Наши дни
Я открыла глаза и услышала, как что-то шкварчит на кухне. Подумала, мама опять хозяйничает, но вспомнила, что она обычно рано уходит на работу, а сейчас за окном уже совсем светло.
И вспомнила вчерашний день – как приехал Даня, как мы сидели в кафе, пришли сюда и как он остался у нас ночевать. Как я ночью испугала его, грохнувшись с кровати. Как мы поговорили.
Я проснулась окончательно, поднялась и пошла на кухню.
Даня стоял у плиты в мамином фартуке и жарил яичницу.
– Слушай, ну ты и соня! – проворчал он.
– Доброе утро, – ответила я и села за стол. – Надеюсь, там на двоих, потому что если нет – я отберу все.
Даня засмеялся. У него была очаровательная привычка откидывать голову назад, когда он смеется. От этого открывалось все его лицо, шея, губы.
В детстве я завидовала даже его зубам – мне приходилось носить пластинки, а он родился с идеальным прикусом. И то лет до тринадцати чистил зубы через раз.
– Я испугался, что ты откусишь мне ухо, поэтому кинул на сковороду пару лишних яиц, – сказал он.
– Это тебя невеста научила готовить?
На самом деле я знала, что Даня с малых лет умел сам о себе заботиться. От его отца яичницы или хотя бы каши по утрам ждать не приходилось.
– Она готовит такие блюда и из таких продуктов, что я даже не выговорю.
– Дома тоже?
– Иногда, – уклончиво ответил Даня. – Но, мы пока не живем вместе.
– Как так? – удивилась я.
– Вот так. Моя квартира далеко от ее ресторана, а переезжать к ней я не хочу.
– Почему?
– Мне кажется неправильным жить в квартире женщины.
– И что вы будете делать, когда поженитесь?
– Господи, сколько вопросов! – выдохнул Даня, выключил плиту и повернулся ко мне. – Достань тарелки, пожалуйста.
Я поднялась и полезла в шкафчик с посудой.
– А по-моему, неправильно не пожить вместе до свадьбы, – парировала я. – Вдруг у вас есть привычки, которыми вы будете друг друга раздражать?
– А по-моему, неправильно задавать чересчур много вопросов, – ответил Даня, разделяя деревянной лопаточкой яичницу на сковородке.
– К счастью, нам с тобой вместе не жить, – сказала я, подавая тарелку. – А что, если она храпит?
– Она не храпит, – возразил Даня, чуточку смутившись.
– А если разбрасывает вещи?
– При мне ничего не разбрасывала.
– А если?..
– Лайма, не сходи с ума. – Даня поставил тарелки с яичницей на стол. – Мы с Аней поженимся и еще успеем нажиться вместе. Садись есть.
– А почему, кстати, вы женитесь так скоро? Вы же не так давно знакомы, как я понимаю? Могли бы подождать, не знаю, хотя бы до лета. Подай мне соль, пожалуйста.
– Недосолил? – удивился Даня и попробовал свое творение. – Да, и правда.
Я вернула ему солонку.
– Так почему?
– Ну, во-первых, летом чемпионат, будет не до свадьбы. – Даня задумчиво тряс солонку над своей тарелкой. – А во-вторых, решили, что хотим быть кем-то бо́льшим, чем просто парнем и девушкой.
– Никогда не понимала, как люди решают, что вот это – как раз то самое, – сказала я, ковыряя яичницу.
– Как-то понимают.
– А ты как понял?
– Просто взял и понял. – Даня ел, не глядя на меня. – А что, вы с шахматистом не чувствуете, что это «то самое»?
Он поднял голову, глаза его сверкали. Издевается.
– Я не собираюсь замуж за шахматиста, – ответила я.
– И он не собирается на тебе жениться?
– Это его дело, что он там собирается…
Даня улыбнулся.
– Вкусная яичница, – похвалила я.
– Спасибо. Наверное, стоило подождать, пока ты проснешься, а не хозяйничать тут.
– Да прекрати! У меня бы так вкусно все равно не получилось.
– А что у тебя получается вкусно?
– Да практически ничего. Чай умею заваривать. Резать колбасу на бутерброды.
– Ты что, так и не научилась готовить?
Я помотала головой. Без какого-либо стыда. Вообще.
– Ну и кто тебя такую замуж возьмет? – усмехнулся Даня.
Думал меня зацепить. Но уж я-то знаю толк в самоиронии.
– Я же хромая, забыл? Меня что так, что эдак не позовут.
Даня вмиг стал серьезным. Все не запомнит, что со мной бесполезно играть в такие игры. Как сама себя ругала и наказывала, не сможет отругать и наказать никто другой.
– Лайм, прошу тебя, не думай, что твоя травма – это что-то отталкивающее. – Он посмотрел мне в глаза, чтобы удостовериться, что я его слушаю. – Любят ведь не за то, как ноги ходят или руки работают.
– А за готовку, – сдерживая усмешку, сказала я.
– И не за готовку. И независимо от того, храпишь ты или нет. Любят за то, – он на миг задумался, формулируя, – что тебе рядом с этим человеком хорошо. Понимаешь? Спокойно и уютно. И ты, как собака, не боишься повернуться к нему животом.
– И тебе хорошо с Аней?
– Очень.
Я улыбнулась.
– Рада за тебя.
– И тебе однажды с кем-то будет так же хорошо, – сказал Даня.
– Я не стремлюсь, – отозвалась я и положила вилку на пустую тарелку. – Во сколько отправляемся?
– Да можно уже стартовать, – ответил Даня. – Только мне надо переодеться. Заедем в отель?
– А где ты остановился?
Даня смущенно улыбнулся.
– Про люкс в «Компасе» ты вчера угадала.
– Да ладно?
– Ага.
У него была привычка по-своему, особенно, произносить это маленькое слово. Напоминало дзиньканье телефона, оповещающего о сообщении.
– Ладно, – сказала я, вставая. – Доедай, одевайся и спускайся вниз. Я пока машину прогрею.
– Машину? – удивился Даня. – У тебя есть машина?
– Ну, она больше напоминает корыто с мотором. Хотя иногда ездит, да.
Одна бровь Дани взлетела вверх.
– И ты не боишься?
После той аварии я жутко боялась садиться в какую бы то ни было машину. На любое пассажирское место. Но с моей ногой невозможно было отказаться от транспорта.
– Когда я поняла, что не могу сидеть рядом с водителем, мама предложила мне самой отучиться в автошколе. Сначала, конечно, пришлось с психологом поработать. Но потом ничего – даже экзамен всего с третьего раза сдала.
– Обалдеть, – улыбнулся Даня. – Ты… просто герой!
– Да ладно тебе. Почти у всех людей есть права, тоже мне достижение.
– А как ты ездишь с…
Он оборвал себя, не закончив вопрос.
– С моей ногой? – продолжила я за него. – Ой, поверь, это лучше, чем в автобусе, когда я в любой момент могу грохнуться на какую-нибудь бабулю. Да и мой «мышонок» на автомате. Для педалей хватает и правой ноги.
– Ясно. – Даня уткнулся в тарелку.
– Жду тебя на улице.
Пока я одевалась, слышала, как Даня на кухне моет тарелки.
– Дверь не забудь закрыть, – крикнула я. – Ключ на тумбочке!
– Хорошо!
Машину за ночь сильно засыпало снегом. Я завела мотор, достала из багажника щетку и стала потихоньку ее обметать.
– Давай я?
Даня стоял передо мной в расстегнутой куртке, надетой наскоро, и, как всегда, без шапки.
– Неужели тебе не холодно? – спросила я и протянула ему щетку.
– Морозно, – ответил он, застегиваясь.
Забрал щетку и принялся быстрыми взмахами расчищать лобовое стекло и крышу.
– На это можно смотреть вечно, – сказала я, а Даня засмеялся. – Серьезно! Знаешь, как я завидовала женщинам, у которых есть мужчины, которые после сильного снегопада выходят откапывать их машины? Это же чудо какое-то – не прыгать самой по холоду вокруг нее и не выковыривать дворники изо льда.
– Пользуйся, пока есть возможность. А потом попробуй выдрессировать шахматиста. Будет от него хоть какая-то польза.
Я толкнула Даню в спину, он засмеялся еще громче и обернулся.
– Не нарывайся! Я как раскопал, так и закопать могу. Причем и машину, и тебя.
Мне захотелось сказать ему что-то едкое, но я не смогла. Только стояла и смотрела на Даню – моего Даню, которого я знала сколько себя помнила. Тот же смех, та же улыбка, которая почти никогда не сходила с его лица, что бы ни случилось. Такой же дурашливый мальчишка, пусть уже совсем большой и даже чей-то там жених.
– Наверное, Аня полюбила тебя за твой смех, – само собой вырвалось у меня. И, заметив, как удивленно вытянулось его лицо, тут же добавила: – Потому что характер у тебя несносный.
Даня снова засмеялся – все тем же смехом, по которому сходили с ума все мои знакомые девчонки, – и продолжил чистить машину.
– Бедный шахматист, – услышала я. – Натерпится он от тебя.
Когда Даня вернул мне щетку, машина уже прогрелась. Мы аккуратно выехали со двора, сминая шинами снег, и не спеша, в медленном после снегопада потоке поехали в сторону центра.
– Вижу собственными глазами, а все равно не верю! – сказал Даня, глядя на меня за рулем. – Кажется, что это какая-то параллельная вселенная, где у тебя есть права, а у меня звездолет.
– Сейчас договоришься и дальше на своем звездолете полетишь.
– Серьезно! Ты же даже на велосипеде ездить боялась.
– А ты говорил, что никогда не женишься.
– А ты – что выйдешь замуж за принца.
– У меня еще все впереди.
Даня опять засмеялся. Потом, успокоившись, спросил:
– Как дела у тети Веры?
– Ты же видел ее вчера. Она тебе все рассказала.
– Она только сказала, что все по-прежнему.
– По сути, так и есть. В нашей глуши мало что меняется. Хотя, – вспомнила я, – за ней недавно начал ухаживать один милый кардиолог из поликлиники.
– И она ему, конечно же, от ворот поворот? – предположил Даня.
Я усмехнулась, но поправлять его не стала. В Даниной речи всегда проскакивало «а ларчик просто открывался», «без задних лап», «медведь на горло наступил». Если бы он мог, он бы весь язык перевернул с ушей на хвост.
– Как ни странно, нет, – ответила я. – Он даже стал по выходным приходить к нам домой, распивать чай на кухне, рассказывать маме истории, над которыми она смеется.
– Ого, – не то, чтобы радостно, а скорее озадаченно произнес Даня. – Даже интересно на него посмотреть. Насколько я помню, тетя Вера мало кого удостаивала чести быть приглашенным в вашу обитель.
– Да, я тоже никого больше не припоминаю. Но он реально слишком добрый и мягкий. Мама его в три счета забьет.
Даня захохотал.
– Бедолага!
Мы подъехали к отелю. Огромное здание, похожее на корабль, стеклянные с золотом двери, красивые окна, вычищенные ступени крыльца.
На мгновение я засмотрелась на него, но потом стала искать место на стоянке.
– Пойдешь со мной? – спросил Даня.
Я никогда не была в «Компасе», хоть и жила в этом городе с рождения. Но одно дело там остановиться, а другое – ходить с открытым ртом, как по музею.
– А без меня ты не переоденешься?
Даня хохотнул и вышел из машины.