вот сама я чувствую, как от волнения начинает ускоряться пульс.
Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.
– Люба! – занимая свое место за столом, восклицает Никита. – Ты сядешь рядом со мной?
– Конечно, – глухо выдыхаю я и на нетвердых ногах иду к накрытому столу.
В ушах звенит кровь, лицо, шею и грудь невыносимо печет, и мне это ужасно не нравится. Словно я в один миг подхватила сильнейшую простуду, которая, помимо всего прочего, еще и путает мысли, рассеивает внимание и заставляет нутро дрожать от озноба.
Можно подумать, мне раньше не приходилось видеть красивых, уверенных в себе парней. А Мирон именно такой – расслабленная поза, скучающий вид. Приходилось, конечно. Вот только я никогда с ними не общалась и уж тем более не собиралась жить под одной крышей. Ужас. Кажется, плохо дело.
– Что, Никит, неплохое новое развлечение тебе придумал отец? – насмешливо спрашивает возмутитель моего спокойствия.
И я вновь чувствую, как от его слов больно царапает в груди.
– Люба не развлечение! Она моя сестра!
– Мирон, – сдержанно замечает папа. – Если ты хочешь что-то мне сказать – говори прямо. Именно так обычно поступают настоящие мужчины.
– Андрей! – тут же возмущается Галина. – Мирон не имел в виду ничего плохого, ведь так, дорогой?
Жена отца, насколько мне известно, старше его на несколько лет. Но после ее слов – а Мирон действительно повел себя не лучшим образом, насмехаясь над решениями старшего и надо мной заодно, по всей видимости, – я вспоминаю поговорку, что возраст далеко не показатель ума.
Например, моя мама даже мысли не допускает, что я могу сказать при взрослых что-нибудь настолько дерзкое, а мама Мирона ничего предосудительного в его словах не заметила. Ну, или сделала такой вид, что тоже ее не красит.
– Ни-че-го-шень-ки, – хмыкнув, кивает Мирон и подхватывает пальцами ложку для супа. – Всем самого приятного аппетита, – насмешливо желает он.
Я решаюсь поднять на него глаза и вижу, как он переводит взгляд с меня на тарелку перед ним. От холода, который я успеваю заметить в его взгляде, у меня бегут мурашки.
Все за столом приступают к еде, в том числе и я.
Суп-пюре с грибами оказывается безумно вкусным, и мое сознание, отвлекшись хоть на что-то приятное за этим столом, постепенно успокаивается. Я едва прислушиваюсь к разговору папы и Никиты, к замечаниям Галины, а при звуках голоса Мирона постоянно внутренне вздрагиваю. Повезло, что слышно его нечасто. Они не говорят ни о чем важном. Обычные беседы людей, ежедневно обедающих вместе. Но мне все равно интересно. Так я их не спеша узнаю. И возможно, через некоторое время сама буду участвовать в подобных разговорах. Но не сегодня. Нет.
Но Галине, вероятно, наплевать на мою неготовность к болтовне.
Мы ждем, когда нам подадут десерт, и она елейным голосом замечает:
– Что же ты, Любочка, совсем не участвуешь в разговоре? Расскажи нам немного о себе, – тут же предлагает она. – Мы же совершенно ничего о тебе не знаем.
Я опускаю глаза на свои руки, пальцы которых теребят подол сарафана, и без особого желания тихо перечисляю:
– Я хожу на уроки балета, изучаю иностранные языки: английский, немецкий и французский. Раз в неделю посещаю занятия по фортепиано. И в этом году у меня получилось поступить в Высшую школу бизнеса МГУ.
О том, что я люблю сочинять песни и петь, умалчиваю. Как и о многом другом, чем по настоянию мамы пробовала заниматься, но она решала, что у меня не выходит. Пробовали мы, кстати говоря, многое, но в итоге мама остановилась на балете, языках и фортепиано. Занятия, по ее мнению, очень подходящие для «воспитанной молодой леди». А школа бизнеса нам нужна для того, чтобы я смогла самостоятельно обеспечить свое будущее. Так как удачно выйти замуж мне не светит – сорта не того.
Иной раз я очень жалела, что не похожа на бабушку и маму. Мне казалось, что это их разочаровывает и расстраивает. А с другой стороны, радовалась, что мне не придется всю жизнь жить, как они, – за чей-нибудь счет. Пусть менеджмент не мечта моей жизни, но иметь хорошее образование лучше, чем пытаться привлечь состоятельного мужчину. Особенно учитывая то, что я абсолютно не умею общаться с парнями.
– Ну, дорогая, я удивилась бы, если бы ты не поступила, учитывая финансирование твоего отца.
– И ты будешь удивлена, Галина, – усмехается папа. – Мало просто заплатить за обучение, нужно, кроме этого, сдать вступительные экзамены. Странно, что ты об этом не знаешь, ведь твой сын их удачно сдал и тоже будет там учиться.
Что?..
Я резко поднимаю глаза на Мирона, удивленная тем, что мы еще и учиться будем вместе, и успеваю заметить, как он едва заметно кривится от досады. И сдается мне, причина этой досады не в том, что наш выбор совпал, а в том, что мой папа осведомлен о его делах лучше, чем его мама.
– Я… – теряется Галина и смотрит на своего сына, кажется, в поисках поддержки.
– Не успел ей сообщить, что сделал свой выбор в пользу бизнеса, – равнодушно пожимает тот плечами, а затем отталкивается от спинки стула и ставит локти на стол, прищурившись на папу: – А вот откуда об этом знаешь ты – вопрос.
– Мне, видишь ли, в принципе нравится быть в курсе дел членов моей семьи.
– Что, даже номинальных?
– Перестань, Мирон. Не помню, чтобы я относился к тебе как к чужому, – напряженно отвечает папа.
Кажется, это не первый их подобный разговор…
– Можешь больше не утруждаться, – зло бросает парень. – Теперь, когда рядом есть родная дочь, тебе должно хватать забот о ней и Никите, а мои дела пусть остаются моими.
После этих слов он встает из-за стола и идет к выходу:
– На ужин меня не ждите.
– Андрей, – укоризненно произносит Галина, бросив на меня недовольный взгляд.
Кажется, я была права в том, что далеко не все люди в этом доме рады моему переезду. Если не хуже…