Имя «Гита» Ингрид нравилось больше, чем её собственное, даже чем данное в синагоге имя Ита, – оно было таким тёплым, будто подчёркивая тот факт, что она хорошая девочка. У неё появилась… Мама… и Папа… Именно так, с большой буквы, особенно Мама, выхаживавшая девочку, носившая её, кормившая, иногда насильно, сама делавшая уколы… А ещё – сестрёнка и братик. Идиш Гиты был воспринят родным языком, что подтверждало версию о побеге от румын,47 поэтому девочка не возражала, а учила русский язык. Теперь она жила в советском городе Одессе.
Чуть погодя девочка узнала, что на дворе тысяча девятьсот тридцать третий год, – то есть ещё чуть больше сорока лет до её рождения – но постаралась не выдать своего счастья. Этих чёрных здесь не было, по крайней мере, девочка никого в специфической униформе не видела, отчего чувствовала себя освобождённой, несмотря на то что соседи поговаривали о голоде. Кушать дома всегда было, поэтому никакого голода девочка не заметила.48
Гита начала больше улыбаться, а Ривка – так звали сестру – сидела с ней, помогая с русским. Девочка принесла свои учебники и занималась с новой сестричкой. Это было очень интересно и тепло, хотя поначалу Гита очень утомлялась, но проходили недели, и вскоре… Девочка постепенно вливалась в ритм, убедившись в том, что те, чёрные, до неё не доберутся, потому что её с ними разделяет не только расстояние, но и время. Постепенно входя в темп жизни, Гита чувствовала, что постоянная раньше усталость отступает. Только страшно было очень, поэтому поначалу девочка мужчин сильно боялась, но здесь никто не ходил в чёрной униформе, и Гита потихоньку оттаяла.
Мама буквально укутывала теплом девочку, сумевшую рассказать о себе. Гита поведала о погибших родителях, потом об опекунах, страшной «школе» и даже о пытках. Циля слушала о том, как румыны заключили совсем юную девочку в тюрьму, чтобы мучить её за то, что она еврейка. Именно в таком виде женщина рассказала историю своей родственницы, а теперь и дочери, в НКВД.49 Правда, подозревать в чём-то всего и всех боявшуюся девочку не стали, довольно быстро оформив ей документы.50
– Гита, – строго сказала Мама, вызвав реакцию испуга в глазах ребёнка, отчего только вздохнула и покачала головой, – слушай здесь: скоро ты пойдешь в школу. Никого там не бойся, если что, мама всем сделает бледный вид.
– Хорошо, Мамочка, – то, как девочка произносила это слово, вызывало тихий всхлип у Ривки, иногда думавшей, что недостаточно любит маму. – А можно я помогать буду?
– Можно, – улыбнулась женщина, вполне понимая свою Гиту, ведь это было нормой. – Только немного, ты ещё слишком слаба.
– Ура… – прошептала Гита, которую второй раз в жизни купали в тепле, но там были женщины общины, а здесь – полностью принявшая её Мама. Ощущать это было необыкновенно, а тот факт, что нет и не может быть чёрных страшных мучителей, позволял отпускать себя, наслаждаясь новой жизнью.
Конечно же, Гита хотела сделать всё для того, чтобы отблагодарить Маму, поэтому Циле приходилось притормаживать дочку, чтобы она не перенапряглась. Изе не очень нравилось сердце девочки, поэтому Гиту берегли, стараясь не напрягать сверх меры, по мнению Мамы. Постепенно девочка заражала своим отношением брата и сестру, отчего те начинали также боготворить Цилю.
– Гита! Иди сюда! – С девочкой было проще договориться на идише, потому что в русском она ещё плавала, но интенсивные занятия сказывались. Циля решила сегодня сходить с ребёнком в синагогу.
– Да, Мамочка! – сразу же отложив все свои дела, Гита подбежала к той, кто олицетворял для неё почти Всевышнего.
– Пойдём, доченька, – улыбнулась женщина. Девочка была такой милой и послушной, что не любить её было просто невозможно.
Ривка с Йосей были в школе, поэтому можно было сходить вдвоём. Гита абсолютно доверяла Маме и не спрашивала, куда та её ведет. Иногда Циля думала, что дочка пойдёт с ней куда угодно, не задумываясь, что было, конечно, не очень просто для восприятия, но тут уже ничего поделать было нельзя, такой уж была Гита – буквально боготворившая женщину дочь.
Платья Ривки подходили и Гите, поэтому сестра, конечно же, поделилась с девочкой, у которой не было пока ничего. Это значило, что надо ещё зайти на Привоз, где купить можно было что угодно – даже то, за что совсем недавно сажали, но голодное время отступило, и жить стало проще. Девочке много чего было нужно; Гита же, несмотря на то что немного опасалась людей, тем не менее абсолютно доверяла Маме, и это доверие читалось в каждом её жесте.
Трамвай Гиту поразил, она во все глаза смотрела на вагончик, но при этом ухватилась за Маму. Циля сдержанно улыбалась, крепко держа дочь за руку. Разговаривала Гита мало, но люди как будто что-то чувствовали, пропуская женщину и державшуюся за неё девочку с испуганным взглядом. Так они доехали до синагоги, увидев звёзды на которой, Гита сразу же заулыбалась, будто узнав старого знакомого, что всё сказало Циле, а потом внутри девочка подошла к стойкам с книгами, мягко и почти нежно погладив их.
– Кто эта милая девочка? – поинтересовался ребе, но Гита его совсем не испугалась. Увидев знакомо одетого мужчину, девочка чуть поклонилась и представилась.
– Гита Пельцер, – сказала Гита, разглядывая чуть иначе, чем она привыкла, выглядевшего ребе.
– Здравствуй, ребе, – вежливо поздоровалась Циля, – познакомься с моей дочерью Гитой.
– Это та самая? – мужчина с интересом посмотрел на девочку, потянувшую к себе сидур.51 Разумеется, историю еврейской девочки знали многие.
– Да, ребе, – женщина смотрела на то, что делает Гита, а та будто была не тут – открыв книгу по дороге к скамейкам женской половины, девочка знакомо шевелила губами. – Когда она появилась, тоже шептала молитву… «Шма».
– А сейчас – благодарственную, – немолодой раввин, разумеется, определил страницу, открытую девочкой. – Что наводит на мысли… девочка религиозная?
– Трудно сказать, – пожала плечами Циля. – Хочешь с ней поговорить?
– Пожалуй, – кивнул ребе и, дождавшись, пока ребёнок закончит молитву, куда-то увел Гиту, доверчиво с ним пошедшую, хотя Циля, конечно, знала куда.
Девочка странной не была, по мнению Цили, просто она потеряла в своей жизни всё и всех. Даже в советской стране это было возможно, а у «буржуев» так и подавно. Идиш для Гиты явно был родным, немного отличавшимся, но это было обычным делом. Вот с русским было не так просто, но Циля твёрдо знала – это необходимо, ибо по Одессе после неурожая пополз нехороший душок, а своим ощущениям женщина доверяла, потому дети ходили в русскую школу.52
Ребе вернул Гиту, радостно кинувшуюся к матери, и подошёл сам, в задумчивости покачивая головой. Видя, как Гита тянется к Циле, раввин понимал, что без женщины ребёнок погибнет, и нужно было максимально обезопасить эту семью, по мнению немолодого мужчины. К счастью, возможности для этого пока, по крайней мере, имелись.
– Ты для неё святая, Циля, – по-русски произнес ребе. – Никогда такого не видел.
Циля и Изя сотворили чудо – Гита полностью восстановилась, отъелась. Конечно, шрамы напоминали о прошлом девочки, но они были скрыты одеждой. Гита очень бережно относилась к одежде, а ещё полюбила Ривку и Йосю так, что удивляла самих детей, чувствовавших себя старшими, хоть и записали девочку одиннадцатилетней, как и Ривку. Прошло несколько месяцев, за ними пролетело и лето, и вот Гита собиралась в школу вместе с Ривкой. Нужно было решить ещё вопрос с пионерской организацией, но Ривка уже говорила с «людьми», как сказала она сама, а Гита выучила устав, цели и задачи, поэтому была вполне подготовленной.
Первого сентября, входя в свой новый класс, Гита беспокоилась – как её примут, но, несмотря на то что школа была русской, в ней училось множество еврейских детей, для которых история истерзанной румынами девочки секретом не была, и Ривка смотрела на сестрёнку с улыбкой, точно зная, что ничего плохого произойти не может. Девочка робко вошла в класс – ровные ряды парт, за которыми и на которых сидели такие же дети, как Гита.
– Ой, смотрите! – воскликнул какой-то мальчик, и в следующее мгновение Ривка и Гита были окружены школьниками.
– Привет! Тебя Гита зовут? – поинтересовался одноклассник. – А я Лима, будем знакомы!
– Будем знакомы, – улыбнулась подавившая неизвестно откуда взявшееся желание поклониться девочка.
– Меня Лея зовут, – маленькая скромная девочка в синем платье и красном галстуке робко представилась. – Будем дружить?
– Конечно, будем, – Ривка улыбалась во весь рот. – После уроков пионеры остаются, – предупредила она. – И Гита тоже.
– Какие вы молодцы! – обрадовался какой-то пока не представившийся мальчик и хотел уже что-то добавить, но прозвенел звонок, от которого дети порскнули за парты, подобно испуганным воробьям.
Ривка усадила Гиту рядом с собой, шепнув: «Делай, как я». И девочка встала вместе со всеми, стукнув крышкой парты, приветствуя вошедшего в класс учителя, так же со всеми уселась, пока тот проводил перекличку. Мужчина ласково посмотрел на уже слегка испугавшуюся Гиту, назвав её имя и фамилию. От улыбки учителя вдруг стало спокойно, она была настоящей, эта улыбка, совсем не фальшивой. Германия забывалась, исчезая в тумане воспоминаний и ночных кошмаров.
– Ну что, в нашем полку прибыло, – учитель улыбнулся классу, перейдя затем к теме занятия. – Сегодня мы с вами рассмотрим географию южных рубежей нашей Родины, но для начала товарищ Нудельман расскажет нам о том, что мы проходили в прошлом году. Прошу к доске.
Непредставившийся мальчик уверенно вышел к доске, с ходу начав рассказывать о Сибири и северных реках. Это было очень интересно, Гита просто заслушалась, что учитель, конечно же, заметил. Поставив пятёрку мальчику, мужчина начал рассказывать о юге Советского Союза. Урок пролетел совершенно незаметно, он был настолько интересным, что девочка хотела ещё. Но за географией последовала математика, а за ней и физическая культура, на которую Гите ещё было нельзя, – Папа рисковать не хотел, и в этом году от занятий физической культурой девочка была освобождена.
Школа оказалась настолько интересной, что было просто не оторваться. Учиться девочке понравилось, что оценила Ривка, видя, с какой радостью занимается сестрёнка. Как-то после уроков все остались в классе, потому что сегодня пионерская организация должна была принять решение – готова ли Гита, чтобы вступить в её ряды, или нет.53 Девочка так разволновалась, что сильно побледнела, отчего сестренка её отругала. Мягко, ласково, но тем не менее. Однако оказалось, что Гита волновалась зря. Показав знание устава, она заставила ребят улыбаться. Когда начались прения, товарищ Нудельман вышел перед своими товарищами.
– Гиту мучили румынские буржуи, одно это говорит о том, что она наша, – твёрдо сказал мальчик, глядя в глаза товарищей. – Она не сломалась, не отчаялась, а нашла в себе силы сбежать, чтобы бороться. По-моему, это достойно! Если нужно, я ей свой галстук отдам!
– Правильно Аркаша говорит! – выкрикнул Лима с места. – Достойна!
– Я тоже считаю, что надо принять, – тихо согласилась ещё одна девочка, на чём прения и закончились.
– Голосуем, – произнёс взрослый юноша. – Кто за то, чтобы принять Гиту Пельцер в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Ленина?
– Единогласно, что ли? – удивилась какая-то девочка, считавшая поднятые руки. – Ну тогда…
И задыхающийся от волнения голос Гиты клялся «горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза»,54 а потом Ривка повязала на шее сестры красный галстук – символ той страны, в которой теперь жила девочка. И снова Гита чувствовала себя частью чего-то большого, просто огромного. Важной частью. Нужной.
Отлично понимавшая, что означал этот галстук для дочки, Мама устроила праздник, на который собрались и соседи, поздравляя девочку, лицо которой было цвета галстука, с этим важным шагом. Для Гиты это было важно – доверие товарищей. Каждый день девочка училась тому, что она совершенно точно не одна. Уходило в прошлое одиночество, всё реже приходила в снах камера… Всё чаще снились абсолютно волшебные, в которых была радость, только радость и больше ничего, сны.
– Расцвела дочка, – прокомментировал Изя, полюбивший эту милую девочку. – Перестала бояться…
– Закрой рот с другой стороны и иди суды, – попросила Циля, поинтересовавшись затем: – Ты себе сделал мнение, как праздновать день рождения Гиты будем?
– Понятно, что вместе с Ривкой, – покивал Изя, пустившись в обсуждение деталей с любимой женой.
А ведь впереди ещё ожидались праздники, их тоже надо отмечать – пусть ребятишки чувствуют себя комфортно. Родители думали о том, чтобы детям было тепло и хорошо дома, всем детям, не разделяя их на биологических и нет. Именно это Гиту поражало больше всего, именно этого она никогда в жизни ранее не видела, даже в синагоге. У девочки теперь была настоящая семья, поэтому и радовалась обязательно солнечному будущему а идише мэйделе.55