С площади Антон поспешил в гостиницу. Однако сам не зная как, оказался снова у дома с заляпанным зеленым забором. Неловко было перед Лидой, что он ушел вот так, по-английски. С ее матушки станется не только не передать, что парень попрощался, но и наврать про него с три короба. Свет горел в нескольких комнатах, значит, позвонить в открытую в звонок, опять нарваться на неприятные разборки.
Дог окинул улицу взглядом – пусто. Подпрыгнул, подтянулся и перемахнул через забор. Овчарка, помня о субординации, даже не тявкнула. Антон уже ориентировался, где должна быть Лидина комната. На ее окне висела розовая штора из двух половин, сколотая бабочкой. Парень хотел подойти, постучать и переброситься буквально парой слов, но… уперся в такую же воздушную преграду, как в церкви.
Ни фига себе пельмень! За полдня подобную стену не наколдуешь, тут мощная подготовка нужна. Получается, что Аграфена огородила дом от оборотней когда-то давно. Чем же они ей так насолили?! Не только от оборотней, конечно, любое существо с частью демонического внутри вот точно так же уперлось бы. Но слабо вериться, что Аграфена опасалась домовых или церковных призраков, тем более последние, как правило, довольно ограничены в передвижении.
Антон пошел вдоль невидимого барьера, проверяя рукой, не появится ли в нем разрыва. Как он и думал – проход был только один, на месте дорожки, ведущей от калитки в дом. Наверное, стоило плюнуть и ретироваться, но в парне уже взыграло что-то вроде спортивного интереса. Он зашел сюда, что увидеться с Лидой? Значит, увидится.
Дог вернулся к месту, где ближе всего было до окна с бабочкой, отколол ботинком кусок смерзшегося снега и кинул его в стекло. Подождал пару минут и повторил. Свет в комнате погас, штора отодвинулась, и удивленное лицо девушки показалось в окне. Антон рассчитывал, что она откроет створку, но вместо этого штора, наоборот, скрыла комнату. Несколько минут ничего не происходило. Вот значит, как… «Все-таки мамаша успела промыть мозги», – зло подумал парень и уже хотел развернуться и уйти, как рама скрипнула, а в окне показалась Лида, в накинутой куртке:
– Что там застыл-то?
– Так барьер… Пройти не могу, – дурацки улыбнулся Антон, только в этот момент понимая, что Лида-то о нем не знает. Как и о существовании оборотней, привидений, и всяких там сущностей, пухлый классификатор которых являлся чуть ли не настольной книгой каждого стража.
Но Лида, видимо, решила, что барьер, это что-то вроде ведьминой охраны от бандитов, поэтому лишь закатила глаза и… смело полезла сама через подоконник. К счастью, на ее ногах были ни тапки, а кроссовки, так что от небольшой прогулки она замерзнуть не могла.
– Я извиниться хотел, – с ощущением дежавю пояснил дог, когда девушка спокойно подошла к нему.
– Это ты извини, – горячо прервала его Лида. – На маму находит временами, но чтобы она на незнакомого человека так накинулась… У нее, понимаешь, – и Лида нахмурилась, и закусила свою аппетитную губку, будто размышляя, сказать или не сказать. Потом все-таки продолжила, – мужененавистничество какое-то. Нет, с пациентами она нормально, ты не подумай, а вот с остальными… Наверное, из-за отца.
– А кто у тебя отец? – как можно непринуждённее уточнил Антон.
– Да я его и не знала, – отмахнулась девушка. – Он умер до моего рождения. Они даже расписаться с мамой не успели. Ну и вот что на заборе видишь, то и слышала она с тех пор. И кажется, до сих пор ему простить этого не может. И поэтому мне точно надо уехать…
Голос Лиды дрогнул:
– Она сама не живет, уж как Николай Петрович за ней ни ухаживал, как ни помогал. И замуж ведь звал, а она ни в какую. И мне, я поняла, жизни не даст.
Антону почему-то вдруг так стало жаль, эту одинокую девочку, которая толком ничего хорошего в жизни не видела, а только насмешки, оскорбления и тычки. Он притянул Лиду к себе и обнял. Просто как сестру. Не было в этом жесте никакого чувственного подтекста. Во всяком случае сперва. Пока оборотень не втянул чутким собачьим носом запах ее кудряшек. Такой свежий, травянистый, так обычно пахнет утром в лесу…
И внутри как-то все колыхнулось сразу, и натянулось как струна – пугающе и одновременно сладко. Незнакомое, чужеродное чувство. Все рецепторы Антона вмиг напряглись и словно закричали: «Опасность! Опасность!» и надо было бы быстрее попрощаться и бежать. Подальше от этого дома, от села, не оборачиваясь прямо до города. Но разум почему-то отказался подчиняться, а руки сами притянули девушку еще плотнее.