Стражник уехал. Случайные зеваки разбрелись. Время раннее, сейчас все спешат по делам. Пора праздношатающихся бездельников наступит позже. Базар – место такое. Сюда ходят не только за покупками. Где еще можно узнать новости, встретить старого приятеля? Особенно главный базар. На тех рынках, что шумят с раннего утра в каждом квартале, все свои. Там все друг друга знают, все соседи. Даже говор везде свой. В черкесском – на черкесском, в ясском – на ясском. В булгарском или у хорезмийцев тоже свои наречия. Сарай город молодой, народ собрался сюда за последние лет тридцать со всего бескрайнего Улуса Джучи. Да и с чужих земель много понаехало, особенно из-за Бакинского моря, из царства персидских ильханов. Там часто случались беспорядки, били за веру.
Доставалось то иудеям, то буддистам, то мусульмане между собой делились. Многие бежали сюда. Под сильную руку правителей, крепко державшихся закона Потрясателя Вселенной. За обиду чужой веры сразу тащили в яргу – ханский суд, где карали беспощадно. Поэтому никто никого не обижал.
На главном базаре собирались все. Прежде всего – те, у кого водились деньги. Или кому нужен был особенный товар. Здесь можно было увидеть слуг не только знатных эмиров, но и из самого ханского дворца, и вдобавок – богатых купцов, приезжих из самых дальних краев.
Где еще торговать жемчугом, изысканными благовониями, заморскими лакомствами? Много ли ты продашь драгоценной парчи или чудодейственного китайского чая где-нибудь в буртасском квартале? Там бойко идет торг товаром, который всегда должен быть под боком – мукой, мясом, всякой мелочью. Большая торговля вся здесь – на главном рынке. Любой солидный торговец старается держать тут лавку. Да и покупатель здешний под стать продавцу.
Рыжий Хасан и не приметил, что возле неспешно хлебавшего кумыс стражника среди других зевак крутилась сказочница Минсур из черкесского квартала.
Хотя сказочница она была еще та. Больше терлась по женским баням, посиделкам да покоям скучающих купчих, разнося сплетни. Тоже, конечно, сказки, но на другой лад. Когда была помоложе, находились ей занятия и при мужских банях. Дело это ходкое, она даже дом купила. Но замуж ее никто из суровых земляков не взял, а со временем и случайные ухажеры нашли других подруг. Пришлось подаваться в сказочницы.
Оказалось, что возле состоятельных подруг тоже можно худо-бедно прожить.
Правда, волка ноги кормят. Особенно ногам потрудиться приходится, когда сказки не горазд сказывать, да и знаешь их немного. Тебе будут рады, только если принесешь на хвосте хорошую новость. Или горячую сплетню. А где их искать, как не на главном базаре?
Потому и прилепилась Минсур в этот ранний час к разболтавшемуся стражнику.
Новость оказалась так себе, даже не про убийство. Однако лучше, чем ничего. Главное, свежая. А кого нашли, неизвестно. Значит, завтра с утра будут объявлять по площадям и базарам, чтобы приходили тело опознавать. Какие-никакие разговоры пойдут. Только кому это интересно? Минсур задумалась, снова вспоминая слова стражника. Тут ее и осенило. Зря, что ли, она зовется сказочницей? Любую сплетню важно правильно подать.
Хозяин как раз выглянул из лавки, чтобы распорядиться насчет развьюченных мулов. Велел дать им ячменя. Минсур решительно двинулась к нему:
– Мне нужен ритль твоего знаменитого масла. Сможешь к обеду сделать?
– Ледяного? – недоверчиво пробурчал Хасан. – Вроде еще не пора?
– В бане всегда жарко, – улыбнулась Минсур.
– Цену знаешь?
Было понятно, что такие деньги молочник не упустит. Ясно ведь, что нищая сказочница берет драгоценное лакомство не для себя. Куда-то собралась.
– В полдень.
Минсур кивнула и присела в тени недалеко от мирно жующих ячмень мулов Эталмаса. На ее счастье, она пришла на рынок с полным кошелем денег – несла знакомому меняле. Зато теперь можно спокойно дожидаться молочника. Благо, он прибыл скоро и в благодушном настроении.
Живущие за городом любят поболтать на базаре, а уж когда есть повод покрасоваться… Эталмас с гордостью поведал, как сотник хвалил его собаку за то, что взяла след не хуже лучших ханских гончих, с которыми тот хаживал в молодости. Поэтому, когда он отправился в обратный путь, Минсур знала все подробности утреннего происшествия. Подобно охотничьей собаке, она взяла след.
У кипчаков есть загадка: «Зацепку я сделала, к веретену прицепила». Что это? Ум. Достаточно только ухватить что-нибудь, и потянется нить мысли. А уж из этих нитей можно таких ковров наткать!
Едва тень стала в два раза длиннее, чем палка, ее отбрасывающая, и правоверные преклонили колени для послеполуденного намаза, как стражников, привычно объезжавших городские заставы, стали расспрашивать про утреннее происшествие. Начальник дневного караула поначалу и не почуял ничего особенного. Мало ли о чем языками чешут! Жизнь в Сарае Богохранимом спокойная, происшествий мало, а у дневной стражи так и вообще служба, можно сказать, скучная. Но когда на другом конце города, у самой Булгарской пристани, стали спрашивать про тело, найденное у дороги, старый Итлар заподозрил неладное. И сам стал потихоньку выспрашивать, чего вдруг всех это так интересует.
Первый же словоохотливый собеседник с радостью поведал, что мертвец, найденный утром, не имел никаких признаков насильственной смерти, но лицо его было охвачено предсмертным ужасом. Мало того, шел он не по дороге, а след привел к старому кладбищу. Известное дело, кто творит свои дела ночью на кладбище. Гули. Всякая нечисть, что прячется среди могил, пока светит солнце, и чья пора наступает после заката. По всему выходило, что и неведомый путник попал в руки кладбищенской нечисти.
От неожиданности сотник даже взопрел. Про то, что след привел на кладбище, вообще никто, кроме него, не знал. Хотя был еще хозяин собаки, этот старый хрыч молочник. Который потом должен был забрать своих мулов и убраться домой за город. Это когда же он успел так растрепаться? На всякий случай Итлар решил сделать приличный крюк и заехать в скудельницу при кладбище, где лежали неопознанные трупы и куда еще утром велел своим нукерам отвезти найденное тело.
Нехорошие предчувствия оправдались. Возле скорбного и обычно безлюдного места, приткнувшегося в некотором отдалении от старого кладбища под сенью раскидистых лохматых карагачей, он увидел пеструю стайку женщин. Хуже того, прямо напротив калитки стояли роскошные носилки, сопровождаемые четверкой здоровенных мордоворотов, подобранных по росту, да еще пара вооруженных охранников-гулямов, явно сопровождавших какую-то знатную хозяйку. Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, что прибыла она в это унылое место взглянуть на убитого ночной нечистью путника.
Поняв, что его появление сейчас будет воспринято жаждущими подробностей кумушками как подарок судьбы, сотник поспешно повернул коня. Итлар даже немного пожалел страшную сказку, так взбудоражившую этих скучающих женщин, которая неминуемо умрет, когда он начнет рассказывать, как было дело, своим простым пастушьим языком. В былые годы служилый долго обитал при ханской охоте, ходил в ловчих. Однако врать, как заправский охотник, так и не научился.
Солнце уже потихоньку клонилось к закату. Когда оно скроется за рекой и азанчи призовут правоверных к вечернему намазу, нужно будет передавать бразды ночной страже, а там и докладывать во дворце самому эмиру или его наибу о произошедшем за ночь.
Сейчас весна, и день еще прибавился не сильно. Только-только ночь перестала делиться на три стражи. Пройдет месяц, и столько будет доставаться ему и его стражникам. Хлопотнее, конечно, зато не так скучно, как зимой.
Эмир к докладу не прибыл. Летом он обычно выслушивает ночную стражу по утрам, а до вечера во дворце не скучает. Незачем. Если что важное случится, доложат.
Вот и теперь доклад Итлара слушал наиб, невысокий мужчина средних лет, бывший писец-битакчи. Звали его Злат, и был он из русских. Так-то он носил имя Хрисанф – по-гречески «златоцветный», но звали его все на славянский манер. Сын священника, он не пошел по отцовским стопам и подался в ханскую службу. Сначала толмачил по греческим делам, благо греческую грамоту изучил при православном храме. Потом освоил уйгурское письмо и начал заниматься уже более серьезными вопросами. Стал одеваться в монгольское платье, а на пояс вешать чашку для кумыса. Со временем получил жалованный красный халат и выслужился в помощники самого сарайского эмира. Повесил на грудь ханскую пайцзу с надписью: «Кто не повинуется – умрет». В прошлом году сам Узбек наградил его золотым поясом – не всякий эмир может таким похвастать.
Урок – служи честно, за ханом служба не пропадет.
Сейчас наиб был без пайцзы, в простом монгольском халате. Даже шапочку не надел.
Калач он был тертый, потому про городские сплетни уже знал. Сотника сразу встретил улыбкой:
– Поймал дэвов? Или гулей? Все по-разному говорят.
Итлар покаянно засопел:
– Сам виноват. Все тянет на охоту, ведь столько лет ловчим был. А тут собачка хорошая подвернулась. Это большая редкость. Не каждую можно научить по следу ходить.
Наиб одобрительно кивнул, и сотник оживился:
– Странным показалось, что человек не по дороге шел, а из степи. Ну и одет необычно. Весь в черном. Одежда непривычная. Просторная, рукава широкие, голова сверху закрыта, как плащом. Главное, лицо платком замотано. Ночью. Видеть его никто не мог, значит, он просто прятался в темноте. Следов рядом никаких. А тут собачка. Оказалось, по следу ходит. Хорошая собачка. С такой бы на охоту. До самого кладбища след держала. А это почитай половина фарсаха.
– На кладбище заплутала?
– Немудрено. Кладбище большое, старое. Тут и кусты, и деревья, кругом тропки, склепы, надгробия. Да и след уже остыл…
– Простыл, – эхом откликнулся наиб. – Значит, где гули прятались, не нашел?
Сотник внимательно посмотрел на собеседника, не насмехается ли? Тот был серьезен и явно задумался.
– Про кладбище кроме тебя кто знал? – спросил он после недолгого молчания.
– Только хозяин собаки. Этот самый молочник.
– А молочник пошел потом на базар. Да еще на главный. Самое место, – опять развеселился наиб. – Про гулей это он болтал?
– Я с ним ни словом не обмолвился. Только собаку похвалил. Спросил еще, не ходит ли на охоту.
– Про нечистую силу уже на базаре придумали. Надо будет завтра лекаря хорошего послать, пусть тело повнимательнее посмотрит. Может, выяснит, отчего умер этот путник.
– Тут и гадать нечего. Я ведь столько лет в ловчих ходил. Потом в войске, в ертауле следопытом. Всякого насмотрелся. В том числе и змеиных укусов. Когда тело осматривал, сразу увидел ранки на руке. Спутать трудно. И вокруг все опухло. Ясно, что и лицо от этого перекосило. Видал такое раньше. Хотя лекарь, конечно, вернее скажет.
– Про это кому-нибудь говорил?
Сотник покачал головой.
– Молочнику этому?
– Он к телу и не подходил, а других я не подпускал. Разве что потом, когда тело повезли.
– Вот и не стало сказки, – грустно улыбнулся Злат. – Хотя, как сказать. Говорят, нечисть всякая любит в змей превращаться. Вот только гули это, джинны или пери какие – не помню. Здесь ведь в Сарае народ откуда только не собрался. У каждого свои сказки. Свои чудовища. Лекаря завтра все-таки пошлю.
Дело на поверку выходило довольно обыденное. Взбрело кому-то в голову идти ночью степью, в обход застав. Наступил в темноте на змею, и вся недолга. Что заставило путника таиться и какие недобрые дела хотел покойный проделать во мраке, он теперь уже никому не расскажет. Да и кому это интересно? Это же не сказка про страшных людоедов гулей.