Стальные пружины ждут, молчит таинственный лес…[1]
Я вам расскажу одну историю. Нет, не из тех, коими хвастают молодые самцы. Не о том, как я убил за ночь двух оленей. И не о долгой борьбе с отцом и братьями за клочок земли в междуречье. Это история о том, как одна встреча может изменить судьбу.
Просыпаясь с уходом последнего луча неверного зимнего солнца, первое, что я ощущаю – запах снега. Я не открываю глаза, чтобы не перебить это ощущение. Вдохнув сонными ноздрями морозный, мокрый, прелый, пряный, жаркий воздух и навострив уши, я чувствую, не анализируя, что происходит в моих владениях.
Да, в моих владениях. В тайге все живет по законам природы, а царь природы здесь – я. В тайге я решаю, кому и когда умереть.
Вотчина моя огромна и прекрасна. Здесь мощные горные реки мороз заковывает в лед, образуя в каньонах застывшие ледопады. Для человека тайга почти непроходима, поэтому они шастают по рекам, прокладывая широкие тропы коптящими воздух «буранами»[2]. Здесь наверху – купола из высоченных сосен и кедров, а внизу, под многометровым слоем снега – тоже деревья, только маленькие и скрюченные. Люди называют их стлаником.
Не все понимают, насколько совершенен и прекрасен наш мир, но я понимаю. Лес вокруг для большинства его обитателей полон опасностей и загадок, для меня же он – открытая книга, которую я с удовольствием читаю, заостряя внимание то на одном звуке, то на другом. Я чаще использую слух, подключая нюх или зрение по необходимости.
Итак, в одно не слишком морозное и не слишком раннее утро, когда облака заполонили небо перед пургой, птицы замолчали, а звери лениво высовывали морды из нор, и у кого была пища, продолжали спать, а у кого не было – сетовали на пургу и плохую охоту, я проснулся и насторожился. Запах снега стал другим. Я почуял человека.
Через секунду я услышал тихое бряцание железа, какое-то клацанье и заливистый женский смех. Они были не близко, но я прекрасно слышал все, что происходило там. Судя по эху, они двигались по широкой реке в трех с половиной километрах на север. Я никогда не был на этой реке, но прекрасно знал, что она там есть. А еще я знал, что появление человека в лесу не сулит ничего хорошего. Время охоты еще не пришло, я мало спал и не до конца переварил задранного мной ввечеру кабана. Но тревога и примешанное к ней любопытство не давали мне покоя. Я решил положить конец неизвестности и, откинув присыпанный снегом лапник, фыркая и отряхиваясь, посеменил им наперерез.
Было тихо, тепло и туманно. Но я знал, что пересуды в верхушках вековых сосен скоро принесут ветер. Я ступал по снегу, покрывшему на семь месяцев стланик, и проваливался довольно глубоко, вздымая снежный пух, вырывался обратно, все ниже и ниже по склону горы. Эта игра доставляла удовольствие. Я почти кувыркался вперед и вниз, но вовремя подставлял под ловкое тело массивные передние лапы. Внизу была река. Лед там или уже вода (шел первый месяц весны)? Любопытно было увидеть, что творится там, внизу, там, где я еще не был. Ближе к реке лес начал редеть, уступая место торчащему из снега стланику. Тут уж я дал себе волю – поджал передние лапы и кубарем покатился вниз.
Остановившись посреди реки, я смутился. Река была полосатой. Я уже видел такие полоски – их оставляли охотники. Но люди, проделавшие эти, не были охотниками. У них было железо, но не было пороха, значит, вперед гнала их не жажда добычи, а нечто иное. Я посеменил по следу.
Вдали я увидел горы – отнюдь не пологие, они поднимались вверх острыми неприступными пирамидами и трапециями с плато, уходившими вниз крутыми гребнями. Лыжня шла по неявной буранке[3]. Тут бывали снегоходы, но нечасто. «Как удачно!» – подумалось мне. Мы, взрослые тигры, хоть и опасаемся, но все же любим компанию человека. Я его вижу, он меня – нет. Я его слышу, он меня – нет. Я его чую, он меня – нет… Если быть осторожным и соблюдать законы тайги, то человек не представляет угрозы. Наоборот, становится чем-то вроде обслуживающего персонала: прокладывает дороги, по которым удобно ходить, привлекает дичь, на которую удобно охотиться. В этом мире никто не равнодушен к халяве – что хищник, что его жертва, теряющая бдительность от легкой добычи.
Они были все ближе и ближе. Я чувствовал, что без труда догоняю их. Теперь я знал, что они не опасны. Поэтому я решил отдохнуть до вечера на берегу и затем продолжить путь по лыжне.