Ранд ал’Тор проснулся в своем шатре, втянул воздух полной грудью, выскользнул из-под одеяла, оставив на койке спящую Авиенду, и накинул халат. В воздухе пахло сыростью.
Ему почему-то вспомнилось, как в детстве он вставал ни свет ни заря, чтобы подоить корову. Доить ее требовалось дважды в день. Закрыв глаза, он будто наяву слышал звуки того, как в сарае уже проснувшийся Тэм обтесывает новые колья для ограды. Он припомнил ощущение от стылого воздуха, как надевает сапоги, как плещет в лицо водой из ведра, оставленного у теплой печки.
Всяким утром фермер мог открыть дверь и окинуть взглядом новехонький мир. Хрустящий иней. Робкое пение первых птиц. Солнечный луч над горизонтом, будто утренний зевок всего сущего.
Ранд вышел из палатки, закрыл входные клапаны и кивнул стоявшей в карауле невысокой золотоволосой Деве по имени Кэтерин, после чего взглянул на мир – уже давно не новый. Это был изрядно потрепанный мир, дряхлый и усталый, словно торговец, пешком сходивший к Хребту Мира и обратно. Поле Меррилор густо пестрело палатками, и столбы дыма от походных кухонь тянулись ко все еще хмурому утреннему небу.
Повсюду трудились не покладая рук. Солдаты смазывали маслом доспехи. Кузнецы острили наконечники копий. Женщины готовили оперения для стрел. С повозок кухонные работники раздавали завтрак невыспавшимся мужчинам. Все знали: ждать недолго, вот-вот грянет буря.
Ранд закрыл глаза. Он прямо-таки чувствовал ее, саму землю, как будто связанный с нею слабыми узами Стража. Глубоко под ногами сквозь почву ползли черви. Травы медленно-медленно вытягивали корни в поисках питательных веществ. Похожие на скелеты деревья не были мертвы, поскольку впитывали влагу. Они впали в спячку. На одном из них собрались синешейки. Они не приветствовали рассвет своими трелями, но жались друг к другу, как будто стараясь согреться.
Земля еще жила – как живет человек, цепляясь кончиками пальцев за край обрыва.
Ранд открыл глаза:
– Скажи, мои секретари уже вернулись из Тира?
– Да, Ранд ал’Тор, – ответила Кэтерин.
– Отправь весть другим правителям, – велел Ранд. – Я встречусь с ними через час в центре поля. Там, где запретил ставить палатки.
Кэтерин отправилась передавать приказ, оставив в карауле трех других Дев. Ранд вернулся в шатер, закрыл входные клапаны, обернулся и чуть не подскочил от неожиданности, увидев, что Авиенда – в чем мать родила – стоит посреди шатра.
– Застать тебя врасплох непросто, Ранд ал’Тор, – с улыбкой заявила она. – Наши узы наделяют тебя весомыми преимуществами. Мне пришлось двигаться очень медленно, как ящерице в полночь, чтобы ты не сразу почувствовал, где именно я нахожусь.
– О Свет, Авиенда! Но зачем тебе заставать меня врасплох?
– Вот за этим, – сказала девушка и, подскочив к Ранду, схватила за голову, поцеловала и прижалась к нему всем телом.
Он расслабился и ответил на поцелуй.
– Насколько же приятнее заниматься подобными вещами, когда не боишься что-нибудь отморозить, – сказал он, не прекращая целоваться. – Впрочем, я не удивлен.
Авиенда отпрянула от него:
– Тебе не следует упоминать о том случае, Ранд ал’Тор.
– Но…
– Мой тох выплачен сполна, и теперь я первая сестра Илэйн. Не напоминай о забытом позоре.
Позор? Чего тут стыдиться, если совсем недавно… Ранд покачал головой. Он слышит, как дышит земля, чувствует, как в полулиге отсюда жук взбирается на травинку, но понять айильцев иной раз было невозможно. Или это какая-то женская логика?
В нынешнем случае, пожалуй, и то и другое.
– Вряд ли у нас есть время на ванну, – задумалась Авиенда, глядя на стоявшую в шатре бочку свежей воды.
– Ого! Теперь ты любишь ванны?
– Я смирилась с ними, они стали частью жизни, – сказала девушка. – Раз уж я буду жить в мокрых землях, надо принять некоторые мокроземские обычаи. Если они не совсем дурацкие. – Ее тон намекал, что дурацких обычаев здесь большинство.
– Что не так? – подступил к ней Ранд.
– Не так?
– Тебя что-то тревожит, Авиенда. Я же вижу. И чувствую.
Авиенда окинула его критическим взглядом. О Свет, какая же она красивая!
– Тобой было куда легче управлять, пока ты не обрел древнюю мудрость своего прошлого «я», Ранд ал’Тор.
– Неужели? – улыбнулся он. – Не припомню, чтобы ты мною управляла.
– Тогда я была неопытной девочкой, не знавшей, что занудство Ранда ал’Тора не имеет границ. – Она сложила ладони лодочкой, набрала воды и умылась. – Но это к лучшему. Знай я, что оно идет к тебе в довесок, навсегда облачилась бы в белое.
Ранд улыбнулся, затем сплел прядку Воды и опустошил бочку, потоком вытянув ее содержимое в воздух. Авиенда попятилась, с любопытством глядя на происходящее.
– Как вижу, тебя уже не тревожит мысль о том, что мужчина способен направлять Силу, – заметил он, придав массе воды форму раскрытого веера и подогревая ее плетением Огня.
– Для тревоги больше нет причин. Иначе я вела бы себя как мужчина, который не желает забыть позор женщины, после того как она оплатила тох, – пронзила его взглядом Авиенда.
– Даже не представляю, что за бестолочь способна на такую грубость. – Ранд сбросил халат и подступил к Авиенде. – Вот. Это пережиток «древней мудрости», которую ты находишь столь занудной.
Вода, согретая до идеальной температуры, обрушилась на них облаком мелких брызг, обоих окутало густым теплым туманом. Авиенда охнула и вцепилась в руку Ранда. Может, она понемногу и привыкала к обычаям мокроземцев, но вода по-прежнему пробуждала в ней чувство неловкости, смешанной с благоговением.
Нитью Воздуха Ранд подхватил немного мыла, накрошив его стружкой, и смешал с водой, взбив в пену. Ранда с Авиендой окружил восходящий вихрь пузырьков. Волосы Авиенды колонной поднялись к потолку, а затем вновь легко опустились ей на плечи.
Следующей волной теплой воды Ранд смыл мыльную пену, а затем подсушил тела, оставив кожу влажной, но не мокрой. Потом он вернул воду в бочку и – с некоторой неохотой – отпустил саидин.
– Это… – сказала Авиенда, тяжело дыша, – это совершенно сумасбродно и крайне безответственно!
– Спасибо, – ответил Ранд и набросил на девушку полотенце. – Почти все, чем мы занимались в Эпоху легенд, ты сочла бы безответственным и сумасбродным. То было другое время, Авиенда. Тогда было огромное множество умеющих направлять Силу, и обучали нас с младых ногтей. Нам не требовалось знать, что такое война или как убивать. Мы искоренили боль, голод, покончили со страданиями и кровопролитием. Вместо этого мы использовали Единую Силу в самых обыденных случаях.
– Покончили с кровопролитием? Искоренили войну? Вам это лишь казалось, – хмыкнула Авиенда. – Вы ошибались, и невежество сделало вас слабыми.
– Так и есть. Хотя не знаю, стал бы я что-то менять. Было множество хороших лет. Хороших десятилетий, даже веков. Мы верили, что живем в раю. Возможно, эта вера стала причиной нашего краха. В стремлении к идеальной жизни мы игнорировали любое несовершенство. Бездумно оставленные без решения проблемы нарастали, и война могла стать неизбежной, если бы не была проделана Скважина. – Он вытерся досуха.
– Ранд, – подступила к нему Авиенда. – Сегодня я потребую награду.
Она коснулась его руки. С тех дней, когда Авиенда была Девой Копья, ее ладони остались шершавыми и мозолистыми. Она никогда не станет кисейной барышней, каких предостаточно при дворах Кайриэна и Тира. Ее руки знали, что такое работа, и Ранда это вполне устраивало.
– Какую награду? – спросил он. – Сегодня, Авиенда, я вряд ли смогу в чем-то тебе отказать.
– Какую? Пока не знаю.
– Не понял…
– Тебе не надо понимать, – сказала она. – И не надо обещать, что согласишься. Я решила, что должна предупредить тебя, поскольку некрасиво заставать любовника врасплох. Эта награда потребует от тебя изменить свои планы – вероятно, самым радикальным образом – и будет очень важна.
– Ну хорошо… – согласился Ранд.
Авиенда кивнула – со свойственным ей загадочным видом – и начала одеваться. Наступил новый день.
В своем сне Эгвейн прохаживалась вокруг замороженной стеклянной колонны. Она сильно походила на колонну света. Что же означает этот образ? Ей никак не удавалось его истолковать.
Видение изменилось, и теперь Эгвейн обнаружила сферу. С трещиной. Это мир, каким-то образом поняла она и лихорадочно перетянула сферу бечевой, чтобы та не развалилась на части. Да, ее можно сохранить целой, но какие невероятные усилия потребуются…
Сон померк. Эгвейн пробудилась, сразу же обняла Истинный Источник и сплела огонек. Где она?
В Белой Башне, в постели, в ночной рубашке, но не у себя в спальне: ее покои еще не отремонтировали после нападения убийц. При кабинете Амерлин имелась комнатка для отдыха, и Эгвейн ночевала там.
В голове шумело. Эгвейн смутно припомнила, как в своем шатре на Поле Меррилор она с затуманенным взором выслушивала донесения о падении Кэймлина. Ближе к утру Гавин настоял, чтобы Найнив открыла переходные врата в Белую Башню, где Эгвейн могла бы поспать в нормальной постели, а не на походном тюфяке.
Ворча себе под нос, девушка встала. Пожалуй, Гавин был прав, хотя Эгвейн отчетливо помнила, как разозлилась на его тон. И никто не одернул ее Стража. Никто. Даже Найнив. Эгвейн потерла виски. Головная боль была не настолько сильной, как в те времена, когда об Эгвейн «заботилась» Халима, но причиняла ощутимые неудобства. Вне всяких сомнений, ее тело восстало против хронического недосыпа в последние недели.
Вскоре – одевшись, умывшись и чувствуя себя получше, но совсем чуть-чуть – Эгвейн вышла из каморки и увидела Гавина. Тот сидел за столом Сильвианы и просматривал какой-то отчет, не обращая внимания на переминавшуюся в дверях послушницу.
– Застань она тебя за этим делом, подвесила бы за окном, головой вниз. За пальцы ног, – сухо заметила Эгвейн.
Гавин вздрогнул от неожиданности и возразил:
– Это доклад не с ее стола. Это последние новости от моей сестры. Насчет Кэймлина. Письмо принесли через переходные врата буквально пару минут назад.
– И ты решил его прочесть?
– Чтоб мне сгореть, Эгвейн! – покраснел он. – Это же мой родной город, а послание не было запечатано, вот я и подумал…
– Ладно тебе, Гавин, – вздохнула она. – Давай посмотрим, что там пишут.
– Почти ничего, – поморщился Гавин и протянул ей письмо.
Он кивнул послушнице, и та убежала, но вскоре вернулась с подносом – хлеб, сморщенные колокольники и кувшин молока. Потом девчушка удалилась окончательно, и Эгвейн села за стол и приступила к завтраку. Ей было неловко. Почти все Айз Седай и солдаты Башни ночевали в палатках на Поле Меррилор, а она спала в мягкой постели – и теперь подкрепляет силы фруктами, пусть и несвежими.
Однако в доводах Гавина имелось здравое зерно. Пусть все – включая гипотетических убийц – думают, что Амерлин у себя в шатре. После того как она едва не погибла от рук шончанских головорезов, не грех принять дополнительные меры предосторожности. Особенно если они помогут как следует выспаться.
– Та шончанка, что пришла с иллианцем, – вспомнила Эгвейн, не отводя взора от чашки с молоком. – Ты говорил с ней?
Гавин кивнул:
– За этой парочкой присматривают гвардейцы Башни. Найнив поручилась за них – в некотором смысле.
– То есть?
– Несколько раз назвала шончанку шерстеголовой дурой, но заявила, что преднамеренного вреда эта женщина тебе не причинит.
– Великолепно. – Что ж, Эгвейн не откажется от беседы с желающей поговорить шончанкой. О Свет! Что, если придется вести войну одновременно и с троллоками, и с Шончанской империей?
Гавин уселся на стул перед ее письменным столом. Заметив его покрасневшие глаза, Эгвейн сказала:
– А сам ты собственному совету не последовал.
– Кто-то же должен был охранять твой покой, – ответил он. – Стоило позвать охрану – и все поняли бы, что ты здесь, а не на Поле Меррилор.
Эгвейн попробовала хлеб – интересно, из какой муки его выпекли? – и просмотрела донесение. Гавин был прав, но ей не нравилось, что он совсем не спал перед таким важным днем. До сих пор он держался только благодаря узам Стража.
– Значит, город и впрямь потерян, – признала она. – Стены разрушены, дворец захвачен. Хотя, как вижу, троллоки не все здания сожгли. Многие, но не все.
– Да, – подтвердил Гавин. – Но нельзя отрицать, что Кэймлин пал.
Эгвейн чувствовала, как ему горько.
– Соболезную…
– Многие спаслись, но с таким числом беженцев, нашедших прибежище в стенах Кэймлина, трудно сказать, сколько народу было в городе до нападения. Думаю, погибли сотни тысяч.
Эгвейн невольно охнула. Сотни тысяч?! Считай, что огромная армия стерта с лица земли за одну-единственную ночь. И это лишь начало грядущих зверств. А сколько уже погибло в Кандоре? Можно лишь предполагать…
В Кэймлине хранилась значительная часть провианта андорской армии. Эгвейн представила, как толпы людей – сотни тысяч! – бредут прочь от горящего города, и ей действительно стало дурно. Но мысль о голоде в войсках Илэйн внушала еще больший ужас.
Эгвейн черкнула записку Сильвиане с требованием снарядить всех сестер, искушенных в Исцелении, на помощь беженцам и отправить их через переходные врата в Беломостье. Быть может, туда получится доставить продовольствие, хотя и сама Белая Башня испытывала потребность в припасах.
– Видела приписку в самом низу? – спросил Гавин.
Нет, не видела. Эгвейн нахмурилась, а затем отыскала взглядом предложение, добавленное рукой Сильвианы. Ранд ал’Тор требовал, чтобы все явились к нему ровно в…
Она взглянула на стоявшие в кабинете старинные часы в высоком деревянном корпусе. Полчаса до назначенного времени. Эгвейн застонала и, забыв о манерах, в спешке принялась доедать завтрак. Сожги ее Свет, если она пойдет на встречу с Рандом на голодный желудок.
– Я придушу этого мальчишку. – Она вытерла губы. – Все, нам пора.
– Всегда можно явиться с опозданием, – встал Гавин. – Показать, что он нам не указ.
– Чтобы он говорил со всеми без меня и моих возражений? Мне это не по душе, но сейчас решающий голос за Рандом, и всем крайне любопытно узнать о его планах.
Эгвейн сплела переходные врата, ведущие обратно – в угол шатра, отведенный ею для Перемещения. Шагнув через проем, она вместе с Гавином вышла наружу, на шумное Поле Меррилор. Там переговаривались и перекрикивались люди, вдалеке грохотали копыта: кто галопом, кто кентером, но войска занимали позиции перед встречей монархов. Понимает ли Ранд, что натворил? Собрать такое количество ничего не понимающих, а потому нервных солдат – все равно что бросить пригоршню фейерверков в чугунок и сунуть его в печь. Рано или поздно все закончится взрывом.
Эгвейн должна была взять этот хаос под контроль. Она сделала невозмутимое лицо и решительно двинулась прочь от шатра. Гавин последовал за ней, отстав на шаг и держась чуть левее. Этому миру требовалась Амерлин.
Снаружи ожидала Сильвиана, облаченная в официальное одеяние, с палантином на плечах и с посохом в руке, как будто она собиралась на заседание Совета Башни.
– Когда начнется встреча, проследи, чтобы все было сделано, – распорядилась Эгвейн, передав Сильвиане записку.
– Да, мать, – ответила Хранительница летописей и последовала за ней, но справа.
Даже не оборачиваясь, Эгвейн понимала, что Сильвиана и Гавин демонстративно игнорируют друг друга.
У западной границы лагеря обнаружилась группа споривших о чем-то Айз Седай. Эгвейн прошла ее насквозь, и споров как не бывало. Конюх привел Ситечко – норовистого мерина чубарой масти в таких мелких яблоках, что его шкура походила на решето. Эгвейн взобралась в седло и оглянулась на Айз Седай:
– Только восседающие.
Эти слова породили волну протестов, но спокойных, упорядоченных, высказанных со всей присущей Айз Седай авторитетностью. Каждая считала, что имеет право присутствовать на встрече. Эгвейн продолжала смотреть на женщин, пока те наконец не выстроились в ряд. Ведь они не Свет весть кто, они – Айз Седай, и пререкаться из-за пустяков ниже их достоинства.
Пока собирались восседающие, Эгвейн окинула взглядом Поле Меррилор – громадный треугольник шайнарской степи, с одной стороны ограниченный лесом, а с двух других – сливающимися реками Мора и Эринин. Посреди травянистой равнины возвышался Дашарский бугор, стофутовый выход горной породы с отвесными склонами, а на арафелском берегу Моры виднелся Половский взгорок – плосковерхий холм сорока футов высотой, с пологими склонами, лишь с одной стороны заметно круче спускавшийся к реке. К юго-западу от взгорка были топи, а по соседству с ними находился мелководный участок Моры, известный под названием Хаувальский брод, – удобное место для переправы на пути из Арафела в Шайнар.
Чуть дальше к северу, напротив каких-то древних каменных развалин, располагался огирский стеддинг. Вскоре после своего прибытия на Поле Меррилор Эгвейн нанесла огирам визит, засвидетельствовав им свое почтение, но их на собрание Ранд не пригласил.
Армии сближались. С запада, где Ранд разбил свой лагерь, шли солдаты под знаменами порубежников. Среди них развевался флаг Перрина. Как-то странно, что у Перрина теперь есть собственный стяг.
С юга тянулась к месту встречи – проплешине в самом центре Поля – процессия Илэйн, во главе которой ехала верхом гордая королева, у которой больше не было дворца. Между нею и Перрином отдельными колоннами двигались иллианцы и тайренцы. Правители этих стран привели сюда почти всех своих солдат. О Свет! Кто же допустил, чтобы их армии оказались так близко одна от другой?
Лучше не медлить. Присутствие Амерлин, хотелось бы верить, предотвратит неприятности и успокоит правителей – вряд ли им понравится соседство с таким множеством айильцев. А своих представителей сюда прислали все кланы, за исключением Шайдо. И Эгвейн до сих пор знать не знала, кого они поддержат: ее или Ранда. Некоторые из Хранительниц Мудрости, похоже, вняли ее мольбам, но твердых заверений она так и не услышала.
– Посмотри вон туда, – сказала Саэрин, догнав Эгвейн. – Это ты пригласила Морской народ?
– Нет, – покачала головой Эгвейн. – Подумала, что вряд ли они выступят против Ранда.
По правде говоря, после встречи с Ищущими Ветер в Тел’аран’риоде она не горела желанием пускаться в новые переговоры с Морским народом. Боялась, что проснется и поймет, что у нее выторговали не только первенца, но и всю Белую Башню.
С гордостью монархов пестро одетые Госпожи Волн и Господа Мечей выступали из переходных врат неподалеку от лагеря Ранда. Из своего прибытия они устроили целое представление.
«О Свет, – подумала Эгвейн, – вот бы узнать, сколько лет минуло с последней встречи подобного масштаба». Сюда явились делегации почти всех государств, а сверх того – айильцы и Морской народ. Не было только представителей Муранди, Арад Домана и тех стран, которые захватили шончан.
Последняя из восседающих наконец-то взобралась в седло и присоединилась к кавалькаде Амерлин. Эгвейн страшно хотелось поскорее отправиться к месту встречи, но проявлять нетерпение было неуместно, и поэтому она послала мерина вперед неспешным шагом. За конной процессией, воздев пики и громко топоча сапогами, следовали эскорт из солдат Брина в белых табарах, украшенных Пламенем Тар Валона. Но эти одежды не затмевали великолепия нарядов Айз Седай, и само построение делало акцент на находившихся в центре женщинах. Другие войска полагались на силу оружия, у Белой Башни имелись козыри посерьезнее.
Все армии стекались к самому центру поля, где Ранд запретил ставить палатки. Столько солдат на идеальном пространстве для сражения… Не хотелось бы, чтобы что-то пошло не так.
Прецедент создала Илэйн. Оставив основную часть своего войска на полпути, она продолжила шествие в сопровождении охраны из сотни гвардейцев. Ее примеру последовала Эгвейн, а за ней потянулись вперед другие монархи, чей эскорт образовал в итоге громадное кольцо вокруг участка в центре.
На подходе к нему Эгвейн озарил солнечный свет. Нельзя было не заметить, как тучи раздвинул идеально очерченный большой круг чистого неба. Ранд и впрямь влиял на окружающий мир самым причудливым образом. Ему не требовалось знамя; он не нуждался в глашатаях, возвещающих о присутствии Дракона Возрожденного. Там, где он появлялся, расступались тучи и светило солнце.
Однако в центре поля его еще не было. Эгвейн подъехала к Илэйн и далеко не впервые произнесла:
– Мне очень жаль, Илэйн.
– Город потерян. Но город – это еще не страна, – отозвалась золотоволосая женщина, глядя прямо перед собой. – Собрания не избежать, но оно должно пройти побыстрее, чтобы я могла вернуться в Андор. Где же Ранд?
– Не торопится, – заметила Эгвейн. – Как всегда.
– Я говорила с Авиендой, – продолжила Илэйн. Ее гнедой всхрапнул и ударил копытом. – Эту ночь она провела с Рандом, но так и не выведала его планов.
– Он упоминал какие-то требования, – сказала Эгвейн, разглядывая правителей и их свиты. Первым подъехал Дарлин Сиснера, король Тира. Хотя короной он обязан Ранду, но поддержит Амерлин. Его по-прежнему глубоко тревожила угроза со стороны шончан. Этот мужчина средних лет с остроконечной бородой был не особенно красив, но держался спокойно и уверенно. Не спешиваясь, он поклонился Эгвейн, и та протянула ему руку с кольцом.
Дарлин помедлил, затем спрыгнул с коня, приблизился, склонил голову и поцеловал кольцо:
– Да осияет вас Свет, мать.
– Рада видеть вас, Дарлин.
– Главное, помните о данном слове. В случае необходимости сразу же откройте переходные врата в мои родные земли.
– Так и будет.
Он снова поклонился и бросил взгляд на человека, подъехавшего к Эгвейн с другой стороны. Грегорин, наместник в Иллиане, был ровней Дарлину – во многом, но не во всем. Ранд провозгласил Дарлина наместником в Тире, но по просьбе благородных лордов возвысил его до коронованного короля. Грегорин же оставался наместником. В последнее время этот рослый мужчина исхудал, и его круглое лицо с типичной иллианской бородкой казалось осунувшимся. Подсказки со стороны Эгвейн он ждать не стал: мигом спешился, исполнил изысканный поклон, схватил руку Амерлин и припал губами к кольцу.
– Приятно видеть, что вы на время забыли о разногласиях и присоединились ко мне в этом начинании, – помолвила Эгвейн, старательно не замечая свирепых взглядов, которыми обменивались эти двое.
– Намерения лорда Дракона… вызывают тревогу, – признался Дарлин. – В свое время он поставил меня во главе Тира, поскольку я счел необходимым выступить против его воли. Полагаю, он прислушается к моим словам, коль скоро они будут благоразумны.
– Его благоразумие не вызывает никаких сомнений, – фыркнул Грегорин. – Надо лишь предоставить лорду Дракону весомые аргументы, и я склонен считать, что к ним прислушаются.
– Хранительница летописей должна вам кое-что сказать, – предупредила Эгвейн. – Прошу, прислушайтесь к ее словам. Ваше содействие не будет забыто.
Сильвиана подъехала к Грегорину и увела его на разговор – не особо важный, но Эгвейн опасалась, что рано или поздно эти двое поцапаются, и хранительнице летописей было велено держать их подальше друг от друга.
Дарлин бросил на нее проницательный взгляд. Похоже, он понял, в чем тут дело, но без возражений вернулся в седло.
– У вас озабоченный вид, король Дарлин, – сказала Эгвейн.
– Старые распри бывают глубже океанской бездны, мать. Поневоле думается, не Темный ли замыслил эту встречу. Остается надеяться, что мы не поубиваем друг друга ему на потеху.
– Понимаю, – кивнула Эгвейн. – Пожалуй, будет лучше, если вы предупредите своих людей – если еще так не сделали, – что никаких «случайных» происшествий сегодня быть не должно.
– Разумная мысль. – И Дарлин с поклоном удалился.
Оба на ее стороне. Плюс Илэйн. Если Эгвейн не ошибается насчет королевы Аллиандре, Гэалдан поддержит Ранда. Гэалдан недостаточно силен, так что Аллиандре ее не беспокоила – в отличие от порубежников, чьей симпатией Ранд, похоже, сумел заручиться.
Над армиями Пограничных земель развевались соответствующие флаги. На Поле Меррилор явились все правители Порубежья, за исключением королевы Этениелле: та находилась в родном Кандоре, пытаясь организовать исход беженцев. На собрание она прислала внушительный контингент – в том числе и Антола, своего старшего сына, – словно бы желая подчеркнуть, что для выживания Кандора происходящее имеет не меньшую важность, чем сражения на границе.
Кандор. Первая жертва Последней битвы. Говорят, пламенем объята вся страна. Кто будет следующим? Андор? Двуречье?
«Спокойствие, Эгвейн», – приказала она себе.
Прикидывать, кто на чьей стороне, весьма неприятно, но таков ее долг как Амерлин. Ранд не мог единолично определять ход Последней битвы, как бы ему того ни хотелось. Его задача – сразиться с Темным; ему не хватит ни времени, ни хладнокровия, чтобы одновременно с тем выступать еще и в роли главнокомандующего. Эгвейн намеревалась сделать так, чтобы Белую Башню признали главенствующей силой альянса против Тени, и не собиралась снимать с себя ответственность за печати.
Насколько она может доверять Ранду – вернее, тому человеку, в которого он превратился? Он уже не тот мальчишка, которого она знала с самого детства. Теперь он сродни Ранду, знакомому ей по событиям в Айильской пустыне, только ставшему еще самоувереннее и, пожалуй, хитрее. И вдобавок он теперь вполне освоил тонкости Игры Домов.
Но эти перемены не критичны – при условии, что Ранда по-прежнему можно урезонить.
«Что это? Знамя Арад Домана?» – изумилась Эгвейн. Да не простое знамя, а королевский штандарт. Стало быть, силы, только что прибывшие на Поле Меррилор, возглавляет сам монарх. Неужели Родел Итуралде наконец-то взошел на трон? Или Ранд выбрал кого-то другого? Стяг короля доманийцев развевался рядом со знаменем Даврама Башира, дяди королевы Салдэйи.
– О Свет! – Гавин остановил своего коня рядом с Эгвейн. – Этот флаг…
– Вижу, – кивнула Эгвейн. – Придется допытаться у Суан: неужели ее соглядатаи не сообщили, кто занял трон? Я опасалась, что доманийцы выйдут на битву без вождя.
– При чем тут доманийцы? Я вон о ком говорю.
Она проследила за его взглядом. К месту встречи в явной спешке приближалась еще одна армия – под знаменем с изображением красного быка.
– Муранди, – отметила Эгвейн. – Любопытно… Роэдран наконец-то решил присоединиться к остальному миру.
Мурандийцы прибывали с северо-запада и держались, пожалуй, с незаслуженным апломбом. Впрочем, вид у них был довольно-таки нарядный: красно-желтые накидки поверх кольчуг, медные шлемы, напоминающие широкополые шляпы. На пряжках широких красных ремней красовалась эмблема в виде атакующего быка. Держались они подальше от андорцев, пропустив вперед себя отряды айильцев.
Эгвейн посмотрела в сторону лагеря Ранда. Сам Дракон Возрожденный еще не появлялся.
– Вперед, – сказала она, тронув бока Ситечка пятками, и конь двинулся в сторону мурандийского войска. Гавин ехал рядом с Эгвейн, за ним следовал Чубейн вместе с двумя десятками гвардейцев.
Сегодня Роэдран облачился в красное с золотом. Его волосы, в прошлом черные, поредели и подернулись сединой. Эгвейн практически слышала, как его конь при каждом шаге постанывает под тяжестью дородного наездника, смотревшего на Амерлин с неожиданной проницательностью. По сути, король Муранди был правителем единственного города под названием Лугард, но в полученных ею донесениях сообщалось, что этот человек не без успеха расширяет свои владения. Дайте ему несколько лет, и Роэдран вполне сможет прибрать под свою королевскую руку всю страну целиком.
Он поднял мясистую руку, и его процессия остановилась. Эгвейн осадила мерина и стала ждать, когда Роэдран приблизится, как того требовал обычай. Однако этого не произошло.
Гавин негромко выругался, и Эгвейн позволила уголкам губ изогнуться в легкой улыбке. Стражи бывают полезны хотя бы для проявления эмоций, которые ей выражать не следует. Наконец она направила мерина вперед.
Роэдран смерил девушку взглядом:
– Значит, вы новая Амерлин. Уроженка Андора.
– Амерлин не является чьей-то подданной, – холодно ответила Эгвейн. – Не ожидала встретить вас здесь, Роэдран. Когда же Дракон отправил вам приглашение?
– Ничего он не отправлял. – Роэдран взмахом руки подал знак виночерпию, требуя принести вина. – Я подумал, что для Муранди самое время принять участие в событиях мира.
– И кто открыл для вас переходные врата? Иначе бы вам пришлось пересечь весь Андор.
Роэдран не ответил.
Эгвейн пристально посмотрела на него:
– Вы явились с юга. Со стороны Андора. За вами послала Илэйн?
– Она за мной не посылала, – отрезал Роэдран. – Треклятая королева дала слово, что, если я выступлю на ее стороне, она обнародует декларацию с обещанием не вторгаться в Муранди. – Он помолчал. – Кроме того, мне любопытно взглянуть на этого Лжедракона. Такое чувство, что все в мире от него без ума.
– Вы же знаете, какова цель этого собрания? – спросила Эгвейн, и Роэдран махнул рукой:
– Сбить с этого парня завоевательскую спесь или что-то вроде того.
– Уже неплохо. – Эгвейн наклонилась к королю. – Слышала, вас называют «собирателем земель», и говорят, что в кои-то веки Лугард обрел реальную власть над Муранди.
– Да, это так, – расправил плечи Роэдран, и Эгвейн подалась к нему еще ближе.
– Меня благодарить не надо, – тихо произнесла она, улыбнулась, развернула мерина и увела свой кортеж прочь.
– Эгвейн, – шепнул Гавин, держась рядом, – ты и правда это сказала? Ушам своим не верю.
– Какой у него вид? Встревоженный?
– Очень, – подтвердил Гавин, глянув за плечо.
– Отлично.
Какое-то время Гавин ехал рядом молча, а затем расплылся в широкой ухмылке:
– Да, добрым твой поступок не назовешь…
– Мне докладывали, что этот человек – воплощение хамства, – сказала Эгвейн. – Так оно и есть. Пускай пару-тройку ночей повертится с боку на бок, теряясь в догадках, за какие ниточки дергает Белая Башня, хозяйничая в его королевстве. А если на меня найдет по-настоящему мстительное настроение, устрою так, чтобы он выведал пару занятных секретов. Итак, где же наш овечий пастух? Ему хватило наглости требовать, чтобы мы…
Она осеклась, увидев Ранда. Одетый в красное с золотом, он шагал по Полю Меррилор, и рядом с ним по воздуху плыл огромный сверток, удерживаемый плетениями, которых Эгвейн не видела.
Под ногами Дракона жухлая бурая трава окрашивалась в зеленый цвет.
Перемены не были грандиозными, но там, куда ступал Ранд, дерн оживал, и зелень расходилась от его ног, будто волна мягкого света из открытых ставен. Люди пятились, кони били копытами, и через несколько минут все выстроившиеся кольцом войска уже стояли на ожившей вновь траве.
Сумрачный день сделался чуть светлее. Сколько же времени миновало с тех пор, как Эгвейн видела самое обычное зеленое поле?
– Я бы хорошо заплатила, чтобы узнать, как он это делает, – выдохнула она.
– Плетение? – предположил Гавин. – Я видел, как Айз Седай заставляют растения выпускать бутоны. Даже зимой.
– Плетения такой силы мне неведомы, – призналась Эгвейн. – Все это выглядит так… так естественно! Ступай посмотри. Попробуй понять, как ему это удается. Может, сумеешь выведать правду у какой-нибудь Айз Седай, связанной узами с Аша’маном.
Гавин кивнул и, не привлекая внимания, отправился выполнять приказ.
Дракон Возрожденный продолжал идти, не сбавляя шага. За ним следовал громадный сверток, отряд Аша’манов в черном и почетный караул из айильцев. Остальные айильцы, презирая регулярный строй, веером рассыпались по полю, покрыв его, словно рой насекомых. Они внушали страх даже тем, кто следовал за Рандом. Бывалые вояки знали: в бою эта желто-коричневая волна означает верную смерть.
Ранд шагал спокойно и решительно. Тканевый сверток, подвешенный на плетении Воздуха, опередил его и стал разворачиваться. Громадные полосы парусины, сплетаясь друг с другом, затрепетали перед Рандом. Из свертка выпали деревянные шесты с металлическими стойками – и закружились, подхваченные невидимыми нитями Воздуха.
Ранд даже с шага не сбился, не взглянул на вихрь ткани, дерева и металла, и парусина трепетала перед ним, будто рыба, выловленная из морских глубин.
На глазах у завороженных солдат земля исторгла фонтанчики пыли.
«Из него вышел незаурядный лицедей», – подумала Эгвейн, глядя, как шесты встают в проделанные для них ямки, а парусиновые отрезы обертывают получившийся каркас и сами собой скрепляются узлами. Не прошло и нескольких секунд, как на поле появился гигантский шатер. С одной стороны над ним реяло знамя Дракона, а с другой – стяг с древним символом Айз Седай.
Не сбавляя шага, Ранд приблизился к шатру, и перед ним разошлись парусиновые стены.
– Каждый может взять с собой пятерых, – объявил он и шагнул внутрь.
– Сильвиана, – сказала Эгвейн. – Саэрин, Романда, Лилейн. Гавин будет пятым, когда вернется.
Восседающие за спиной у Эгвейн встретили ее слова угрюмым молчанием, но спорить было не о чем. Своего Стража Эгвейн выбрала для защиты, хранительницу летописей – для поддержки, а остальные трое считались в Башне одними из самых влиятельных персон. К тому же из четырех Айз Седай две были из тех сестер, которые во время раскола бежали в Салидар, а другие две оставались тогда лояльны Белой Башне.
Монархи пропустили Эгвейн вперед. Все понимали, что все происходящее сводится, по сути, к противостоянию между нею и Рандом. Вернее сказать, к противостоянию Престола Амерлин и Дракона Возрожденного.
Стульев в шатре не оказалось, хотя Ранд развесил по углам яркие светившие сферы из саидин, а кто-то из Аша’манов поставил в середину небольшой столик. Эгвейн по-быстрому пересчитала сферы. Их было тринадцать.
Ранд стоял к ней лицом, заложив руки за спину и привычным уже жестом придерживая культю. Рядом с ним встала Мин и положила ладонь ему на руку.
– Мать, – произнес Ранд, склонил голову.
Ага, стало быть, намерен делать вид, что уважает ее? Ну хорошо. Эгвейн кивнула в ответ:
– Лорд Дракон.
В сопровождении скромной свиты появлялись другие правители, многие не без робости, и наконец в шатер влетела Илэйн, и ее хмурое лицо просветлело от теплой улыбки Ранда. Эта женщина с шерстью вместо мозгов была без ума от возлюбленного – и радовалась той ловкости, с которой он заставил всех явиться на эту встречу. Как видно, Илэйн считала его успехи поводом для гордости.
«А ты? Разве ты не гордишься им, хотя бы отчасти? – спросила себя Эгвейн. – Ранд ал’Тор, когда-то простой деревенский мальчишка, за которого ты едва не пообещала выйти замуж, а теперь – самый могущественный человек в мире. Неужели ты не гордишься его достижениями?»
Чуть-чуть. Может быть.
В шатер вошел король Изар Шайнарский, а за ним – другие порубежники, и держались они куда увереннее остальных. Доманийцев возглавлял старик, которого Эгвейн не знала.
– Алсалам, – изумленно прошептала Сильвиана. – Он вернулся…
Эгвейн сдвинула брови. Почему никто из осведомителей не донес о его появлении? О Свет! Известно ли Ранду, что Белая Башня пыталась взять Алсалама под стражу? Сама Эгвейн узнала об этом факте лишь несколько дней назад, копаясь в груде бумаг Элайды.
Появилась Кадсуане – без пятерых спутников, – и Ранд кивнул ей, словно разрешая войти. Похоже, он решил не требовать включать ее в пятерку Эгвейн, и та сочла это досадным прецедентом. Затем вошел Перрин с женой. Оба встали у парусиновой стенки. Перрин, на поясе у которого висел новый молот, сложил на груди руки – толстенные, как стволы деревьев. По его лицу можно было легко все прочитать, куда легче, чем в случае с самим Рандом: Перрин был встревожен, но доверял своему другу. Как и Найнив, чтоб ей сгореть. Войдя, она заняла место рядом с Перрином и Фэйли.
Вожди айильских кланов и Хранительницы Мудрости явились целой толпой. Недавние Рандовы слова, должно быть, означали, что каждому вождю разрешено взять с собой пятерых сопровождающих. Некоторые из Хранительниц Мудрости, включая Сорилею и Эмис, направились туда, где стояла Эгвейн.
«Благослови их Свет», – подумала она, поняв, что затаила дыхание. Ранд бросил острый взгляд в их сторону, и Эгвейн заметила, что он поджал губы. Видать, удивился, что не все айильцы до единого приняли его сторону.
Король Роэдран Мурандийский вошел одним из последних, и Эгвейн заметила нечто странное. За спиной у него тут же встали несколько Аша’манов Ранда, причем один из них – арафелец. Другие, стоявшие возле Ранда, выглядели настороженными, точно коты, почуявшие, что поблизости рыщет волк.
Ранд подошел к приземистому толстяку и заглянул ему в глаза. Роэдран заметно вздрогнул, а затем достал носовой платок и принялся вытирать лоб. Ранд продолжал смотреть на него.
– В чем дело? – осведомился Роэдран. – Говорят, ты Дракон Возрожденный. Не знаю, позволил бы я…
– Стоп. – Ранд поднял палец, и Роэдран тут же умолк. – Сожги меня Свет. Ты же не он? Или он?
– Кто? – не понял Роэдран.
Ранд отвернулся и махнул рукой, дав Аша’манам, стоявшим за спиной Роэдрана и настороженно за ним наблюдавшим, команду отступить. Те неохотно повиновались.
– Я был уверен… – промолвил Ранд, качая головой. – Но где же, где же ты?
– Кто? – громко повторил Роэдран. Вернее сказать, пропищал.
Но Ранд потерял к нему всякий интерес. Входные клапаны шатра наконец повисли без движения.
– Итак, – сказал Ранд, – все в сборе. Спасибо, что пришли.
– Как будто у нас был треклятый выбор, – проворчал Грегорин. С собой он привел нескольких иллианских аристократов. Каждый из пятерых его спутников входил в Совет девяти. – Мы угодили в ловушку, оказавшись между тобой и самой Белой Башней. Да сожжет нас всех Свет.
– Вам уже известно, – продолжил Ранд, – что Кандор пал, Кэймлин захвачен Тенью. Последние из малкири принимают бой в Тарвиновом ущелье. Конец близок.
– Тогда почему мы стоим в этом шатре, Ранд ал’Тор? – осведомился король Пейтар Арафелский, на чьей голове сохранился лишь тонкий ободок седых волос, но пожилой король оставался широкоплеч и грозен на вид. – Не хватит ли позировать друг перед другом? Пора заняться делом. Нас ждет битва!
– Битву я тебе обещаю, Пейтар, – тихо произнес Ранд. – Такую, что насытишься ею по горло. Три тысячи лет назад я сошелся в бою с силами Темного. В нашем распоряжении имелись все чудеса Эпохи легенд, у нас были Айз Седай, способные творить такое, от чего у тебя голова пошла бы кругом, и тер’ангриалы, наделявшие людей умением летать и выдерживать любой удар. Да, мы победили, но едва-едва. Об этом ты подумал? Сегодня Тень в той же силе, как три тысячи лет назад, и Отрекшиеся нисколько не состарились. Но мы-то – далеко не те же люди.
В шатре стало тихо. Входные клапаны заволновались на ветру.
– Что ты хочешь сказать, Ранд ал’Тор? – Эгвейн скрестила руки на груди. – Что все мы обречены?
– Я говорю лишь, что нам нужен план. План совместной атаки, – пояснил Ранд. – В прошлый раз мы не уделили ему должного внимания и чуть не потерпели поражение. Каждый из нас думал, что знает, куда идти и что делать. – Он посмотрел Эгвейн в глаза. – В те времена все мужчины и женщины считали себя вождями на поле боя. У нас была армия полководцев. Вот почему мы едва не проиграли. Вот что в итоге обернулось порчей, Разломом, безумием. И я виноват в этом не меньше других. Если не больше. Повторения я не допущу. Я не стану спасать этот мир ради того, чтобы увидеть новый Разлом. Я отказываюсь умирать за людей только затем, чтобы они набросились друг на друга в тот самый миг, когда падет последний троллок. Вот что у вас на уме. И сожги меня Свет, если это не так!
Другой не заметил бы обжигающих взглядов, которыми обменялись Грегорин и Дарлин, или жадного блеска в глазах Роэдрана, когда тот покосился на Илэйн. Какие государства падут жертвами этого конфликта, а какие помогут соседям – разумеется, из чистого альтруизма? Как скоро этот альтруизм сменится алчностью и желанием захватить чужой трон?
Многие из явившихся на Поле Меррилор правителей слыли приличными людьми, но этого мало: когда в твоих руках сосредоточена такая власть, непросто не поглядывать по сторонам. Даже Илэйн при первой же возможности слопала соседнюю страну. И она сделает так снова. Такова природа властителей, природа самих государств. Поступок Илэйн выглядел вполне уместно, поскольку от ее правления Кайриэн только выигрывал.
Но кто еще рассуждает подобным образом? Кто решит, что именно он способен обеспечить лучшее правление или восстановить порядок в другой стране?
– Никто не хочет войны, – заявила Эгвейн, и все взгляды устремились к ней. – По-моему, ты пытаешься прыгнуть выше головы, Ранд ал’Тор. Ты не способен изменить человеческую природу. Тебе не под силу прогнуть мир и заставить его потакать твоим капризам. Позволь людям жить своей жизнью и выбирать собственный путь.
– Не позволю, Эгвейн. – В глазах у него вспыхнул тот самый огонь, что Эгвейн видела, когда Ранд впервые пробовал переманить айильцев на свою сторону. Да, ему очень шло это чувство: разочарование, что люди не видят мир столь же ясно, как он, хотя эта ясность ему лишь мерещится.
– Не понимаю, что еще ты можешь сделать, – продолжила Эгвейн. – Назначить императора, чтобы тот правил всеми нами? Хочешь стать настоящим тираном, Ранд ал’Тор?
Он не стал огрызаться в ответ. Он протянул руку в сторону, и один из его Аша’манов вложил в нее свиток. Ранд положил бумагу на стол, а затем с помощью Силы развернул и распрямил объемный документ, плотно заполненный убористым текстом.
– Я называю это Драконовым договором о мире, – тихо промолвил он. – И это первое из трех моих требований. Ваша плата в обмен за мою жизнь.
– Дай-ка посмотреть. – Илэйн потянулась к свитку, и Ранд, очевидно, не возражал, поскольку королева Андора успела стащить документ со стола прежде других изумленных монархов.
– По этому договору ныне существующие границы ваших стран считаются неизменными, – произнес Ранд, снова заложив руки за спину. – Государствам запрещается нападать друг на друга. Также в каждой из столиц должна открыться школа – полностью обеспеченная всем необходимым из казны, и двери ее будут открыты для всех, кто пожелает учиться.
– И более того, – отметила Илэйн, водя пальцем по документу. – В случае нападения на любую державу, включая мелкие приграничные стычки, все остальные государства обязаны встать на защиту атакованной стороны. О Свет! Тарифные ограничения, дабы предотвратить давление на экономику, запрет на заключение браков между монархами при отсутствии четкого разделения между двумя правящими династиями, изъятие земельных владений у лорда, давшего начало конфликту… Ранд, ты и в самом деле рассчитываешь, что мы это подпишем?
– Да.
Монархи незамедлительно пришли в негодование, хотя Эгвейн, сохраняя бесстрастный вид, лишь покосилась на других Айз Седай. Вид у них был обеспокоенный, и не напрасно. А ведь это лишь часть цены, о которой упоминал Ранд.
Над собранием повис невнятный гул. Всем правителям хотелось взглянуть на документ, но не в толчее и не из-за плеча Илэйн. К счастью, Ранд все продумал, и присутствующим раздали уменьшенные копии договора.
– Но иной раз для конфликта имеются веские причины! – заявил Дарлин, просматривая свой экземпляр. – К примеру, создание буферной зоны между тобой и агрессивным соседом.
– А если вышло так, что кое-кто из народа твоей страны проживает за границей? – добавил Грегорин. – Неужели у тебя нет полномочий вступиться за этих людей, если их притесняют? Что, если кто-то, подобно шончан, заявит права на твои земли? Запретить войну – что за смехотворная нелепость!
– Согласен, – подтвердил Дарлин. – Лорд Дракон, нам необходим мандат на защиту земель, по праву являющихся нашими!
– Мне, – перебила обоих Эгвейн, – куда интереснее услышать остальные два требования.
– Одно из них тебе известно, – сказал Ранд.
– Печати? – предположила Эгвейн.
– Этот документ никак не затрагивает Белую Башню, – произнес Ранд, демонстративно игнорируя ее замечание. – Не могу же я запретить всем вам оказывать влияние на других. Это была бы откровенная глупость.
– Все это уже и так откровенная глупость, – бросила Эгвейн, а про себя отметила, что лицо Илэйн уже не лучится гордостью за возлюбленного.
– Покуда существуют политические игры, – продолжил Ранд, – Айз Седай будут в них успешны. По сути дела, от заключения этого договора вы только выиграете. Белая Башня всегда считала, что война, говоря вашими словами, дело недальновидное. Поэтому от вас я требую нечто иное. Печати.
– Но я – их Блюстительница!
– Лишь номинально. Их обнаружили совсем недавно, и находятся они в моем распоряжении. Эти переговоры я начал только из уважения к твоему традиционному титулу.
– Переговоры? Ты не обратился с просьбой, не выдвинул требований. Просто явился, рассказал мне о своих планах и ушел восвояси.
– Печати у меня, – повторил Ранд. – Я их сломаю. И никому – даже тебе – не позволю встать между мной и спасением этого мира.
В шатре продолжались споры насчет документа. Пока взволнованные правители приглушенными голосами переговаривались с приближенными и стоявшими по соседству участниками встречи и больше ни на что не обращали внимания, Эгвейн подошла к столику и встала перед Рандом:
– Ты этого не сделаешь, если я остановлю тебя, Ранд.
– Почему ты так хочешь мне помешать, Эгвейн? Назови хоть одну причину, по которой не следует разломать печати.
– Одну? Кроме той, что тогда Темный вырвется в мир?
– Когда разразилась Война Силы, этого не произошло, – возразил Ранд. – Да, он получит возможность прикоснуться к миру, но открыть Скважину – еще не значит, что он сразу же окажется на свободе.
– И какова была цена того, что он смог дотянуться до мира? Оглянись. Кругом ужас, хаос и разрушение. Ты знаешь, что творится с нашими землями. Мертвые восстают из могил, Узор искажается самым невероятным образом. Это происходит, когда печати всего лишь ослаблены! Одному Свету ведомо, что случится, если их сломать!
– Это необходимый риск.
– Я не согласна. Ранд, ты понятия не имеешь, к чему могут привести твои действия. Вдруг Темный сумеет сбежать? Ты не знаешь, насколько близок он был к высвобождению, когда в прошлый раз запечатали Скважину. Разбей печати – и, не ровен час, уничтожишь весь мир! Вдруг наша единственная надежда в том, что он скован? Не полностью свободен?
– Это не вариант, Эгвейн.
– Откуда ты знаешь? Как ты можешь это знать?
– В жизни хватает неопределенностей, – ответил он после паузы.
– Значит, ничего ты не знаешь, – сказала Эгвейн. – Ну а я искала ответы, слушала других, читала летописи. Ты знаком с работами тех, кто изучал этот вопрос, тех, кто размышлял на эту тему?
– С домыслами Айз Седай?
– Иными сведениями мы не обладаем, Ранд! Это все, что у нас есть. Открой узилище Темного – и можно все потерять. Надо быть осторожнее. Вот для чего существует Престол Амерлин, отчасти именно с этой целью основали Белую Башню!
Он задумался. О Свет! Он усомнился! Неужели она сумела до него достучаться?
– Мне это не по нраву, Эгвейн, – тихо сказал Ранд. – Если я выйду против него, не сломав печати, то не смогу предложить ничего, кроме новых полумер. Очередной заплатки, причем еще менее надежной, чем в прошлый раз. Ведь печати стареют, слабеют, и кто знает, сколько еще они продержатся? Тогда я лишь замажу новой штукатуркой глубокие трещины, а через несколько веков эта война повторится.
– Неужели все настолько плохо? – спросила Эгвейн. – По крайней мере, такое решение даст гарантированный результат. В прошлый раз ты запечатал Скважину и знаешь, как это сделать.
– А если все снова закончится появлением порчи?
– На сей раз мы будем к ней готовы. Нет, это не идеальный вариант, но… Ранд, неужели мы действительно хотим рискнуть судьбой всех живых существ? Почему бы не выбрать простой и известный путь? Заделай печати и укрепи узилище!
– Нет, Эгвейн. – Ранд попятился. – О Свет! Так вот в чем дело? Ты хочешь, чтобы саидин вновь оказалась запятнана порчей! Вы, Айз Седай… вы не переносите даже мысли о мужчинах, способных направлять Силу и тем самым подрывающих ваш авторитет!
– Не смей делать вид, что ты настолько глуп, Ранд ал’Тор!
Он посмотрел ей в глаза. Монархи, похоже, не обращали внимания на разговор у столика, хотя от него зависела судьба всего мира. Они сосредоточенно изучали предложенный им договор и обменивались возмущенными возгласами. Быть может, именно этого Ранд и хотел: отвлечь присутствующих, чтобы не лезли под руку в настоящей схватке.
Понемногу с лица его схлынула ярость, и он поднял руку к виску:
– О Свет, Эгвейн… Ты как сестра, которой у меня никогда не было, – по-прежнему умеешь завязать мои мозги в узел и сделать так, чтобы я вышел из себя, но и любить тебя не перестал.
– По крайней мере, я последовательна в своих поступках.
Теперь они говорили на пониженных тонах, стоя по разные стороны столика, но подавшись друг к другу. Находившиеся поблизости Перрин и Найнив, наверное, все слышали, и к ним еще присоединилась Мин. Гавин вернулся, но подходить не стал. Кадсуане прохаживалась по шатру, демонстративно глядя куда угодно, только не на Эгвейн и Ранда. Она явно подслушивала.
– Я стою на своем не из какой-то дурацкой надежды вернуть порчу, – сказала Эгвейн. – Ты же знаешь, что до такого я не опущусь. Моя цель – защитить человечество. Поверить не могу, что ты готов пойти на такой риск ради сомнительного шанса.
– Сомнительного шанса? – переспросил Ранд. – Речь о выборе: или погрузиться во тьму, или положить начало новой Эпохе легенд. Мы можем добиться мира и покончить с всеобщими страданиями. Или же можем получить новый Разлом. Свет, Эгвейн! Я даже не знаю, сумею ли вообще починить печати или создать новые. А Темный, несомненно, готов к такому развитию событий.
– У тебя есть другой план?
– О нем я и пытаюсь рассказать. Я сломаю печати, избавившись от старой, далекой от совершенства затычки на узилище Темного, и попробую создать их заново, но уже по-другому.
– Цена неудачи – весь мир, Ранд. – Эгвейн ненадолго задумалась. – Это не все. Что ты недоговариваешь?
Ранд насупился и на секунду стал похож на мальчишку, которого вместе с Мэтом застукали за кражей пирогов у госпожи Коутон.
– Я собираюсь убить его, Эгвейн.
– Кого?
– Темного.
– Прошу прощения, – потрясенно сказала она. – О чем ты…
– О том, что намерен его убить, – выпалил Ранд. – Намерен покончить с Темным. Не видать нам настоящего мира, пока он где-то таится. Я вскрою узилище, войду туда и дам ему бой. Если придется, возведу новую тюрьму, но сперва попробую все закончить. Защитить Узор и Колесо, раз и навсегда!
– О Свет, Ранд! Ты и впрямь безумен!
– Да. Такова часть уплаченной мною цены. И это к лучшему. Только безумец отважится на подобный шаг.
– Я буду драться с тобой, Ранд, – прошептала Эгвейн. – Я не позволю втянуть всех нас в этот кошмар. Прислушайся к голосу рассудка. В этом деле Белой Башне следует наставлять и вести тебя.
– Эгвейн, я уже познакомился с наставлениями Белой Башни, – ответил Ранд. – Когда сидишь в ящике и тебя ежедневно избивают.
Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, а вокруг продолжались споры.
– Я готова подписать этот договор, – заявила Тенобия. – Меня он вполне устраивает.
– Ха! – с досадой воскликнул Грегорин. – Вам, порубежникам, никогда не было дела до политических дел на юге. Готовы подписать? Ну и на здоровье! Я же отказываюсь сажать свою страну на цепь.
– Интересно… – Невозмутимый Изар покачал головой, увенчанной пучком белоснежных волос. – Насколько я понимаю, это не твоя страна, Грегорин. Разве что ты исходишь из предположения, что лорд Дракон погибнет, а Маттин Стефанеос не потребует свой трон обратно. Поверьте, он предпочел бы, чтобы Лавровую корону надел лорд Дракон, а не вы.
– Разве все это не бессмысленно? – спросила Аллиандре. – Ведь сейчас наша главная забота – Шончанская империя. О каком мире может идти речь, пока она существует? Верно?
– Да, – согласился Грегорин. – Шончан и эти проклятые белоплащники.
– Мы подпишем договор, – заявил Галад.
Каким-то образом оригинал документа оказался в руках у лорда капитан-командора Детей Света. Эгвейн даже не взглянула в его сторону, хотя не смотреть на Галада было непросто. Да, она любила не его, а Гавина, но… в общем… трудно было на него не смотреть.
– Майен тоже его подпишет, – сказала Берелейн. – Волю лорда Дракона я нахожу совершенно справедливой.
– Ну конечно, вы-то его подпишете, – хмыкнул Дарлин. – Милорд Дракон, этот документ составлен так, чтобы защитить некоторые государства лучше, чем остальные.
– Пора бы услышать, каково его третье требование, – сказал Роэдран. – Разговор о печатях меня не касается; это дело Айз Седай. Он говорил, что условий будет три, но мы услышали лишь два.
Ранд поднял бровь:
– Третья и последняя цена, которую вы заплатите за мою жизнь на склонах Шайол Гул, такова: я поведу ваши войска в Последнюю битву и буду командовать ими единолично, целиком и полностью. Вы станете подчиняться моим приказам. Пойдете, куда я вас отправлю, и сразитесь с теми, на кого я укажу.
Его слова вызвали новую и более сильную бурю возражений. Ясно, что это требование оказалось наименее возмутительным, но выполнить его было невозможно по уже понятным Эгвейн причинам.
Властители восприняли третье условие Дракона Возрожденного как посягательство на свой суверенитет. Сохраняя лишь самые основы приличия посреди всеобщего шума, Грегорин бросал на Ранда свирепые взгляды, что выглядело весьма забавно, поскольку из всех присутствующих этот человек обладал наименьшей властью. Дарлин качал головой, а Илэйн покраснела – вернее сказать, побагровела от ярости.
Занявшие сторону Ранда – в основном, порубежники – отвечали контраргументами. «Это безнадежно, – подумала Эгвейн. – Их вот-вот растопчут». Должно быть, они полагали, что лорд Дракон, получив командование, тут же выступит на защиту Пограничных земель. На что Дарлин и Грегорин никогда не дадут своего согласия – только не теперь, когда шончанские войска дышат им в затылок.
О Свет, ну и неразбериха!
Эгвейн прислушивалась к спорам, надеясь, что они выведут Ранда из себя. В прошлом так и случилось бы, но теперь он просто стоял, заложив руки за спину, и смотрел на происходящее. Лицо его стало безмятежным, хотя Эгвейн все яснее понимала, что это маска, и видела, что внутри он весь бурлит. Вне всяких сомнений, Ранд научился контролировать себя, но бесчувственным он не стал.
Эгвейн поймала себя на том, что улыбается. Несмотря на все жалобы насчет Айз Седай, несмотря на упрямое нежелание действовать под руководством Белой Башни, своим поведением Ранд все сильнее напоминал одну из сестер. Эгвейн приготовилась заговорить в голос, взять собрание под свой контроль, но в шатре что-то изменилось. Теперь в воздухе витало… нечто новое. Казалось, Ранд притягивает к себе ее взгляд. Снаружи донеслись звуки, источник которых Эгвейн не сумела определить. Легкий хруст… Дело рук Ранда? Что он затеял?
Споры смолкли. Один за другим присутствующие повернулись к Дракону Возрожденному. Солнечный свет снаружи потускнел. Эгвейн порадовалась, что Ранд создал те световые сферы.
– Вы нужны мне, – негромко произнес он, обращаясь ко всем сразу. – В вас нуждается сама наша земля. Вы спорите; я знал, что так и будет, но на споры больше нет времени. Знайте: вам не отговорить меня и не сделать так, чтобы я подчинился. Ни сила оружия, ни плетения Единой Силы не заставят меня встретиться с Темным ради вас. Я должен сделать это по собственному выбору.
– Вы и впрямь намерены сыграть в игру, где ставка – целый мир, лорд Дракон? – спросила Берелейн, и Эгвейн улыбнулась: теперь эта вертихвостка была уже не так уверена в правильности своего выбора.
– Мне и не придется, – ответил Ранд. – Вы все подпишете. А если нет, то умрете.
– Это шантаж! – выкрикнул Дарлин.
– Нет, – сказал Ранд и улыбнулся представителям Морского народа, стоявшим рядом с Перрином. Те молча прочли документ и, явно под впечатлением от прочитанного, покивали друг другу. – Нет, Дарлин. Это не шантаж. Это соглашение. У меня есть то, чего вы хотите. В чем нуждаетесь. Я. Моя кровь. Я погибну. Все мы знали это с самого начала, ведь так говорится в пророчествах. И ценой за мою жизнь будет мирное наследие, чтобы уравновесить те беды, что я причинил миру в прошлый раз.
Он обвел глазами собравшихся, по очереди останавливая взгляд на каждом правителе. Казалось, еще чуть-чуть – и Эгвейн физически ощутит его решимость. Вероятно, дело было в природе та’верена, или же, возможно, сказывалось бремя момента. Напряжение в шатре росло, и ей стало трудно дышать.
«Он сделает по-своему, – подумала она. – А они уступят. Пускай неохотно, но уступят».
– Нет, – разорвал тишину громкий голос Эгвейн. – Нет, Ранд ал’Тор, ты не заставишь нас подписать этот документ или передать тебе единоличное командование войсками. И я не поверю, что в случае отказа ты позволишь миру – твоему отцу, друзьям, всем тем, кого ты любишь, и всему человечеству – погибнуть от лап троллоков. А если думаешь иначе, ты конченый глупец.
Ранд посмотрел ей в глаза, и Эгвейн слегка растерялась. О Свет! Он ведь не откажется, правда? Неужели он готов принести в жертву весь мир?
– Как вы посмели назвать лорда Дракона глупцом? – осведомился один из Аша’манов.
– С Амерлин не разговаривают в подобном тоне, – сказала Сильвиана, встав рядом с Эгвейн.
Споры возобновились, на сей раз громче. Ранд не позволял Эгвейн отвести от него взгляд, и она видела, как его щеки краснеют от гнева. Голоса повышались, напряжение росло. Смятение. Гнев. Застарелая ненависть, разгорающаяся заново, подпитанная ужасом.
Одной рукой Ранд взялся за меч с драконами на ножнах – с ним он ходил последнее время, – а другую продолжал прятать за спиной.
– Я непременно получу назначенную плату, Эгвейн, – прорычал он.
– Требуй, чего пожелаешь, Ранд, но ты – не Создатель. И если отправишься на Последнюю битву, не отказавшись от этих глупостей, все мы неминуемо погибнем. А если мы с тобой сразимся, есть шанс, что ты все-таки передумаешь.
– Белая Башня всегда держала копье у моего горла! – огрызнулся Ранд. – Всегда, Эгвейн! А теперь ты и впрямь стала одной из них.
Эгвейн твердо смотрела ему в глаза, но чувствовала, что начинает сомневаться. Что, если эти переговоры сорвутся? Неужели она прикажет своим солдатам вступить в бой с войсками Ранда?
Такое чувство, будто она запнулась о камень на краю утеса и уже падает с обрыва. Но должен быть способ спастись, остановить это падение!
Ранд развернулся. Если он выйдет из шатра, всему конец.
– Ранд! – позвала Эгвейн, и он замер.
– Я не отступлюсь, Эгвейн.
– Не делай так, – попросила она. – Не перечеркивай все, чего достиг.
– Ничего не поделаешь…
– Вовсе нет! Просто хотя бы раз перестань быть упертым шерстеголовым болваном, чтоб тебе сгореть!
Эгвейн взяла себя в руки. Разве можно говорить с ним так, будто они снова оказались в Эмондовом Лугу, в самом начале всего этого?
Какое-то время Ранд смотрел на нее.
– Ну а тебе, Эгвейн, не помешало бы – для разнообразия – перестать вести себя как избалованная, самонадеянная, дурно воспитанная девчонка. – Он всплеснул руками. – Кровь и пепел! Это пустая трата времени.
Его слова были недалеки от истины. Эгвейн не заметила, как в шатер вошел еще один человек. Но его появление не прошло мимо внимания Ранда: он развернулся, когда, впуская в шатер свет, приподнялся входной клапан, и мрачно воззрился на незваного гостя.
Но хмурое выражение сразу исчезло с его лица, едва он понял, кто вошел в шатер.
Перед ним была Морейн.