Шесть лет назад
Когда я узнал, что Лайма в больнице, у меня оборвалось дыхание. Как от настоящего удара в грудь – мне даже показалось, что я больше никогда не смогу дышать.
Тетя Вера что-то сбивчиво говорила про аварию. Такси… Грузовик… Столкновение на большой скорости… состояние тяжелое…
Это звучало как сон, как самый настоящий ночной кошмар. Я не мог в него проверить, но и проснуться тоже не мог.
Мы ведь должны были встретиться. Я ждал ее на тренировке с младшей группой, в которой уже год подрабатывал помощником тренера.
– Приезжай, Данечка, – попросила тетя Вера в трубку.
По голосу я понимал, что она еще не плачет, но уже на грани, уже вот-вот…
Я всегда восхищался тетей Верой, ее силой, выдержкой, стойкостью. По виду не скажешь – хрупкая, изящная, очаровательная хохотушка. С самого детства мне было невыносимо смотреть, как она тащит из магазина здоровые пакеты или пытается сама сделать в квартире ремонт. И тем не менее я ни разу не видел, чтобы она срывалась.
– Скоро буду, теть Вер.
– Спасибо, мой хороший, – прошептала она на выдохе и отключилась.
Я старался не впадать в панику, заставляя свой разум соображать.
Господи, Лайма в больнице… как такое могло случиться? С ней… почему именно с ней? Почему сегодня?
Я подошел к Слонихе, сбивчиво объяснил, что Лайма попала в аварию и что я сам еще не знаю подробностей. Слониха отпустила меня и попросила держать в курсе.
Такси ехало бесконечно долго, хотя телефон уверял, что машина оказалась у спортшколы через семь минут после вызова. Потом вечность в еще пятнадцать минут, пока ехал до больницы. Я столько раз повторял водителю: «Простите, а можно быстрее?», что почти физически ощущал, как начинает лопаться его терпение.
Тетя Вера встретила меня у входа в операционный блок – дальше никого не пускали.
– Что произошло? – спросил я, сжав ее руки и опускаясь рядом с ней на скамейку.
– Толком пока ничего неизвестно, – прошептала она, и я заметил, как хрипит ее голос. – Она возвращалась из института, позвонила мне, сказала, что села в такси и едет к тебе, что вы собрались вместе провести занятие. Но где-то через час мне позвонили из больницы. Сказали, что произошла авария, и попросили приехать.
– Что с Лаймой? – не выдержал я. – Что говорят?
– Перелом позвоночника, – ответила тетя Вера и посмотрела на меня пустыми глазами.
Казалось, она не здесь, не со мной. Все это тот же чертов сон, потому что в жизни у тети Веры никогда не было таких опустошенных глаз.
Я старался держаться хотя бы внешне, но изнутри всего меня ломало.
Позвоночник… Господи…
Она же может на всю жизнь остаться лежачей. На всю жизнь, которая только-только началась.
«Лайма, – мысленно звал я, – Лайма, милая, все будет хорошо. Мы ждем тебя, мы без тебя не сможем. Пожалуйста, Лайма, ты должна выкарабкаться!»
Я жалел, что не знал ни одной молитвы. Мне хотелось хоть чем-то помочь, хоть что-нибудь сделать, но сейчас ей помогали врачи за плотно закрытыми белыми дверями.
– Ты забрал у меня его, – услышал я шепот тети Веры и похолодел, – оставь хотя бы ее.
Повернулся к ней. Глаза ее были закрыты.
Я осторожно обнял ее за плечи, боясь, как бы она не испугалась. Но она не испугалась и не отстранилась. Тогда я обнял ее крепче и прижал к себе. И она разрыдалась.
– Все будет хорошо, – шептал я раз за разом пустую, ничем не способную помочь фразу. – Все будет хорошо.