Тут-то до ушей наиба и долетел шум с улицы. Кто-то ругался возле самых ворот. Выйдя со двора, Злат натолкнулся на Бурангула, размахивавшего руками перед несколькими мужчинами в нарядных халатах. В одном из гостей наиб сразу узнал приходского кади из хорезмского квартала.
– Кто ты такой, чтобы я тебе давал показания?! – бушевал водовоз.
– Вопрос не праздный, – поспешил вмешаться наиб. – Возможно, почтенный кади не представился? Бурангул только сегодня приступил к обязанности здешнего старосты. Будьте к нему снисходительны.
Появление помощника эмира с грозно поблескивающей пайцзой на груди сразу охладила спорщиков.
– Он представился, – стал оправдываться Бурангул. – Но я-то почем знаю, кто это? Любой может назваться хоть королем иерусалимским.
– Сомнения вполне обоснованные, – кротко кивнул Злат. – Мы все-таки привыкли видеть кади в стенах суда, а не на городской улице в стороне от большой дороги. Наверное, его привели сюда очень важные дела?
Приободрившийся кади сразу надулся как индюк.
– Я прибыл сюда, – изрек он с самой доступной ему важностью, – по жалобе нашего прихожанина, чтобы засвидетельствовать смерть его отца. – И подчеркнул со значением: – Насильственную смерть.
– Если ты этого не сделаешь, он так и будет считаться живым? – простодушно удивился наиб.
– Насильственная смерть несет за собой ответственность, а закон требует порядка.
Елейный настрой разговора прервал Бурангул:
– Этот сын ишака с накрашенными глазами сегодня, едва узнал, что меня назначили старостой, сразу попытался слупить денег. Со всей нашей улицы. Сказал, что если убийца неизвестен, то должны платить соседи. Лучше, говорит, договоримся по-хорошему. Если я пойду в суд, придется отдать цену ста верблюдов.
– Ста верблюдов! – с притворным изумлением ахнул наиб. – Ничего удивительного, что бедный Бурангул кипит, как переполненный казан с мантами. Кстати, я так и не понял – это у ишака глаза накрашенные или у его сына?
При этих словах он посмотрел на пухлого нарумяненного юношу с нещадно намазанными сурьмой веками.
– Ты, как я понимаю, безутешный наследник покойного? А эти два мордоворота, при виде которых сразу хочется проверить кошелек, кто?
– Это свидетели, которые прибыли со мной. Они должны подтвердить происходящее, – пояснил кади.
– Вот здорово! – обрадовался Злат. – Не нужно искать убийцу. Так вы все видели?
Теперь даже кади понял, что наиб дурачится. И делает это неспроста. Не мог же искушенный в делах судебных человек не знать, для чего нужны свидетели!
– Или все-таки не видели? – невозмутимо продолжал Злат. – Потому и требуете сейчас от бедного водовоза, чтобы он вам рассказал, как дело было? Чтобы засвидетельствовать его рассказ? Значит, все, что он говорил после слов про сына ишака и вплоть до цены ста верблюдов, чистая правда?
Решив, что нельзя все время гнуть только в одну сторону, наиб сурово обернулся к Бурангулу:
– А ты бы постыдился называть этого достойного юношу сыном ишака, когда его несчастный отец еще не предан земле. Хотя бы из уважения к покойному.
– По закону, если убийца неизвестен, то цену крови должны уплатить соседи или хозяева земли, – возвестил кади, словно оглашая приговор.
– Я уже слышал про сто верблюдов, – отмахнулся от него наиб, уже без всяких церемоний. – Уверяю тебя, не первый раз в жизни. Кому, как не мне, слуге хана Узбека, который объявил себя султаном, защитником мусульманской веры, следить за исполнением законов, предписанных фикхом! Но здесь ты вступил на чужую территорию. Жители здешней улицы тебе неподсудны. Тем более среди них полно немусульман. Так что решать это дело придется в суде яргу, которому подчиняются все. Там будет и главный кади. Поэтому до встречи! А ты, Бурангул, расскажи почтенному кади, как было дело, и пусть эти два олуха, похожих на кабаньи задницы, это засвидетельствуют. Обязательно внимательно прочитай, что запишут с твоих слов. Грамотен? Вот и хорошо.
Ссориться с мусульманским кади, даже самого худого пошиба, было не с руки. После того как пятнадцать лет назад Узбек объявил себя защитником веры и даже принял имя Мухаммед, ислам набирал в Улусе все большую силу. Особенно в столице. Польза от этого, конечно, была немалая. Старые степные законы плохо подходили для разбора купеческих дел и хозяйственных споров, а новая вера принесла с собой вековые традиции имущественных прав, регулирования сделок и прочие мудреные хитрости. Ученые кади и факихи как рыба в воде чувствовали себя в мутных водах рынков и хитросплетениях торговых договоров.
Была у всего этого и обратная сторона. Кади могли разбирать споры только между мусульманами. Если дело касалось человека другой веры, то приглашался представитель оттуда, а окончательное решение оставалось за властью. В Сарае все решал эмир, однако нередко разобраться в дебрях какого-нибудь хозяйственного спора он не мог. Это давало большое преимущество мусульманским правоведам. То, что они объясняли в суде, часто было для суровых знатоков Ясы судей-яргучи птичьим языком.
В мутной воде всегда находятся желающие половить рыбку. Видно, здесь как раз такой случай.
Как на грех, воду замутили хорезмийцы. В Сарае они самые влиятельные. Двадцать лет назад именно деньги хорезмийских купцов проложили хану Узбеку путь к власти. Его наставник в делах веры могущественный шейх эн-Номан тоже носил нисбу аль-Хорезми. Из Хорезма. Да и главный кади Сарая почтенный Бадр ад-Дин также из них. Он и будет в конце концов разбирать эту тяжбу в ханском суде, хоть и под присмотром яргучи. Однако пускать дело на самотек не следовало, не то хорезмийцы забалуют. Войдут во вкус. Сто верблюдов! Это сколько же будет деньгами?
Наиб дождался, пока Бурангул поговорит и прочитает, что понаписали с его слов, и поманил водовоза:
– Ты меня уговорил. Вечером приду к тебе на ужин. Лекаря этого тоже позови. Занятный мужик, есть о чем с ним поговорить. Бахрама не забудь. Обязательно чтобы был. Понял? Пошли своих ребят, пусть его найдут. И воспитанницу его. Не шучу! Я эмиру обещал сказочницу. Ждут ее больше жены, поэтому нужно постараться. Сам понимаешь, какая это великая сила – эмирские жены. С ними никакой кади не страшен.
– Все сделаю. Так что со штрафом получается?
– Тебе все сто верблюдов покоя не дают? Плюнь и разотри! Если на меня не надеешься, то вот тебе мое слово. Коли все-таки заставят платить, все отдам из своего кармана. До последнего пула. Клянусь!
Дел до конца дня еще было полно, и наиб отправился пешком на Булгарскую пристань, благо рядом. Там сейчас пока тихо и малолюдно. Караваны с верховья начнут прибывать позже. Нужно незаметно глянуть, что творится там, вдали от бдительного ока власти.
Злат спрятал под одежду пайцзу и попросил у Бурангула плащ, чтобы скрыть монгольский халат. Он любил вот так незаметно, слившись с окружением, посмотреть, как люди живут. Про эту привычку наиба в Сарае знали, уважали за нее и побаивались.
Только в самом конце дня, добравшись до дворца, Злат заглянул в ханский суд диван-яргу, где и застал Бадр ад-Дина. Главный кади еще не получал жалобу, поэтому выслушал обстоятельства дела с большим интересом.
– Скорее всего, не придут, – сделал он вывод, даже не задумываясь ни на миг. – Дураком нужно полным быть, чтобы явиться. Никакой надежды на удовлетворение. Это же мошенничество чистой воды, если твой водовоз говорит правду.
– Так в чем здесь соль? Объясни мне, медресе не кончавшему.
– Норма, что цену крови за убитого, если убийца не найден, выплачивают хозяева земли, где найдено тело, или живущие поблизости, действительно существует. Насчет размера тоже все верно. Только там есть одна оговорка – если убийство не произошло в собственном доме. Так что ты правильно посоветовал своему водовозу на это дело плюнуть и забыть. Его хотели на испуг взять. Очень ведь сильно действует на человека несведущего, когда у него свидетельство берут, да еще записывают, ученые люди голову морочат умными словами. Опять же, если в деле судьи замешаны. Плохо! Правосудие – основа ислама. Неуважение к суду – корень всех бед и причина гибели царств. Нужно будет присмотреться к этому кади. Он, похоже, там у себя в хорезмском квартале уже совсем потерял страх и совесть. Значит, говоришь, свидетелей с собой привез?
Видно было, что именно последнее обстоятельство обозлило Бадр ад-Дина больше всего.
– Нельзя?
– В том-то и дело, что можно. В других странах, где уже давно живут по шариату, только так и делают. Оказывается, и до нас эта беда добралась.
– Так объясни толком, в чем дело-то? Сам же сказал, что можно!
Кроме исполнения судейских обязанностей, Бадр ад-Дин преподавал в медресе и уделал этому очень много внимания. В прошлом году именно он прислал к Злату писца, молодого шакирда Илгизара, с которым наиб быстро нашел общий язык. Человек книжный, умный и благочестивый, кади и сейчас словно произносил проповедь с минбара мечети.
– Дело в том, что свидетели требуются всегда. При подписании сделок, заключении браков. Мало ли. Преступления бывают не каждый день, а жизнь идет своим чередом, и в таком большом городе, как Сарай, свидетели нужны ежедневно. Вот только по закону свидетелем может быть не каждый. Ведь при заключении договоров требуется честность, неподкупность и доброе имя. Поэтому еще с давних времен свидетельствовать должны были люди, известные среди окружающих своей добродетелью. Обычно их выбирал помощник судьи с его согласия.
Злат сразу вспомнил сегодняшних мордоворотов. Кади между тем продолжал:
– Отводом для свидетеля могут быть самые незначительные нарушения порядка. Например, если в азартных играх замечен. Или на улице ел. А свидетели нужны каждый день и неоднократно. К тому же искать их – каждый раз дело хлопотное. Поэтому со временем стали появляться люди, которые постоянно под рукой и уже назначены свидетелями. При заключении сделок им немного платили, так что потихоньку свидетельство стало делаться ремеслом. А кто захочет им заниматься постоянно? Бездельник, согласный жить на очень скромный доход, зато ничем себя не утруждая. В то же время дело это очень ответственное. От него зависит правомочность многих сделок или решения суда. Отсюда остается лишь шаг до откровенного мошенничества. По харчевням на базарах рассказывают полно историй о похождениях свидетелей-плутов. Скоро, видно, и у нас начнут.
– У франков заверяют договоры специальные нотарии. Все записывают в особые книги и разрешение получают от правительства.
– Разумная мера, – одобрил Бадр ад-Дин. Подумав немного, добавил: – Не мешало бы этого кади припугнуть. Только предъявить ему нечего. Была жалоба, он делал, вроде, все по закону. А что там говорил этот родственник с водовозом, так с них взятки гладки. Мало ли кто о чем болтает.
– Долго жить будет! – засмеялся Злат. – Вот он и сам. Легок на помине.
Действительно, ко входу в диван быстро приближалась вся компания, оставленная наибом на Черной улице.
– А ты говорил, не будет подавать, – поддел он Бадр ад-Дина.
– Велик Аллах! – неожиданно обрадовался тот. – Услышал мою мольбу.
– За верблюдами пришли? – подмигнул подошедшим наиб. – Судьи уже расходиться собираются.
Скучавшие яргучи оживились, сообразив, что сейчас будут жаловаться на мусульман. Однако дело не задалось с самого начала. Едва хорезмийский кади изложил суть дела, как Бадр ад-Дин спросил его, прервав прямо на заключительных словах:
– А почему ты этим занимаешься? Разве покойный жил в твоем квартале?
Было видно, что кади готов к такому вопросу:
– Мне подал жалобу его сын. Он живет у нас. И покойный был исправным прихожанином нашей мечети. Ходил не только на пятничные намазы, но и на ежедневные.
– Вот как…
Наибу показалось, что в усах Бадр ад-Дина спряталась улыбка. Интересно, почему он не говорит то, что сказал ему? Мол, на убийство в собственном доме штраф не распространяется.
– Теперь понятно, – продолжал главный кади. – Значит, покойного можно считать жителем вашего квартала? Потому ты и здесь?
Хорезмиец с готовностью кивнул, обрадованный, что все так быстро клонится в его сторону.
– Тогда тебе можно было и не обращаться в ханский суд. Дело касается только мусульман твоего квартала. Ты уже собрал все свидетельства, как я понял? Можешь взыскивать штраф. С квартала, жителем которого был убитый. Я со своей стороны могу только похвалить тебя за усердие, благодаря которому преступление не останется безнаказанным. Немедленно утверждаю твое решение. Сейчас попрошу писаря выдать вердикт. Нужно только посчитать, сколько сейчас стоят верблюды.
«Похоже, и в Сарае появилась история про плутов-свидетелей и незадачливых мошенников, – подумалось Злату. – А я буду самым первым ее рассказчиком. Прямо сейчас, у эмира».
Хорезмийский кади стоял с таким видом, как будто его ударили чем-то тяжелым по лбу. Даже глаза выпучил. А Бадр ад-Дин продолжал сочувственно:
– Тем более, что детям убитого сейчас деньги не помешают. Ведь наследством отца они пока воспользоваться не смогут. С сегодняшнего дня оно подлежит аресту. Меняла Касриэль бен Хаим с Красной пристани предъявил заемное письмо на имя покойного. На сумму в триста сумов.