Покосившись на дверь столовой, я с сожалением засунула в рот ложку с мороженым. Господин Бандариан с интересом наблюдал за мной и отмечал странные и нетипичные реакции своей воскресшей дочери. Когда я даже на третьи сутки не начала напоминать любящую весь мир и все на свете отмороженную селедку, мужчина на глазах расцвел. Неужели он тоже считал, что эксперимент его жены не стоил счастья дочери? Кажется, не все потеряно в этом семействе. По крайней мере, я так считаю.
– Ты уверен, что мне нужно возвращаться в академию? – в очередной раз заныла я.
– Прости, – улыбнулся мужчина во главе стола. – Эта тема не обсуждается. Если ты не получишь приличного образования, я не смогу пропихнуть тебя в совет епископальных жриц. Тогда участь моей любимой дочурки будет очень незавидной. Ты же умная девочка, почитала об устройстве нового дома?
– Да, и мне оно не очень понравилось, – звонко фыркнула я. – Ученые редко верят в бога, в основном отрицая существование того, что нельзя объяснить в материальной плоскости.
– Вот только тебе придется в него поверить, – усмехнулся собеседник. – Ты попала в чужой мир и совершенно не готова с ним сродниться. Пока этого не произойдет, ты в опасности. И не считай меня надоедливым. Просто ты ставишь под угрозу сам факт существования моей дочери.
– Я понимаю, – уверенно кивнула я ему. – Но все же трудно поверить в то, чего никогда не видела. А все божественные чудеса в моем мире на поверку оказывались обычным шарлатанством. Ни больше и ни меньше прочего, вводя людей в заблуждение и заставляя их творить невесть что в угоду религиозному помешательству.
– Тут не могу с тобой поспорить, – нахмурился собеседник, – но прими мои слова как истину. Всем в нашем мире управляет церковь, и спорить с ней небезопасно. А я не хочу второй раз мысленно готовиться к твоим похоронам. Так что сделай так, чтобы у епископов или, упаси тебя всевышний, архиепископа, появились к тебе вопросы. Поняла?
– Ладно, так уж и быть, с таким я как-нибудь смирюсь, – качнула я ложкой в воздухе. – Но разве друзья Алексис смогут так же легко принять перемены в поведении своей знакомой? Никогда не думала, что столь радикальные изменения в личности можно скрыть от по-настоящему близкого человека.
– У нее их нет, – тяжело вздохнул Бандариан, – сама видела воспоминания.
– Понятно, – принимать такую правду будет нелегко. – Простите, сэр.
– Зови меня папа или отец, – махнул головой мужчина. – Странно слышать от дочери такое обращение. Боюсь, простые прохожие или нечаянные свидетели не поймут.
– Как скажешь, папа, – такое непривычное и холодное слово далось мне с большим трудом. – Просто мне до сих пор все вокруг кажется каким-то диким. Не представляю, как вы миритесь с текущим положением дел. Не моя, конечно, забота, но все это странно и как-то очень неправильно. Еще раз прошу прощения. Надеюсь, не задену ваших чувств.
– Тебе осталось просто смириться и привыкнуть, – покатав бокал в пальцах, рассмеялся собеседник. – С этого момента мы семья. И это уже ничго во всем мире не изменит. Как бы ты ни брыкалась, отныне и впредь ты моя единственная дочь Алексис Ватикас.
– Вот с этим тяжелее всего приходится, – честно призналась я. – Всю свою жизнь я не знала, что такое семья и дом. У меня никого не было. Единственная воспитательница в детском доме, которая ко мне хорошо относилась, и та уволилась, когда мне было пять лет. Всю свою сознательную жизнь я была одинокой. Мне часто говорят, будто не верят, что я самостоятельно всего добилась. Обзывают проституткой и приживалкой, а от этого только обиднее. Наверное, по этой причине, став в одночасье знатной дамой, мне тяжело принять, что теперь я на самом деле при помощи денег могу решить практически любую проблему.
– Твои родители, – замялся на секунду мужчина, – что с ними произошло?
– Не знаю, – равнодушно пожала я плечами, за столько лет эти вопросы уже не трогали сердце, – я никогда их не видела. Меня выбросили на улицу сразу после рождения. Всю свою жизнь я провела в приюте. Я даже не знаю, где могла бы искать биологических отца и мать. Можно считать, вы мой первый и единственный родитель, господин епископ.
– Перестань обращаться ко мне на вы, – нахмурился отец Алексис. – Теперь ты моя дочь, а значит, я сделаю все, чтобы защитить тебя и не допустить вреда. Поверь мне, я исполню все, о чем бы ты не попросила. Только прошу, не думай обо мне плохо.
– Мне, наверное, не стоит больше вспоминать о прошлом, – я отложила ложечку, которую бессознательно крутила в руках. – Все это теперь должно быть моим настоящим. Тяжело так сразу воспринять необъяснимое, но я постараюсь не опозорить новое имя и фамилию. Стану идеальной Алексис Ватикас. Поэтому, прошу, не беспокойтесь за меня, отец.
– Я и не стану, – рассмеялся мой собеседник. – Ты умная девочка и уже много достигла. Вообще, я удивлен, что ты смогла найти в себе силы и смиренно принять этот выпад судьбы. Так что кушай. Через час карета отправляется в академию, конечно, если ты хочешь успеть к торжественной части сегодняшнего вечера.
– А, знаете, папенька, – лукаво улыбнулась я, – главные герои всегда опаздывают!
– Наверное, ты права, – расхохотался епископ. – Не переживай, я приеду к тебе на первые выходные после дня посвящения для первокурсников. Надеюсь, за это время ты ничего не успеешь натворить. Помни о том, что ты играешь роль совершенно другой девочки. Хотя я не буду возражать, если ты аккуратно поставишь на место зазнавшихся девиц. Но так, чтобы это никоим образом не связали с тобой.
– Я постараюсь отомстить им красиво, – улыбнувшись, я поднялась из-за стола. – Спасибо вам, папенька.
Поколебавшись несколько мгновений, я осторожно подошла к мужчине и чмокнула его в гладковыбритую щеку. Пусть он мне и не настоящий отец, но сейчас это самый близкий и родной человек. Кажется, мне еще придется смириться с новым положением дел. Так что лучше поскорее отправиться в академию, где будет меньше напоминаний о том, что я теперь Алексис Ватикас. Ибо от тоскливых взглядов, направленных на меня, мне уже хотелось повеситься! А сейчас надо взять себя в руки и повыше вскинуть голову, дабы не расстраивать отца. Вперед, девчонка!