Колесо Времени. Книга 14. Память Света - читать онлайн

Глава 1. На восток летит ветер

Вращается Колесо Времени, эпохи приходят и уходят, оставляя в наследство воспоминания, которые становятся легендой. Легенда тускнеет, превращаясь в миф, и даже миф оказывается давно забыт, когда эпоха, что породила его, приходит вновь. В эпоху, называемую Третьей, в эпоху, которая еще будет, в эпоху, которая давно миновала, над Горами тумана поднялся ветер. Не был ветер началом. Нет ни начала, ни конца оборотам Колеса Времени. Но это было началом.

На восток ветер дул, спускаясь с величественных гор, миновал бесплодные холмы и оказался в месте, известном под названием Западный лес, в прошлом густо поросшем соснами и болотными миртами. Однако не нашел здесь почти ничего, кроме неопрятного густого подлеска – повсюду, но не вокруг редких высоких дубов. Судя по отслоившейся коре и поникшим сучьям, этих великанов поразила какая-то болезнь. В других же местах опавшие сосновые иглы покрывали землю бурым одеялом, а иссохшие голые ветви не давали почек.

На северо-восток повернул ветер. На пути у него похрустывал и потрескивал подлесок. Была ночь, и по лесному перегною, тщетно выискивая добычу или падаль, сновали костлявые лисицы. Ни весеннего пения птиц, ни – что важнее – волчьего воя.

Покинув безмолвный Западный лес, ветер пронесся над Таренским Перевозом – вернее, над тем, что от него осталось. Городок с мощеной улицей и высокими зданиями на фундаментах из краснокамня стоял на границе области, известной под названием Двуречье, и по местным меркам считался очень красивым.

Теперь же черные развалины давно перестали дымить, и от городка почти ничего не осталось. Одичавшие псы рылись в мусоре и в грудах обломков – вдруг найдется какое-нибудь мясо? – и провожали ветер голодными глазами.

Тот свернул на восток и пересек реку, за которой, несмотря на поздний час, по длинному тракту от Байрлона к Беломостью брели разрозненные группы понурых обездоленных созданий с факелами в руках. Некоторые, судя по коже цвета меди, были доманийцами, чьи изношенные одежды рассказывали печальную историю о голодном переходе через горы. Другие же пришли из совсем уж дальних краев: тарабонцы – испуганные глаза над грязной вуалью – и фермеры из северного Гэалдана со своими женами. До всех доходили слухи, что там, в Андоре, есть еда – и еще в Андоре есть надежда.

Сейчас у этих людей не было ни того ни другого.

На восток летел ветер, вдоль реки, что вилась меж оставшихся без урожая ферм, высохших пастбищ и бесплодных фруктовых садов.

Брошенные села. Деревья как обглоданные кости. На этих ветвях нередко собиралось воронье, – бывало, в жухлой траве проскальзывал тощий кролик, а то и дичь покрупнее. И над всей землей довлели вездесущие грозовые тучи, и непросто было разобрать, день сейчас или ночь.

На подлете к великому и славному Кэймлину ветер свернул на север, прочь от объятого яростным красно-оранжевым пламенем города, питавшего ненасытные тучи клубами черного дыма. В ночной тиши в Андор пришла война, и беженцам еще предстояло узнать, что идут они навстречу опасности. Неудивительно. Опасность была повсюду, и ты так или иначе приближался к ней, если не стоял на месте.

Направляясь на север, ветер миновал людей с погасшим взором, сидевших на обочинах поодиночке или небольшими группами. Некоторые так оголодали, что не могли сидеть, и поэтому лежали, глядя в бурлящее грозовое небо. Другие брели дальше, а куда – и сами не знали. На север, на Последнюю битву, что бы это ни значило. В этих двух словах нет надежды, только смерть, но люди чувствовали, что обязаны быть именно там, на месте Последней битвы.

В вечерней мгле ветер добрался до громадного сборища далеко к северу от Кэймлина. За перелесками начиналось широкое поле, но теперь на нем выросли палатки – ни дать ни взять грибы на гниющем бревне. Десятки тысяч вооруженных людей ждали у костров, в пламени которых быстро исчезали росшие в округе деревья.

Ветер пронесся между ними, обдавая клубами дыма солдатские физиономии, на которых, в отличие от лиц беженцев, читалось не отчаяние, а благоговейный страх. Эти люди видели хворую землю, чувствовали гнет нависающих туч и понимали, что мир умирает. Они смотрели, как огонь пожирает дрова, уголек за угольком, и то, что некогда было живым, обращается в прах.

Бойцы одного из отрядов осматривали доспехи, на совесть смазанные маслом, но все равно начавшие ржаветь. Набирали воду айильцы в белых одеждах – бывшие воины, ныне отказавшиеся брать в руки оружие, несмотря на искупленный тох. Кучка перепуганных слуг, уверенных, что завтра грянет война между Белой Башней и Драконом Возрожденным, раскладывали припасы в дрожавших на ветру палатках.

В ночи мужчины и женщины нашептывали слова истины. «Конец близок. Мир обречен. Приходит конец всему сущему. Конец близок».

И тут кто-то громко рассмеялся.

Из большого шатра в центре лагеря лился теплый свет, выплескиваясь из-за поднятого входного клапана и вырываясь из-под парусиновых стенок.

А в этом шатре хохотал, запрокинув голову, Ранд ал’Тор – Дракон Возрожденный.

– И что она сделала? – отсмеявшись, спросил он и налил два кубка красного вина – один себе, другой Перрину, которого этот вопрос вогнал в краску.

«Он заматерел, – подумал Ранд, – но каким-то образом не утратил частицу присущей ему скромности». Настоящее чудо, вроде жемчужины, найденной в брюхе у форели. Перрин был могуч, но эта мощь не сломила его.

– Ну, – ответил кузнец, – ты же знаешь, какова наша Марин. Даже на Кенна смотрит так, будто он мальчишка, нуждающийся в материнской заботе. Когда она увидела меня и Фэйли на полу, будто двух бестолковых подростков… Наверное, она не знала, что делать – то ли смеяться, то ли отправить нас на кухню мыть посуду. Поодиночке, чтобы не наделали глупостей.

Ранд с улыбкой представил эту картину. Перрин – здоровенный, крепкий Перрин – настолько слаб, что едва ходит. Какой нелепый образ! Ранд предположил бы, что друг преувеличивает, но за Перрином такое не водилось. Он всегда говорил только правду. Как странно, он изменился так, что не узнать, но нутро осталось прежним. Удивительное дело.

– Как бы то ни было, – продолжил Перрин, отхлебнув вина, – Фэйли помогла мне встать, усадила на коня, и мы с важным видом стали гарцевать туда-сюда. Я, считай, пальцем о палец не ударил. Сражались другие, а я и чашку бы не смог ко рту поднести. – Он умолк. Взгляд золотистых глаз устремился куда-то вдаль. – На твоем месте я бы гордился ими, Ранд. Без Даннила, без твоего отца и отца Мэта, безо всех этих людей я не сделал бы и половины – нет, даже десятой части – того, что сделано.

– Верю, – сказал Ранд, рассматривая вино. Льюс Тэрин знал толк в этом напитке, и Ранд – вернее, тот закоулок его сознания, где хранилась память человека, которым он когда-то был, – остался недоволен этим винтажом. В нынешнем мире мало какое вино могло сравниться с лучшими образцами Эпохи легенд – по крайней мере, ни одно из тех, что ему доводилось пробовать.

Он сделал глоточек и отставил кубок. В глубине шатра, в той части, что была отделена занавеской, по-прежнему дремала Мин, но после увиденного во снах Ранд пробудился – и теперь был рад, что Перрин помогает ему отвлечься от мыслей о Тел’аран’риоде.

«Майрин…» Нет. Нельзя чтобы эта женщина отвлекала его. В этом, пожалуй, весь смысл его видения.

– Пойдем прогуляемся, – сказал Ранд. – Надо проверить кое-что перед завтрашним днем.

Оба вышли в ночь и в сопровождении нескольких Дев, державшихся немного позади, отправились к Себбану Балверу, чьи услуги Перрин предоставил Ранду. Балвера подобный поворот событий вполне устраивал, поскольку ему было свойственно тяготеть к наиболее влиятельным персонам.

– Послушай, Ранд, – начал Перрин, не снимавший руки с Мах’аллейнира, – я же обо всем рассказал. И об осаде Двуречья, и о сражении. Зачем спрашивать снова?

– Раньше меня интересовали события, Перрин. И я спрашивал о том, что было, но не о людях, с которыми это случилось. – Он взглянул на Перрина и сотворил светящуюся сферу, чтобы та озаряла дорогу. – Мне надо запомнить людей, Перрин. В прошлом я зачастую не обращал на них внимания, а так нельзя.

Неподалеку стояли лагерем войска Перрина. Порыв ветра принес запахи костров и звон кузнечных молотов по заготовкам для мечей. До Ранда доходили слухи, что вновь раскрыт секрет изготовления оружия с помощью Единой Силы. Люди Перрина работали без продыху, стараясь создать как можно больше подобных клинков, и два его Аша’мана совсем выбились из сил.

Ранд прислал Перрину всех мужчин, умеющих направлять Силу, без кого мог обойтись, – хотя бы потому, что к нему, едва прознав об этой новости, явились десятки Дев и потребовали снабдить их сработанными с использованием Силы наконечниками для копий. «Сам подумай, Ранд ал’Тор, – объясняла Берална, – кузнецы Перрина Айбара могут делать целых четыре наконечника вместо одного меча». Произнося последнее слово, она поморщилась, будто на вкус оно было как морская вода.

В отличие от Льюса Тэрина, Ранд не знал вкуса морской воды. В прошлом подобные воспоминания изрядно его тревожили, но теперь Ранд научился примиряться с ними.

– Уму непостижимо, что с нами стало, – продолжал Перрин. – О Свет, иной раз мне кажется, что с минуты на минуту объявится хозяин всей этой прекрасной одежды, наорет на меня, а затем велит не задирать нос и отправит чистить конюшни.

– Колесо плетет так, как желает Колесо, Перрин. Мы стали теми, кем должны были стать.

Перрин кивнул. Они шагали по тропинке меж палаток, освещенные сферой, что висела в воздухе над правой ладонью Ранда.

– На что… На что они похожи? – спросил Перрин. – Полученные тобой воспоминания?

– Бывало ли, что ты видел сон, а проснувшись, помнил его во всех подробностях? И эти образы не меркли, а оставались с тобой целый день?

– Да, – ответил Перрин с какой-то странной сдержанностью. – Могу сказать, что случалось такое.

– Со мной то же самое, – сказал Ранд. – Я помню, как был Льюсом Тэрином и делал то, что делал он, как мы помним поступки, совершенные во сне. Да, они мои, но не всегда мне нравятся – и вряд ли я поступил бы так в здравом уме. Но факт остается фактом: во сне эти действия кажутся рациональными.

Перрин кивнул.

– Я – это я, – продолжил Ранд. – И я – это он. Но вместе с тем мы – не единое целое.

– Ну, ты все еще похож на себя, – сказал Перрин, хотя Ранду показалось, что на слове «похож» он слегка запнулся. Может, хотел сказать «пахнешь собой»? – Изменился, но не настолько.

Ранд сомневался, что сумеет подобрать такие слова, чтобы Перрин не счел его сумасшедшим. Человек, которым он становился, когда выступал от лица Дракона Возрожденного… Это была не маска и не поза. Именно такова была его сущность. Он не изменился. Не преобразился. Он попросту принял все как есть.

Это не значило, что он узнал ответы на все вопросы. Несмотря на обретенные воспоминания за четыреста лет, Ранд все еще волновался насчет того, что ему предстояло сделать. Льюс Тэрин не знал, как запечатать Скважину. Его попытка привела к катастрофе – к порче, к Разлому Мира – и ненадежности узилища, печати на котором ныне стали хрупкими, как стекло.

Но один вопрос не шел у Ранда из головы. Опасный вопрос. Тот, которым не задавался Льюс Тэрин.

Вдруг суть не в том, чтобы снова запечатать Темного в узилище? Вдруг ответ, последний и окончательный, кроется в чем-то другом? В чем-то более постоянном?

«Да, – в сотый раз подумал Ранд. – Но возможно ли это?»

Они подошли к нужной палатке, где трудились писари. Девы рассыпались вокруг веером, а Ранд с Перрином ступили внутрь. Разумеется, писари еще не спали, и, увидев вошедшего Ранда, они не особо удивились.

– Милорд Дракон, – чопорно поклонился Балвер, стоявший у стола с картами и стопками документов.

Сухонький и невысокий, он нервными движениями раскладывал бумаги. Из прорехи в камзоле, который был ему великоват, то и дело выглядывал шишковатый локоть.

– Докладывай, – велел Ранд.

– Роэдран обещал быть, – ясным тонким голосом произнес Балвер. – Королева Андора послала за ним и обещала, что эта ее Родня откроет для него переходные врата. Соглядатаи при его дворе сообщают, что Роэдран гневается. Дескать, предпочел бы обойтись без ее помощи. Но настаивает, что ему надо здесь показаться – хотя бы для того, чтобы не выглядеть изгоем.

– Замечательно, – сказал Ранд. – Говоришь, Илэйн не догадывается о твоих шпионах?

– Милорд! – возмутился Балвер.

– Ты выяснил, кто из наших писарей шпионит на нее?

– Никто… – пролепетал Балвер, и Ранд улыбнулся:

– Кто-нибудь да шпионит, Балвер. В конце концов, Илэйн сама говорила, как вести подобные дела. Чуть ли не учила. Ну да ладно. После завтрашнего дня мои намерения станут известны всем и каждому, так что в секретах нет нужды.

«Кроме тех, что у меня на душе, сокрытых глубоко-глубоко».

– То есть на встрече будут все? – спросил Перрин. – Все важнейшие правители? И Иллиана, и Тира?

– Амерлин убедила их присутствовать, – ответил Балвер. – Если милорды желают взглянуть, у меня есть копия их переписки.

– Я бы ознакомился, – сказал Ранд. – Пусть документы принесут ко мне в шатер. Ночью пролистаю.

Земля вдруг содрогнулась. Писари стали хвататься за стопки бумаг, чтобы те не рассыпались, вскрикивая, когда вокруг падала походная мебель. Снаружи раздавались голоса, но людские вопли перекрывал звон металла и треск ломавшихся деревьев. В глубинах земли что-то зарокотало и застонало.

Для Ранда этот звук был чем-то сродни болезненному мышечному спазму.

Далеко в небесах, словно предвестником будущего, громыхнул гром. Дрожь земли улеглась, но писари так и стояли со стопками документов в руках, будто боялись, что те разлетятся по сторонам.

«Вот оно, – подумал Ранд. – Я не готов – мы не готовы… Но все равно – вот оно».

Многие месяцы он провел в страхе перед этим днем. С тех самых пор, как в ночи явились троллоки, с тех самых пор, как Лан и Морейн увели его из Двуречья, Ранд боялся того, что будет.

Последняя битва. Конец. Но теперь, на пороге Последней битвы, Ранд понял, что не боится. Он волновался, но страха не было.

«Скоро я приду за тобой», – подумал он и повернулся к писарям:

– Разошлите предупреждения. Расскажите людям, что впереди новые землетрясения. И бури, самые настоящие, чудовищные. Произойдет Разлом, и этого не избежать. Темный попробует стереть этот мир в порошок.

В свете фонарей писари закивали, с тревогой поглядывая друг на друга, а Перрин сделал задумчивое лицо, но тоже кивнул – едва заметно, будто соглашаясь с самим собой.

– Еще новости есть? – спросил Ранд.

– Не исключено, что сегодня ночью королева Андора что-то предпримет, – ответил Балвер.

– Слово «что-то», Балвер, мало что описывает, – заметил Ранд, и тот, слегка изменившись в лице, произнес:

– Простите, милорд, но точнее сказать не могу. Пока что. Я только-только получил это сообщение. Совсем недавно королеву Илэйн разбудили несколько ее советников. Зачем? Этого сказать не могу. У меня нет никого, кто был бы настолько приближен к ее особе.

Ранд нахмурился и положил ладонь на висевший на поясе меч Ламана.

– Может, это «что-то» она планирует на завтра, – предположил Перрин.

– Может быть, – согласился Ранд. – Балвер, если что-то выяснишь, дай мне знать. Спасибо. Ты молодец.

Секретарь приосанился. В мрачной атмосфере этих последних дней все старались принести какую-нибудь пользу. В своем деле Балвер разбирался как никто другой и был уверен в собственных силах, однако всегда приятно услышать об этом от нанимателя. Особенно если твой наниматель – не кто иной, как Дракон Возрожденный.

Ранд вышел из палатки. Перрин последовал за ним.

– Зачем бы ни разбудили Илэйн, – сказал он, – беспокойства у тебя прибавилось.

– Ее не стали бы поднимать с постели без весомой причины, – тихо отозвался Ранд. – С учетом ее положения.

Беременна. Носит его детей. О Свет! Об этом он только узнал. Почему же она сама не рассказала?

Ответ был прост. Илэйн чувствовала эмоции Ранда – так же, как он чувствовал ее эмоции, – и знала, каково ему пришлось в последнее время. До Драконовой горы, когда…

Понятно, она не захотела бы говорить о беременности, пока Ранд пребывал в подобном состоянии. Кроме того, он сделал так, чтобы найти его было не очень-то просто.

И все равно новость стала потрясением.

«Я стану отцом», – подумал Ранд. И эта мысль пришла ему в голову не впервые. Да, у Льюса Тэрина были дети, и Ранд мог вспомнить и детей, и отцовскую любовь, но это не то же самое.

Отцом станет он, Ранд ал’Тор. При условии, что победит в Последней битве.

– Илэйн не стали бы будить просто так, должна быть веская причина, – повторил он, возвращаясь к насущным делам. – Но беспокоит меня не то, что произошло, а то, что случившееся может отвлечь от главного. Завтра важный день, и, если Тень имеет хоть какое-то понятие о его важности, будет сделано все, чтобы не дать нам объединиться.

– Я знаю людей, близких к Илэйн, – поскреб бороду Перрин, – и они посматривают, что да как.

– Надо поговорить с ними, – поднял руку Ранд. – Сегодня у меня масса дел, но… Да, ситуация требует внимания.

И они сразу же, убыстряя шаг, направились к лагерю Перрина, а следом тенями скользнули телохранительницы Ранда с вуалями на лицах и копьями в руках.

Ночь была подозрительно тихой. Сидя в своем шатре, Эгвейн трудилась над письмом, адресованным Ранду, хотя и не знала, отошлет ли свое послание. Что не так важно. Главное – написать его, тем самым привести в порядок мысли и определиться с тем, что она хочет сказать.

Зашелестел плащ Стража, и в шатер снова ввалился Гавин, не снимавший ладони с навершия меча.

– На сей раз останешься? – поинтересовалась Эгвейн, обмакнув перо в чернила. – Или опять куда-то уйдешь?

– Не нравится мне эта ночь, Эгвейн. – Гавин бросил взгляд за спину. – Что-то с ней не так.

– Мир затаил дыхание, Гавин, и ждет событий завтрашнего дня. Ты сделал, как я просила? Отправил гонца к Илэйн?

– Да. Но она наверняка уже спит. Для нее слишком поздно.

– Посмотрим.

В скором времени из лагеря Илэйн прибыл человек со сложенной запиской. Эгвейн прочла ее и улыбнулась.

– Пойдем, – сказала она Гавину, встала, захватила кое-какие вещицы, взмахнула рукой, и воздух рассекли переходные врата.

– Предлагаешь Переместиться? – спросил Гавин. – Тут пешком-то всего ничего.

– Даже недолгая прогулка у всех на виду – это официальный визит Амерлин к королеве Андора, – объяснила Эгвейн, когда Гавин шагнул в переходные врата и осмотрелся на той стороне. – Иногда лучше не давать окружающим повода для ненужных вопросов.

«Суан все отдала бы за такую способность», – подумала Эгвейн. Сколько новых интриг сплела бы эта женщина, умей она так легко, быстро и скрытно навещать других?

Шагнув через переходные врата, девушка оказалась перед разогретой жаровней. Округлившийся живот королевы обтягивало светло-зеленое платье. Илэйн поспешила сразу же подойти и поцеловать перстень Амерлин. Сбоку, у входного клапана, стояла Бергитте: широкие небесно-голубые штаны, короткий красный жакет, руки на груди и золотистая коса через плечо.

– Удивлен, что ты не спишь, – заломил бровь Гавин, глядя на сестру.

– Жду донесения. – Королева повернулась к Амерлин и указала на пару мягких кресел у жаровни.

– Что-то важное? – спросила Эгвейн.

– Джесамин забыла прислать весточку из Кэймлина, – нахмурившись, ответила Илэйн. – Я строго-настрого велела ей присылать гонца каждые два часа, а она все тянет. О Свет! Наверняка ничего серьезного. Но я все равно отправила Серинию на площадку для Перемещения. Пусть выяснит, что к чему. Надеюсь, ты не против.

– Тебе надо отдохнуть, – скрестил руки на груди Гавин.

– Большое спасибо за совет, – заметила Илэйн, – который я проигнорирую, как проигнорировала в точности такой же совет Бергитте. О чем ты хотела поговорить, мать?

Эгвейн протянула ей письмо, над которым трудилась.

– Оно для Ранда? – спросила Илэйн.

– Ты видишь его в ином свете. Скажи, что думаешь об этом письме. Может, я и не стану его отправлять. Еще не решила.

– Какой… убедительный тон, – заметила Илэйн.

– На другой он, похоже, не реагирует.

Просмотрев текст, Илэйн опустила руку с письмом и промолвила:

– Может, позволим ему действовать по своему разумению?

– Сломать печати? – уточнила Эгвейн. – Освободить Темного?

– Почему бы и нет?

– О Свет, Илэйн!

– Разве это не должно произойти? – спросила Илэйн. – Я о том, что Темный собирается сбежать. Он уже практически освободился.

– Касаться мира – это одно, а освободиться – совсем другое. – Эгвейн помассировала виски. – Во время Войны Силы его так и не выпустили в мир по-настоящему. Скважина позволила Темному коснуться реальности, но эту дыру запечатали прежде, чем он успел вырваться. Окажись Темный на воле, само Колесо было бы сломано. Вот, хочу кое-что показать.

Она достала из сумки стопку заметок. Эти примечания были спешно составлены библиотекарями Тринадцатого книгохранилища.

– Я не утверждаю, что мы не должны ломать печати, – сказала Эгвейн. – Хочу лишь сказать, что в этом деле нельзя полагаться на Ранда и его безумные планы.

Илэйн нежно улыбнулась. О Свет, да она без ума от Ранда! «Я же могу на нее положиться – верно?» С недавних пор ответить на этот вопрос становилось все труднее. Ее выходка с Родней…

– К несчастью, в твоем библиотечном тер’ангриале не нашлось ничего, что относилось бы к делу. – Статуя улыбающегося бородача едва не вызвала в Башне самый настоящий бунт, поскольку каждой сестре хотелось прочесть содержавшиеся в ней тысячи книг. – Как видно, все тома были написаны до того, как проделали Скважину. Исследования продолжаются, но в этих конспектах содержатся все сведения, какие нам удалось отыскать, касающиеся узилища, печатей и самого Темного. Если сломать печати в неподходящий момент, боюсь, всему сущему придет конец. Вот, почитай. – Она передала Илэйн одну из страниц.

– Кариатонский цикл? – с любопытством произнесла Илэйн. – «Не станет света, не будет рассвета, и останется узник в темнице томиться». Узник – это Темный?

– Пожалуй, – ответила Эгвейн. – Пророчества всегда неоднозначны. Ранд намерен развязать Последнюю битву и сразу же сломать печати, но это чудовищная мысль. Впереди долгая война, и освобождение Темного ослабит нас и укрепит силы Тьмы. Если это необходимо сделать – в чем я по-прежнему не уверена, – лучше подождать до последнего момента. По самой меньшей мере, подобное деяние надо обсудить. Во многом Ранд оказывался прав, но, бывало ведь, и ошибался. Нельзя, чтобы он принимал такое решение в одиночку.

Илэйн пролистала примечания и задержалась на одном из них.

– «Его кровь даст нам Свет…» – Она задумчиво потерла страницу большим пальцем. – «Дождись Света». Кто добавил эту строчку?

– Этот экземпляр Кариатонского цикла в переводе Термендал принадлежал Дониэлле Аливин, – ответила Эгвейн. – В ученой среде ее собственноручно сделанные замечания породили не меньше споров, чем сами пророчества. Известно ли тебе, что она была сновидицей, единственной Амерлин, обладавшей этим даром? До меня, во всяком случае.

– Да, известно, – подтвердила Илэйн.

– Занимавшиеся исследованиями сестры пришли к тому же выводу, что и я, – сказала Эгвейн. – Возможно, в нужное время печати должны быть сломаны, но никак не перед началом Последней битвы, что бы ни думал себе Ранд. Надо дождаться подходящего момента, и только я, как Блюстительница печатей, буду решать, наступил этот момент или нет. Такова моя обязанность, и я не собираюсь рисковать целым миром ради драматических уловок Ранда.

– Да, есть в нем что-то от менестреля, – согласилась Илэйн, и снова с нежной улыбкой. – Твои аргументы убедительны, Эгвейн. Озвучь их Ранду. Тебя он послушает. Все-таки он не глупец, и его можно убедить.

– Посмотрим. Теперь же я…

Вдруг она ощутила всплеск тревоги Гавина и увидела, как тот разворачивается, заслышав конский топот. Слух у него был не лучше, чем у Эгвейн, но прислушиваться к подобным звукам входило в обязанности Стража.

Эгвейн обняла Истинный Источник. По ее примеру Илэйн поступила так же. Бергитте, схватившись за меч, уже откинула входной клапан шатра.

С коня спрыгнула взмыленная посланница. С широко раскрытыми глазами она кое-как доковыляла до шатра. Бергитте и Гавин тут же встали по бокам от нее – на случай, если подойдет слишком близко. Но женщина остановилась и, тяжело дыша, выпалила:

– На Кэймлин напали, ваше величество.

– Что?! – вскочила на ноги Илэйн. – Как? Неужели Джарид Саранд наконец…

– Троллоки, – перебила ее вестница. – Ближе к сумеркам.

– Быть такого не может! – Илэйн схватила женщину за руку и вытащила из шатра. Эгвейн выбежала следом. – Прошло больше шести часов! Почему мы узнали обо всем только сейчас? Что случилось с Родней?

– Мне не сказали, моя королева, – ответила посланница. – Капитан Гэйбон велел привести вас, и как можно быстрее. Сам он только что прибыл через переходные врата.

Площадка для Перемещения находилась неподалеку от шатра Илэйн. Там уже собралась целая толпа, но мужчины и женщины расступались, пропуская Амерлин и королеву.

Через несколько секунд те увидели открытые переходные врата и людей – в окровавленной одежде, почерневших от сажи и пахнувших дымом; они тащили за собой тележки с драконами – новым оружием Илэйн. Многие из новоприбывших едва держались на ногах, а некоторые теряли сознание, едва солдаты Илэйн приходили на помощь и подхватывали тележки. Очевидно, тянуть их должны были не люди, а лошади.

Поблизости открылись новые переходные врата, созданные Серинией Седай и сильнейшими женщинами из Родни, хотя Эгвейн по-прежнему не хотела думать о них как о подданных королевы Андора. Беженцы хлынули на Поле Меррилор, словно прорвавшая плотину река.

– Ступай, – сказала Эгвейн Гавину и сплела еще одни переходные врата, ведущие на площадку для Перемещения в лагере Белой Башни. – Пусть сюда бегут все Айз Седай, которых можно призвать. Скажи Брину, чтобы готовил солдат. По приказу Илэйн они Переместятся через переходные врата на окраины Кэймлина. Так мы проявим солидарность с Андором.

Гавин кивнул и юркнул во врата. Эгвейн закрыла их и направилась к Илэйн. Та стояла возле раненых солдат, с трудом понимавших, что происходит. Сумеко из Родни следила, чтобы все, чьей жизни грозила непосредственная опасность, были Исцелены.

В воздухе висел тяжелый запах дыма. Подходя к Илэйн, Эгвейн мельком увидела в проеме одних из переходных врат объятый огнем Кэймлин.

«О Свет!» На миг девушка обмерла, затем поспешила дальше. Илэйн говорила с Гэйбоном, капитаном гвардии королевы. Красивый, представительный мужчина чуть не падал от усталости. На руках, на форме – кровь. Похоже, он ранен.

– Приспешники Темного убили двух женщин из той четверки, что вы оставили для передачи донесений, ваше величество, – с трудом выговаривал он. – Третья погибла в бою. Но драконов мы спасли. А когда… когда сбежали… – Похоже, ему было больно об этом говорить. – Когда сбежали через пролом в городской стене, оказалось, что несколько наемничьих отрядов, обойдя город, подходят к воротам, которые защищали люди лорда Талманеса. По чистому совпадению наемники оказались совсем рядом и помогли нам отступить.

– Вы молодец, – сказала Илэйн.

– Но город…

– Вы молодец, – твердо повторила Илэйн. – Забрали драконов, спасли всех этих людей. Я прослежу, чтобы вас наградили, капитан.

– Лучше наградите бойцов Отряда Красной руки, ваше величество. Кто-кто, а они заслужили награду. И умоляю, если можете как-то помочь лорду Талманесу… – Он указал на беспомощного человека, которого только что вынесли из переходных врат несколько «красноруких».

Илэйн опустилась перед ним на колени. К ней присоединилась Эгвейн. Кожа Талманеса совсем почернела, и поначалу Эгвейн решила, что он мертв, но затем услышала прерывистое дыхание.

– О Свет! – Илэйн обследовала распростертое тело Искательством. – Никогда такого не видела.

– Такан’дарские клинки, – объяснил Гэйбон.

– Нам с тобой такое не под силу, Илэйн. Я… – Эгвейн осеклась, расслышав что-то за стонами солдат и скрипом тележек.

– Эгвейн? – тихо окликнула ее королева.

– Сделай для него все, что можешь.

Эгвейн вскочила и, следуя на голос, торопливо протолкалась через беспорядочную толпу. Откуда же… Да, вот отсюда. На краю площадки для Перемещения Эгвейн увидела открытые переходные врата, из которых спешили на помощь раненым Айз Седай в самых разнообразных одеждах. Гавин выполнил поручение на совесть.

Довольно громким голосом Найнив спрашивала, кто заведует всем этим бардаком. Эгвейн подбежала к ней, схватила за плечо, и Найнив вздрогнула:

– Мать? Что случилось? Почему в Кэймлине пожар? Я…

Увидев раненых, она умолкла, оцепенела, затем собралась было броситься к ним, но Эгвейн потащила ее туда, где лежал Талманес:

– Вот его надо осмотреть в первую очередь.

Найнив охнула, упала на колени и мягко отстранила Илэйн. Осмотрела Талманеса Искательством и замерла, широко раскрыв глаза.

– Найнив? – спросила Эгвейн. – Ты сможешь?..

И тут Найнив буквально взорвалась плетениями, словно из-за туч вдруг вышло солнце. Соединив Пять Сил в единый сияющий столп, она решительно направила его в тело военачальника.

Эгвейн не вмешивалась. Талманес, судя по виду, едва цеплялся за жизнь, но, быть может, искусства Найнив окажется достаточно. Да будет на то воля Света, и этот мужчина не умрет. В прошлом он произвел на Эгвейн глубокое впечатление. Именно в таком человеке нуждались и Отряд, и сам Мэт.

Илэйн, стоявшая рядом с драконами, о чем-то расспрашивала женщину с заплетенными в косички волосами – должно быть, Алудру, создательницу этих орудий. Эгвейн подошла к ним и коснулась пальцами длинной бронзовой трубы. Разумеется, о драконах ей докладывали. Некоторые утверждали, будто эти штуковины – что-то вроде Айз Седай, отлитых из металла и питающихся горючим порошком из фейерверков.

Из переходных врат выходили все новые беженцы, по большей части горожане.

– О Свет! – прошептала Эгвейн. – Их бесчисленное множество! Нельзя же разместить весь Кэймлин здесь, на Поле Меррилор!

Илэйн, завершив расспросы, направилась к переходным вратам. Алудра же вернулась к осмотру своих повозок, очевидно решив не давать себе отдыха и проверить все сейчас, не дожидаясь утра.

– По словам солдат, за городскими стенами безопасно, – сказала Илэйн, проходя мимо Эгвейн. – Пойду погляжу, что к чему.

– Илэйн… – начала было следовавшая за ней Бергитте.

– Значит, пойдем вместе. Ну же!

Оставив их наедине с королевскими делами, Эгвейн вернулась к целительницам, где Айз Седай под руководством Романды сортировали пострадавших по тяжести их ранений.

Наблюдая за этой суетой, Эгвейн заметила поблизости мужчину и женщину, судя по виду – иллианцев.

– Что вам нужно?

Женщина – светлокожая, черноволосая, высокая и стройная, но с волевым лицом – бухнулась на колени.

– Меня зовут Лильвин, – назвалась она с акцентом, который ни с чем не спутаешь. – Я была с Найнив Седай, когда прозвучал призыв к Исцелению, и поэтому пришла вместе с ней.

– Ты шончанка! – изумилась Эгвейн.

– Я здесь, чтобы служить вам, Престол Амерлин.

Шончанка. Эгвейн по-прежнему касалась Источника. О Свет! Далеко не каждый из встреченных ею шончан был опасен, но… лучше не рисковать. Заметив вышедших из переходных врат нескольких гвардейцев Башни, она обратилась к ним, указав на шончанскую парочку:

– Уведите их в безопасное место и держите под присмотром. Позже я с ними разберусь.

Солдаты кивнули. Мужчина последовал за гвардейцами без особой охоты, женщина – без возражений. Она не обладала способностью направлять Силу, так что не была освобожденной дамани, хотя это не значило, что она не сул’дам.

С этой мыслью Эгвейн вернулась к Найнив, до сих пор стоявшей на коленях подле Талманеса. Болезненная чернота его кожи сменилась бледностью.

– Положите его где-нибудь в тихом месте. Пусть отдыхает, – утомленно велела Найнив стоявшим поблизости «красноруким». – Я сделала, что могла.

Когда солдаты унесли Талманеса, она подняла глаза на Эгвейн и прошептала:

– О Свет, сколько же сил я затратила! И это еще с ангриалом. Помнишь, как давным-давно Морейн Исцелила Тэма? Впечатляющее деяние…

В ее голосе прозвучала нотка гордости. Она сама хотела вылечить Тэма, но не сумела бы – хотя, конечно, тогда толком и не осознавала, что делает. Но с той поры много воды утекло.

– Это правда, мать? – спросила Найнив, встав. – Насчет Кэймлина?

Эгвейн кивнула.

– Ночь будет долгой, – заметила Найнив, окинув взглядом бесконечный поток раненых.

– А завтрашний день – еще дольше, – сказала Эгвейн. – Давай объединимся. Одолжу тебе свои силы.

– Мать?! – потрясенно воскликнула Найнив.

– Ты Исцеляешь лучше, чем я, – улыбнулась Эгвейн. – Пусть я – Амерлин, Найнив, но я по-прежнему Айз Седай. Слуга всего сущего. И моя сила тебе не помешает.

Найнив кивнула. Установив между собой связь, девушки присоединились к тем Айз Седай, кому Романда поручила Исцелять беженцев, получивших самые тяжелые раны.

– Фэйли занимается моей сетью глаз-и-ушей, – сказал Перрин Ранду, когда оба торопливо шагали к его лагерю. – Возможно, сегодня вечером она с ними. Предупреждаю: не уверен, что ты ей понравишься.

«Еще бы! – подумал Ранд. – Она же не дура. И наверняка понимает, чего я от тебя потребую, прежде чем все это закончится».

– Но, думаю, ей нравится, что мы с тобой друзья, – продолжил Перрин. – В конце концов, она кузина королевы. По-моему, она все еще беспокоится, что ты спятишь и причинишь мне вред.

– Я уже спятил, – сказал Ранд, – но держу безумие под контролем. Хотя насчет вреда она, наверное, права. Вряд ли у меня получится не навредить тем, кто находится рядом со мной. Непросто было выучить этот урок.

– Спятил, говоришь? – Перрин не снимал ладони с висевшего на бедре молота. Здоровенный он, этот молот – стоило бы смастерить для него специальный чехол, – но сработан потрясающе. Ранд все хотел спросить, не изготовлен ли он с помощью Силы, как то оружие, что создают Аша’маны. – Но это не так, Ранд. По-моему, ты не сумасшедший.

Ранд улыбнулся мысли, скользнувшей по грани сознания:

– Нет, Перрин, я безумен. Мое безумие заключено в этих воспоминаниях. В тех душевных порывах. Льюс Тэрин пробовал взять верх. Я был не одним человеком, а двумя. Они боролись за мое тело, и один из них был напрочь лишен рассудка.

– О Свет, – прошептал Перрин, – жуть-то какая…

– Да, приятного мало. Но вот в чем дело, Перрин. Я все сильнее убеждаюсь, что мне нужны эти воспоминания. Льюс Тэрин был хорошим человеком. И я тоже, но потом все пошло наперекосяк. Я возгордился и решил, что могу обойтись без чьей-либо помощи. Спасла только память. Без этого безумия… без этих воспоминаний я опять кинулся бы напролом. Один.

– Значит, хочешь объединить усилия с остальными? – Перрин бросил взгляд туда, где стояли лагерем представители Белой Башни. – Все это очень, очень похоже на встречу армий, собравшихся воевать друг с другом.

– Я сумею убедить Эгвейн в своей правоте, – сказал Ранд. – Потому что я прав, Перрин. Надо сломать печати. Понять не могу, почему она отвергает это.

– Теперь она – Амерлин, – почесал бороду Перрин. – Она – Блюстительница печатей, Ранд, и ей принимать решение, ломать их или нет.

– Это так. Вот я и растолкую ей, что мои намерения верны.

– А ты уверен, что их непременно нужно сломать? – спросил Перрин. – Ни капли не сомневаешься?

– Скажи мне, Перрин, если треснул металлический предмет – оружие или инструмент, – можно ли подлатать его? Чтобы действовать им снова как раньше?

– Ну, вообще-то – да, – сказал Перрин. – Но лучше так не делать. Текстура металла… Как правило, надежнее переплавить такую вещь и выковать заново, с самого начала.

– Здесь то же самое. Печати растрескались, будто меч. Залепить эти трещины невозможно, и поэтому надо убрать обломки и заменить поврежденные печати на нечто новое. Нечто лучшее.

– Ранд, – сказал Перрин, – объяснение предельно доходчивое. Ты не пробовал растолковать все Эгвейн такими же словами?

– Она же не кузнец, друг мой, – улыбнулся Ранд.

– Зато она умная, Ранд. Поумнее нас с тобой. Если подобрать верные слова, Эгвейн все поймет.

– Вот и посмотрим, – сказал Ранд. – Завтра.

Перрин остановился в свете сферы Ранда, созданной Единой Силой. Его лагерь, разбитый по соседству с лагерем Ранда, вмещал в себя армию не менее внушительную, чем все, что явились в тот день на Поле Меррилор. Ранду до сих пор не верилось, что Перрин собрал такое количество людей – включая, подумать только, белоплащников! Глаза-и-уши Ранда утверждали, что все в лагере Перрина сохраняли ему верность. Даже сопровождавшие Перрина Хранительницы Мудрости и Айз Седай были склонны прислушиваться к его мнению.

Перрин стал королем, это ясно как день. Не таким, как Ранд, но королем, живущим среди своего народа. Ранд не мог выбрать такой же путь. У Перрина есть возможность оставаться человеком, но еще какое-то время Ранду придется быть чем-то большим, нежели человеком. Он должен быть символом и той силой, на которую могут положиться все остальные.

Это страшно утомляло. Отчасти усталость была не физической, но куда более глубокой. Быть тем, кто нужен людям… Это изматывало Ранда, точило его, как вода точит камень, – а в конце концов вода всегда одерживает верх.

– В этом я тебя поддержу, – пообещал Перрин. – Но дай слово, что не позволишь делу дойти до драки. С Илэйн я сражаться не стану. И схватка с Айз Седай ничем хорошим не закончится. Ссоры между нами недопустимы.

– Драки не будет.

– Дай слово. – Лицо Перрина сделалось настолько твердым, что им можно было бы дробить камни. – Пообещай мне, Ранд.

– Обещаю, друг. На Последнюю битву мы выйдем в полном единении.

– Этого достаточно.

На входе в лагерь Перрин кивнул часовым. Это были двуреченцы – Рид Солен и Керт Фургонер. Оба отсалютовали Перрину, после чего отвесили неуклюжие поклоны Ранду.

Рид и Керт. Ранд знал обоих – Свет, в детстве он брал с них пример! – но уже привык, что люди видят в нем незнакомца, и чувствовал, как тяжелеет на плечах мантия Дракона Возрожденного.

– Милорд Дракон? Мы что… в смысле… – Керт сглотнул и посмотрел на небо, где пузырились, несмотря на присутствие Ранда, черные тучи. – На вид дело плохо, да?

– Бури нередко приносят беду, – ответил Ранд, – но в прошлом Двуречье выжило. Выживет и теперь.

– Но на вид дело плохо, – повторил Керт. – Плохо дело, чтоб мне сгореть!

– Все будет так, как пожелает Колесо. – Ранд глянул на север и тихо продолжил: – Сохраняй спокойствие, Керт. И ты, Рид. Почти все пророчества исполнены. Предстоящие испытания известны, день определен, и мы не встретим его в неведении.

Он не стал обещать, что они победят или хотя бы выживут, но оба двуреченца распрямились, улыбнулись и кивнули. Людям нравится знать, что существует некий план, что кто-то держит все под своим контролем, и Ранд не мог предложить им большего утешения.

– Хватит донимать лорда Дракона расспросами, – вмешался Перрин. – Несите караул как положено – не спать на посту, Керт, и не играть в кости.

Оба снова отсалютовали, и Ранд с Перрином прошли в лагерь, где было повеселее, чем в других биваках, раскинувшихся на Поле Меррилор. Казалось, костры здесь горят чуть ярче, а смех звенит чуть громче, будто двуреченцы каким-то образом принесли с собой дух родных мест.

– Ты настоящий вождь для своих людей, – негромко сказал Ранд, быстрым шагом идя рядом с Перрином, и тот кивнул на ближайший костер:

– Да я им и не нужен. Незачем говорить им, что делать. Вот и все.

Однако, когда в лагерь примчался посыльный, Перрин мигом превратился в военачальника. Он окликнул долговязого гонца по имени, а заметив его покрасневшее лицо и подгибавшиеся от страха перед Рандом колени, отвел парнишку в сторону и заговорил – тихо, но твердо.

Наконец юноша убежал искать леди Фэйли, а Перрин вернулся:

– Мне нужно снова поговорить с Рандом.

– С ним ты и разговариваешь…

– Нет, с настоящим Рандом, а не с человеком, научившимся разглагольствовать как Айз Седай.

Ранд вздохнул.

– Я – это настоящий я, Перрин, – возразил он. – Более настоящий, чем когда бы то ни было.

– Как скажешь, но мне не нравится, когда ты прячешь свои чувства под маской.

Их поприветствовала проходившая мимо группа двуреченцев, и при виде их Ранд ощутил внезапный укол холодного одиночества, с тяжелым сердцем понимая, что никогда больше не станет одним из них. Так уж устроены эти люди. Но… ради Перрина он позволил себе слегка расслабиться.

– Так в чем дело? Что сказал гонец?

– Не зря ты беспокоился, – ответил Перрин. – Ранд, Кэймлин пал. Город захватили троллоки.

Лицо Ранда окаменело.

– Ты не удивлен, – добавил Перрин. – Встревожен, но не удивлен.

– Да, это так, – признал Ранд. – Я думал, они нанесут удар на юге. Говорят, там видели троллоков, и я наполовину уверен, что это дело рук Демандреда. Без армии он всегда чувствовал себя неуютно. Но Кэймлин… Да, неглупый ход. Помнишь, я говорил, что нас попытаются отвлечь? Если враг сумеет оттянуть на себя силы Андора, это плохо скажется на прочности нашего альянса.

– Но разве тебе не на руку, что Илэйн отвлечется на спасение Кэймлина? – Перрин бросил взгляд в сторону ее лагеря, устроенного по соседству со стоянкой Белой Башни. – В этом противостоянии она не на твоей стороне.

– Здесь нет другой стороны, Перрин. Сторона у нас лишь одна, но с разногласиями насчет того, что делать дальше. Илэйн, пожалуй, самая могущественная из монархов, и ее отсутствие на завтрашней встрече поставит под угрозу все, чего я пытаюсь достичь.

Разумеется, Ранд чувствовал ее через связывающие их узы, и всплеск тревоги Илэйн дал понять, что ей известно о бедах в столице. Не проведать ли ее? Может, отправить к ней Мин? Она уже проснулась и, когда он уходил, тоже вышла из шатра, а затем…

Ранд изумленно моргнул. Авиенда. Она здесь, на Поле Меррилор. Но ведь совсем недавно ее тут не было – верно? Перрин бросил на друга взгляд, и Ранд не потрудился стереть с лица потрясенное выражение.

– Нельзя допустить, чтобы Илэйн ушла, – сказал он.

– Даже на защиту родной страны? – с недоверием спросил Перрин.

– Если троллоки захватили Кэймлин, то уже слишком поздно. Ничего Илэйн не добьется. Ее войска должны заняться спасением людей оттуда. Королеве при этом присутствовать необязательно, но завтра утром она непременно должна быть здесь.

Как же убедиться, что она не уйдет? Подобно всем женщинам, Илэйн скверно реагировала на приказной тон, но если намекнуть…

– Ранд, – сказал Перрин, – может, отправим в Кэймлин Аша’манов? Всех сразу? Они дадут троллокам славный бой.

– Нет, – отрезал Ранд, хотя это слово причинило ему боль. – Перрин, если город и впрямь захвачен – а я отправлю через переходные врата людей, чтобы убедиться в этом, – то его не спасти. Вернуть эти стены можно лишь ценой нечеловеческих усилий, а это недопустимо. По крайней мере, пока. Нельзя, чтобы наша коалиция распалась прежде, чем у меня появится шанс сплотить ее. Нас спасет единство. Если каждый ринется тушить пожары в родных землях, мы проиграем. В этом весь смысл атаки на Кэймлин.

– Допустим, ты прав… – нахмурился Перрин, поглаживая молот.

– Это нападение способно вывести Илэйн из себя, подтолкнуть ее к опрометчивым действиям, – продолжил Ранд, просчитывая десятки вариантов будущего. – Вероятно, она с большей готовностью согласиться с моим планом. Быть может, падение Кэймлина сыграет нам на руку.

Перрин нахмурился.

«Как же быстро я научился использовать других людей…»

И еще он снова научился смеяться. Научился принимать судьбу и шагать ей навстречу с улыбкой на лице. Научился мириться с тем, кем он был, и с тем, что он делал.

Но осознание всего этого не помешает ему использовать людей в качестве необходимых инструментов. Те, кто пришел на Поле Меррилор, нужны ему, нужны все, без исключения. Разница заключалась в том, что теперь он видел в них не только инструменты, но и людей. По крайней мере, так он себе говорил.

– Все равно я думаю, что надо как-то помочь Андору, – заметил Перрин, запустив пальцы в бороду. – Как, по-твоему, троллоки проникли в город?

– Через Путевые врата, – рассеянно отозвался Ранд.

Перрин хмыкнул.

– Ты говорил, что троллоки не способны Перемещаться через переходные врата. Неужто они нашли способ избавиться от этого изъяна?

– Молись Свету, дабы этого не случилось, – ответил Ранд. – Единственными отродьями Тени, которых сумели создать со способностью проходить через переходные врата, были голамы. И Агинор, не будь дурак, создал лишь несколько этих тварей. Нет, я побился бы об заклад против самого Мэта, что троллоки заявились через кэймлинские Путевые врата. А я-то думал, что Илэйн держит их под охраной!

– Если дело и впрямь в Путевых вратах, мы можем кое-что сделать, – заметил Перрин. – Нельзя допустить, чтобы троллоки бесчинствовали в Андоре; стоит этим тварям покинуть Кэймлин, и они окажутся у нас за спиной. Это будет катастрофа. Но если они прибывают через единственный портал, то мы можем остановить нашествие – атаковать их именно в этом месте.

Ранд усмехнулся.

– Что смешного?

– У меня хотя бы имеется оправдание насчет знаний, которых не должно быть у простого паренька из Двуречья.

– Иди-ка нырни в Винную реку, – фыркнул Перрин. – Ты и правда думаешь, что за нападением стоит Демандред?

– Он поступил бы именно так. Раздели врагов и сокруши их по очереди. Такова одна из древнейших военных стратегий.

Демандред самолично отыскал эти сведения в древних писаниях. Когда впервые проделали Скважину, им ничего не было известно о том, что такое война. Вернее, им казалось, будто они что-то понимают в военном искусстве, но то было понимание ученого, оглядывающегося на нечто древнее, занесенное пылью веков.

Много кто перешел на сторону Тени, но предательство Демандреда представлялось самым прискорбным. Этот человек мог стать героем. Он должен был им стать.

«И в этом тоже моя вина, – подумал Ранд. – Встреть я его рукопожатием, а не презрительной ухмылкой… Если бы радовался его успехам, а не соперничал с ним… Будь я тогда тем, кем стал сейчас…»

Но довольно пустых размышлений. Надо послать кого-нибудь к Илэйн. Пора помочь со спасением из города уцелевших жителей. Надо, чтобы Аша’маны и верные Дракону Возрожденному Айз Седай открыли переходные врата и вывели как можно больше людей. А заодно нужно удостовериться, что троллоки еще не покинули пределов Кэймлина.

– Значит, есть кое-какая польза в этих твоих воспоминаниях, – сказал Перрин.

– Хочешь знать, Перрин, от чего у меня мозги узлом завязываются? – тихо спросил Ранд. – От чего меня пробирает дрожь, как под зябким дуновением самой Тени? Эта порча, сделавшая меня безумным и заодно наделившая памятью о прошлой жизни… Воспоминания приходили как шепот Льюса Тэрина. Безумие подсказывает ответы на вопросы и ведет меня к победе. Понимаешь? Если я одержу верх, именно безумие, именно эта самая порча приведет к падению Темного.

Перрин негромко присвистнул.

«Искупление, – подумал Ранд. – Когда я предпринял попытку в прошлый раз, мое безумие уничтожило нас. А теперь оно нас спасет».

– Ступай к жене, Перрин, – сказал Ранд, окинув взглядом небо. – Сегодня последняя ночь, которую можно назвать спокойной, пусть и отчасти. Другого покоя ты не изведаешь до самого конца. А я выясню, насколько плохи дела в Андоре. – Он посмотрел на друга. – И обещания своего не забуду. Единство – прежде всего. В прошлый раз я проиграл именно потому, что игнорировал важность единства.

Перрин кивнул, затем положил руку Ранду на плечо:

– Да осияет тебя Свет.

– И тебя, друг мой.