Злат был человеком бывалым и на своем веку повидал многое. Во всякие чудеса и страшные сказки он точно не верил, однако сейчас пребывал в недоумении и даже в растерянности. Тем более что ему приходилось молча стоять в стороне и смотреть.
Наверное, случись все это где-то на базарной площади, с участием каких-нибудь вздорных баб или лавочных торговцев, можно было бы посмеяться вместе со случайными зеваками.
Только тут никогда не бывало случайных прохожих. Хотя, как сказать? Посетители этой скорбной обители уж точно никогда сюда не собирались. Здесь они оказывались лишь после смерти и не по своей воле. В скудельницу возле кладбища привозили тела, найденные на улице, при дороге, выловленные в реке. Тех, кого сразу не опознали. Они лежали в скудельнице, пока старосты не хватятся пропавших в своих кварталах или пока не найдется человек, способный назвать имя мертвеца. Опознанных забирали. Остальных по прошествии времени хоронили на отдельном участке в сторонке.
Закапывали просто. Ведь никто не знал, какой веры были эти никому не ведомые люди, нашедшие смерть вдали от родного очага.
Даже от самого кладбища этот печальный приют стоял немного в отдалении. В мире мертвых все тоже делились по верам, родству, соседству, обрядам. У каждой могилы свой участок, свои служители. Выпавший из этого установившегося веками порядка лишался имени, памяти и даже отдельной могилы. Хоронили обычно разом по нескольку человек. Хотя летом, когда печальный урожай шел больше из реки, а такие тела часто и опознавать было бесполезно, закапывали споро. Даже не говорили: «Хоронят». Закапывают.
Сюда и дороги не было. Не наездили. Едва приметная тропка вилась среди полевых трав.
Стерег покой мертвецов свой сторож. Человек нестарый, но сильно больной на ноги с самого рождения. Служба была ему вроде богадельни. Каждую пятницу из дворца привозили ханскую милостыню: корзину лепешек, немного проса. Были посылки из мечетей, тоже в основном по пятницам. От других вер – больше по праздникам. Ну, и когда тела забирали родственники или знакомые, сторожа тоже одаривали.
Житье нехлопотное и сытное.
Сейчас сторож стоял во дворе, низко склонившись, и трясся от страха.
Перед ним во всей грозе и гневе бушевал сам эмир Сарайского Улуса.
Лицо светлейшего правителя уже давно стало пунцовым, а голос словно пытался пробудить мертвых на соседнем кладбище. Эмир даже не нарядился подобающим образом. Видно было, что прискакал, в чем дома утром застали. Халат простой, вместо пояса – обычный кушак. Даже сапоги на ногах мягкие, из сафьяна. Уж точно не для верховой езды. Ни сабли на боку, ни кинжала.
Послали к нему ни свет ни заря, когда менялась ночная стража. По делу совершенно пустяковому. С таким не только к эмиру домой идти незачем, а можно бы и в доклад не включать. В скудельнице исчезло мертвое тело.
Дело такое, что ни пострадавших по нему нет, ни жалобщиков. Вот только сторож, объявивший о пропаже ночной страже, нес такую ахинею, что перепугал даже видавших виды ханских нукеров. Их начальник поначалу и не придал этому большого значения, но когда утром рассказал все своему сменщику Итлару, тот только головой покачал: «Будет теперь пересудов на весь Сарай». Хотели было наибу доложиться, да того не случилось с утра.
Так бы и осталось все до утреннего доклада во дворце, да оказался на площади эмирский прислужник, что шел из мечети с утреннего намаза. Ему все и поведали. Вроде и не беспокоили начальника по пустякам, но до сведения довели. А прислужник, видно, и поднял переполох.
Даже наиб едва догнал остальных уже на подъезде к скудельнице.
Теперь он стоял за спиной эмира с лицом человека, разжевавшего кислый лимон.
Рассказ сторожа они уже выслушали.
Тот успел подышать на эмира, но винного запаха явно не хватало для правдоподобия происходящего.
– Ты, наверное, гашиш жрешь?
Страсти попытался унять наиб, осторожно выступивший из-за спины:
– Слушай, страдалец, ты для чего гребешь угли на свою голову? – обратился он к сторожу. – Грех на тебе с орех – продал тело. Ну или уперли его у тебя, пока пьяный спал. Не сундук с золотом. Зачем ты нам сказки рассказываешь?
Действительно, кто мог поверить истории о том, как мертвец вышел ночью из двери и улетел на глазах оторопевшего сторожа. Такое кого хочешь разозлит. Тем более что рассказ сопровождался совершенно душераздирающими подробностями. За оградой выли жуткие нечеловеческие голоса, и к воротам подходили огромные белые призраки с горящими глазами.
– У меня собака от страха сбежала. Только под утро вернулась, – упорствовал сторож.
Все посмотрели на собаку. Не волкодав, прямо сказать. Такого хорошим пинком можно прогнать.
Злат с тоской подумал, что виной всему вчерашние сплетни, разгулявшиеся по всему Сараю. Про мертвецов и гулей, душащих одиноких путников на ночных дорогах. Не будь их, кто сейчас обратил внимание на рассказ едва протрезвевшего сторожа? Однако делать со всем этим что-то было нужно.
Больше всего удивляло упорство сторожа.
Злат попробовал перевести разговор:
– Если плюнуть на все эти видения, то определенно можно сказать одно – кто-то спер тело. Зачем?
Возвращение из мира страшных сказок в привычную юдоль сразу благотворно подействовало на эмира. Он глубоко вздохнул и стал вытирать вспотевшее лицо рукавом халата.
– Водички бы…
– Здесь лучше не пить, – предостерег наиб. – Колодца нет, воду привозят. После здешнего питья можно надолго засесть в место отдохновения. Если не хуже.
– Да он, видать, не воду пьет, – неприязненно покосился эмир на сторожа. Но уже без прежнего гнева.
– Вчера пятница была. Как раз харч привозили, – поддакнул Злат. – Да и гостьи поди не даром здесь ошивались. Хорошо наварился?
Сторож отпираться не стал. Самое поганое, что он производил впечатление правдивого человека.
– Врать не буду. – Все присутствующие невольно улыбнулись. – Вчера после обеда ни с того ни с сего повалили бабы. На привезенного мертвеца смотреть. Ясное дело, не с пустыми руками. – Он вздохнул. – И вина привезли.
– Тело где лежало?
– Где ж ему лежать? Вот здесь, во дворе. На ледник занесли только на ночь.
Злат подошел к двери в ледник и подергал засов.
– Хлипкий совсем. Ты его закрывал?
Сторож снова подтвердил репутация честного человека:
– Не помню. Выпил крепко. Да и чего там красть?
Тут даже эмир улыбнулся:
– Действительно, невелика корысть.
– Вот и выходит, что мы сами себя набаламутили, – продолжил наиб. Он повернулся к эмиру и сделался серьезным и деловитым. – Вчера этого мертвеца начальник стражи осматривал, обнаружил след от змеиного укуса и никому, кроме меня, об этом не сказал. А с молочником болтала одна баба с черкесского квартала. Из тех, что со сплетнями по домам мотается. Минсур ее зовут, мне уже донесли. Вот она и разнесла слух про кладбище да гулей. Дело, конечно, темное. Добрые люди ночью на кладбище не ходят, да еще с закрытым лицом. Только теперь о пропаже заявлять никто не будет – не зря тело выкрали. По всему видно, не хотели, чтобы покойника опознали. А сторожу, наверное, в вино чего подсыпали. Не похоже, чтобы он врал, значит, померещилось ему. Вон как глазами зыркает. Поспорить хочет. Ты молчи, лучше, мил человек, коль не спрашивают. А то ей-ей огребешь палок.
– Почему только палок? – поддержал своего помощника эмир. – Если будешь и дальше языком трепать, пойдешь на базар сказки рассказывать. Желающих на твое место найдем. И так уже из-за пустого мелева столько хлопот получилось. Я тоже хорош. Наслушался вчера бабьих рассказов, а про то, что его змея укусила, не знал. Жена меня с утра и перепугала, с кухни вестей принесла. Хотя оно и к лучшему. Хорошо, что пораньше сюда успели. До первых любопытствующих. А пока за этим сказочником догляд нужен. Ему ведь теперь похмелиться надо.
– Да я… – бросился было сторож прижимать руки к сердцу.
– Молчи! – рявкнул эмир. – Радуйся, что легко отделался.
– Надежда на него слабая, – согласился наиб. – Догляд нужен. Только стражника нельзя оставлять. Неладное сразу заподозрят. Я своего помощника пришлю. Писца. Пусть денек посидит здесь. Присмотрит. Заодно сказок послушает. У него как раз сказочница знакомая есть, ей пригодится, когда шум стихнет. Вон, кстати, и он, легок на помине.
Все повернули голову к дороге из города, по которой во всю прыть бежал человек.
– Эк несется, – засмеялся Злат. – Утром его с собой не взял, коня свободного не было, так его любопытство разобрало. Бегом прибежал.
– Не мне одному с утра носится, – уже совсем добродушно пошутил эмир. – Я ведь и куска в рот не успел положить. Поеду хоть переоденусь к утреннему докладу.
Не успел запыхавшийся от бега помощник Злата добраться до ворот, как навстречу ему уже двинулись всадники. Над обителью мертвых снова повисла утренняя тишина.
Прибежавший застал во дворе только наиба и сторожа.
– Это ты правильно сделал, что прибежал, Илгизар, – похвалил его Злат. – Есть тебе служба. Нужно посидеть здесь вот с этим болтливым негодником и проследить, чтобы он поменьше языком трепал. Всем посетителям будете отвечать, что вчерашнего мертвеца забрали друзья. И это будет чистая правда. А если этот исполненный скверны бурдюк будет говорить что другое – отрубишь ему голову без промедления.
Сторож испуганно взглянул на юношу, но сразу улыбнулся. Тот уж точно никак не походил на грозного отсекателя голов. У него и оружия с собой – только совсем маленький ножичек, служащий, скорее всего, для очинки каламов. Да и сам ростом невысок, узкоплеч и юн. Только-только усы пробились, а борода еще и не наметилась. Однако одет в монгольский халат, и чашечка для кумыса на поясе. Не простой человек, на ханской службе в чести. Такие вещи жалуются только за заслуги.
Злат между тем подумал немного и предостерег:
– Ты вот что. Здесь ничего не ешь и не пей. Похоже, то ли в еду, то ли в питье ему что-то подмешали. Такие страхи рассказывает – слушать жутко. И сам во все это верит. Ты тут тоже за день всякого наслушаешься. Я еды и питья пришлю. Понял? И питья тоже. За сторожем следи в оба. Сам знаешь, как легко слово улетает. Не должно улететь. Хватит и того, что по Сараю эта ведьма Минсур распустить успела.
На лохматых верхушках карагачей уже играли солнечные лучи. По крыше прыгали воробьи, и совсем не верилось в смерть, страшные сказки и оживших мертвецов. Наиба ждали дела во дворце.
– Может, к тебе Бахрама прислать? – спросил на прощание Илгизара. – Дело как раз по его части.
Бахрам был сказочник. Настоящий. Этим ремеслом кормился уже лет сорок. Много знал по памяти, а кроме того, имел старинную толстенную книгу «Тысяча ночей», которую читал для избранных слушателей. Была у него юная воспитанница-сирота Феруза, которую старик тоже потихоньку учил своему хитрому ремеслу. К ним в гости на огонек частенько наведывался Илгизар. Был он приезжий, всем в Сарае чужой. До прошлого года вообще жил при медресе, где обучался книжной премудрости. Там и попался на глаза наибу, который стал давать смышленому юноше кое-какую работу в качестве писца.