В голове все плыло. Я даже не понимала, что происходит. После того, как меня, скрутив по рукам и ногам, запихнули в небольшую комнатку, отдаленно напоминающую медицинский кабинет, для меня пропал весь мир. Точнее, я запомнила лыбящуюся рожу директора, печальные глаза медсестры и мой трехэтажный эпистолярный жанр, которым я им желала добра и счастья. Жаль, но из последнего они ничего не поняли и мольбам моим не внимали. Отчего странное непонимание дошло до точки своего невозврата.
Когда медсестра трясущимися руками вонзила мне в плечо шприц, я завопила не своим голосом. Тело обдало удушливой волной жара. Что мне вкололи, было непонятно, но фраза одного из профессоров о том, что мне нельзя этот препарат вводить, заставила задергаться еще сильнее. Все, кто удерживал меня в тот момент, со страхом отскочили в стороны и попытались слинять из комнаты от греха подальше. Но я видела, с каким ужасом и паникой они смотрели на меня. Словно я превратилась в монстра и поклялась сожрать их всех живьем.
Голова готова была взорваться. Она болела так, как не болела еще никогда в жизни. Даже после самого серьезного корпоратива я чувствовала себя лучше. Огненное кольцо стягивалось на висках и опускалось щупальцами по телу, стремясь заполучить меня всю целиком. Что это такое, я не понимала. Никогда в жизни мне не приходилось слышать про такие симптомы. Старое тело и сознание начали кричать и умолять подчиниться. Я наяву видела, как Алексис Ватикас, одна из самых могущественных женщин страны, готова была ползать и унижаться перед директором.