Глава 8 «Семицветка»


Мэт сидел на потертом табурете, облокотившись на потемневшую деревянную столешницу. Здесь приятно пахло – элем, дымом и кухонным полотенцем, которым недавно протерли стол. Мэту нравился этот запах. Есть что-то успокаивающее в приличном, хоть и шумном трактире, который притом содержат в чистоте – ну, ясное дело, относительной: кому же глянется идеально чистый, будто сегодня только открывший свои двери, трактир? Все равно что неношеный плащ или некуреная трубка: в таком заведении не почувствуешь себя как дома.

Двумя пальцами правой руки Мэт перевернул сложенное письмо – написанное на плотной бумаге и запечатанное каплей кроваво-красного воска. Это письмо появилось у него совсем недавно, но головной боли оно доставило уже не меньше, чем любая женщина, за исключением разве что Айз Седай – от них хлопот всегда куда больше. Другими словами, треволнений было предостаточно.

Он перестал вертеть письмо в руке и бросил его на столешницу. Чтоб ей сгореть, этой Верин! Ну зачем она так? Связала его клятвой, и теперь он как рыба на крючке.

– Что скажешь, мастер Кармазин? – спросила трактирщица, скрестив руки на стойке. В последнее время Мэт на всякий случай называл себя этим именем – во избежание неприятностей. – Тебе повторить или как?

Мелли Крэб была миловидной девицей с круглым лицом и соблазнительными золотисто-каштановыми кудряшками. Мэт ответил бы трактирщице своей лучшей улыбкой, от которой таяла любая женщина, что встречалась ему на пути, но теперь он был человеком женатым, так что отныне разбитые сердца неуместны. Хотя грудь у склонившейся над столешницей Мелли была весьма достойная. Ростом трактирщица не вышла, поэтому пол за стойкой был повыше, чем в зале. Да, очень приятная грудь. Мэт подумал, что Мелли вполне сгодилась бы для поцелуев, а то и уединения в задней комнате трактира. Но нет, он больше не смотрел на женщин. Вернее, смотрел, но не так, как прежде. Теперь поцелуи Мелли не для него. Скорее для Талманеса. Слишком он чопорный – поцелуи и объятия пошли бы ему на пользу.

– Что надумал? – спросила трактирщица.

– Как бы ты поступила на моем месте, Мелли? – Рядом с Мэтом стояла пустая кружка с застывшими на ободке хлопьями пены.

– Заказала бы еще по одной, – без раздумий ответила Мелли. – Всем присутствующим. Это был бы чрезвычайно щедрый поступок, а людям нравятся щедрые парни.

– Я имел в виду письмо.

– Ты пообещал не открывать его? – спросила Мелли.

– Ну, не совсем. Пообещал, что, если открою, сделаю в точности то, о чем в нем говорится.

– Клятву дал, что ли?

Мэт кивнул и тут же ойкнул, когда Мелли выхватила сложенный лист у него из пальцев. Потянулся за ним, но трактирщица отпрянула, не переставая вертеть письмо в руках. Мэт хотел было попытаться забрать его снова, но сдержался: неплохо знакомый с игрой «дай-ка отниму», он не испытывал желания выставлять себя на посмешище. Женщины обожают вгонять мужчин в краску. Позволишь такое хоть однажды – пиши пропало: Мелли будет повторять такие выходки при всяком удобном случае.

Однако он покрылся испариной:

– Так, Мелли…

– Могу сама открыть, если хочешь. – Прислонившись к полке с напитками, Мелли разглядывала письмо.

Кто-то потребовал очередную кружку эля, но трактирщица отмахнулась, да и вид у красноносого мужика был такой, что еще одна кружка явно стала бы лишней. Трактир Мелли пользовался немалой популярностью, и посетителей обслуживало полдюжины подавальщиц. Рано или поздно одна из девушек подойдет и к этому забулдыге.

– Могу открыть, – посмотрела Мелли на Мэта, – и рассказать, что в нем написано.

Кровь и пепел! В таком случае у Мэта, как ни вертись, не будет выбора: придется сделать все, о чем говорится в растреклятом письме – что бы в нем ни значилось! А ему всего-то и надо подождать несколько недель, а потом он обретет свободу. Подождать каких-то несколько недель? Это запросто.

– Нет, не пойдет, – отказался Мэт. Но Мелли уже сунула большой палец между бумажных складок, готовясь сломать печать, и Мэт распрямился. – Мне все равно придется сделать, что там написано. Так, Мелли, не надо. Осторожнее!

Она улыбнулась, глядя на Мэта. Ее трактир «Семицветка» считался одним из лучших в западной части Кэймлина: здесь подавали крепкий и вкусный эль, при желании можно было сыграть в кости, и в зале не видели ни единой крысы – должно быть, они опасались конфликтовать с Мелли. О Свет! Эта девица запросто могла вогнать человека в такую краску, что, того и гляди, бакенбарды со щек отвалятся.

– Ты так и не сказал, от кого это письмо. – Мелли продолжала вертеть его в руках. – От любовницы, да? Что, поймали тебя на крючок?

Насчет крючка она была права, но слово «любовница» в отношении Верин звучало так нелепо, что Мэт даже рассмеялся. Целовать Верин – все равно что миловаться со львицей, и из этой парочки Мэт предпочел бы львицу: меньше шансов, что укусит.

– Я дал клятву, Мелли, – сказал он, стараясь не выказывать волнения. – Так что не вздумай распечатать письмо.

– А я никакой клятвы не давала, – возразила трактирщица. – Поэтому могу и прочитать, но о содержании рассказывать не стану. Разве что дам пару намеков, чтоб ты не раскисал.

Мелли смотрела на него, сложив пухлые губы в улыбку. Да, и впрямь симпатичная. Конечно, не Туон с ее прекрасной кожей и огромными глазами, но все равно симпатичная, а губы… губы особенно хороши. Как человек женатый, Мэт не имел права глазеть на эти губы, но все же ответил трактирщице своей лучшей улыбкой: на сей раз выбора не было, пусть даже эта улыбка разобьет сердце Мелли. Нельзя, чтобы она распечатала письмо.

– И все равно, Мелли, – обворожительно промурлыкал Мэт, – если откроешь письмо, а я не сделаю того, что в нем велено, моя клятва будет стоить не больше, чем кухонные помои. – Он вздохнул, понимая, что существует лишь один способ вернуть письмо. – Это письмо передала мне Айз Седай. Ты же не хочешь прогневить Айз Седай, Мелли? Или хочешь?

– Айз Седай? – переспросила трактирщица с неожиданным пылом в голосе. – Сколько себя помню, я всегда хотела попасть в Тар Валон и узнать, не примут ли меня. – И она с намного большим любопытством посмотрела на письмо.

О Свет! Похоже, у этой Мелли не все дома. А Мэт еще считал ее здравомыслящей женщиной… Ага, как же. Он еще сильнее вспотел. Может, выхватить у нее это письмо? Мелли стояла так близко…

Она положила письмо на стойку, придерживая его одним пальцем, который упирался в самый центр восковой печати, и заявила:

– Ты познакомишь меня с этой Айз Седай, когда снова с ней встретишься.

– Если это случится, пока я в Кэймлине, – сказал Мэт, – познакомлю. Честное слово.

– И что, твоим обещаниям можно верить?

– Проклятье! – возмущенно воззрился на нее Мэт. – К чему этот разговор, Мелли?

Она рассмеялась и ушла обслуживать редкозубого мужика, все еще требовавшего очередную кружку эля. Письмо осталось на стойке. Мэт цапнул его и аккуратно спрятал в карман куртки. Проклятая женщина. Единственный способ сохранить свободу, не влипнув в паутину Айз Седай, – никогда не распечатывать это письмо. Хотя о какой свободе речь? Мэт и без того уже запутался в интригах Айз Седай, так и крутившихся вокруг него. Увяз по самую макушку. Хотя напрашиваться на новые неприятности стал бы лишь человек с опилками вместо мозгов.

Мэт со вздохом развернулся к залу. Трактир оккупировала разношерстная публика. В эти дни Кэймлин трещал по швам – город был набит под завязку, как брюхо рыбы-льва на месте кораблекрушения, – и трактиры с тавернами отбою не знали от посетителей. Несколько фермеров в робах с обтрепанными воротниками увлеченно бросали кости. Мэт уже сгонял с ними игру-другую, после чего заплатил их деньгами за свою выпивку, но он терпеть не мог играть на медяки.

Широколицый мужчина в углу продолжал пить – рядом с ним стояло штук четырнадцать пустых кружек, – а приятели подзуживали: дескать, не останавливайся. Отдельно от других расположилась компания аристократов, и Мэт подумал было, не предложить ли им партейку в кости, но у благородных господ были такие лица, что к их столику и медведь не подошел бы. Похоже, эти ребята ошиблись с выбором стороны в войне за престолонаследие.

На Мэте был черная куртка с кружевными манжетами. Самые скромные кружева и никакого шитья. Свою широкополую шляпу он неохотно оставил в лагере. За последние несколько дней подбородок зарос щетиной и зудел так, словно в ней завелись блохи. С этой небритостью Мэт выглядел как последний дурак, зато узнать его теперь было не так-то просто. Когда твой портрет имеется у каждого городского разбойника, лучше не рисковать. Вот бы разок извлечь пользу из того, что ты – та’верен, хотя рассчитывать на подобное не стоит. По мнению Мэта, нет ничего хорошего в том, чтобы быть та’вереном.

Свой шарф он повязал пониже и спрятал под высоким воротом куртки, застегнув ее на все пуговицы. Мэт был вполне уверен, что однажды уже умер, и снова умирать ему совершенно не хотелось.

Мимо прошла девушка-подавальщица – стройная, крутобедрая, с распущенными черными волосами. Мэт отсел в сторонку, чтобы у пустой кружки сделался одинокий вид. Заметив ее, служанка улыбнулась, подошла подлить эля, и Мэт вознаградил ее широкой улыбкой и медной монеткой. Теперь он, как человек женатый, не имел права обольщать красоток, но никто не запрещал подбирать пару для друзей. Возможно, эта девушка понравилась бы Тому. Может, хоть повеселел бы. Мэт хорошенько запомнил лицо служанки, чтобы при случае узнать ее снова, и принялся потягивать эль, не переставая ощупывать в кармане письмо. О содержании письма он не думал. Стоит погрузиться в такие мысли, и ты уже в шаге от того, чтобы сорвать восковую печать. Отчасти Мэт напоминал себе мышь, сидящую у мышеловки с заплесневелым сыром. Не нужен ему этот сыр. Пусть себе гниет.

Наверняка в письме содержится приказ сделать что-то опасное. И сомнительное. Айз Седай обожают насмехаться над мужчинами. О Свет! Мэт надеялся, что Верин не оставила в послании поручение вызволить кого-то из беды. Будь оно так, сделала бы все сама.

Он вздохнул и сделал долгий глоток. Пьянчуга в углу наконец свалился с табурета. Шестнадцать кружек. Неплохо, хотя Мэт ставил на семнадцать. Что ж, почти угадал, и ему что-то да причитается. Он отставил свой эль, выложил на стойку несколько монет, на прощание кивнул Мелли и забрал выигрыш у длиннопалого парня, сидевшего за одним столиком с выпивохой, после чего взял с подставки у двери свой посох и направился к выходу.

Вышибала по имени Берг – любому при взгляде на такую уродливую рожу стало бы дурно – смерил Мэта взглядом. Этот громила его недолюбливал. Судя по тому, как он зыркал на Мелли, Берг подозревал, что Мэт подкатывает к его подруге, хотя тот четко и ясно объяснил ему, что женат и такие развлечения остались в прошлом. Однако некоторым ревнивцам хоть кол на голове теши.

Даже в столь поздний час на улицах Кэймлина было людно. После недавнего дождя на мостовой собрались лужицы, хотя тучи ушли и небо стало на удивление ясным. Мэт шагал по улице на север, в еще один знакомый трактир, где играли в кости на серебро и золото. Сегодня у него не было особых дел: надо было лишь послушать, о чем толкуют люди, и проникнуться духом Кэймлина. С тех пор как Мэт был здесь в прошлый раз, многое изменилось.

По пути он ловил себя на том, что постоянно оглядывается через плечо. Эти треклятые рисунки действовали ему на нервы, а многие из прохожих казались подозрительными. Мимо проплелись несколько мурандийцев – на вид такие пьяные, что высеки кресалом искру, и они задышат огнем. Мэт посторонился. После того, что случилось с ним в Хиндерстапе, осторожность не помешает. О Свет! Слыхал он истории, как на людей нападают сами булыжники из мостовой! А если нельзя доверять каменным плитам, по которым ступаешь, – чему вообще можно доверять?

Наконец он добрался до нужного трактира – оживленного местечка под вывеской «Дыхание мертвеца». У входа, похлопывая толстыми дубинками по внушительным ладоням, стояли двое крепышей. В такие времена трактиры не экономят на охране. Придется Мэту сдерживать себя и не слишком-то выигрывать. Трактирщики и содержатели таверн не приветствуют мордобой в зале, а потому недолюбливают слишком удачливых игроков. Если только счастливчик не спускает выигрыш на еду и питье: в таком случае – большое тебе спасибо, выигрывай на здоровье.

В общем зале здесь было потемнее, чем в «Семицветке». Посетители горбились над игрой или выпивкой. Еды почти не подавали – на столах Мэт заметил только крепкие напитки, – а шляпки гвоздей, торчащих из барной стойки примерно на полдюйма, царапали посетителям руки. Мэт решил, что эти гвозди замышляют побег.

Трактирщик по имени Бернхэрд был сальноволосым тайренцем с таким узким ртом, будто по ошибке проглотил свои губы. От него несло редиской, и Мэт ни разу не видел его улыбки – даже когда Бернхэрду перепадали чаевые, а ведь за пару мелких монет едва ли не любой трактирщик улыбнется и самому Темному.

Мэт не любил играть и выпивать в заведениях, где надо держаться за кошель, но сегодня вечером он намеревался сорвать хороший куш. Повсюду стучали игральные кости, звенели монеты, и он почувствовал себя как дома, хотя кружева на манжетах привлекли несколько нежелательных взглядов. Почему он так привязался к этой куртке? Как вернется в лагерь, надо бы попросить Лопина, чтобы срезал кружева с манжет. Не все, конечно. Некоторые. Может быть.

За дальним столиком играли четверо: трое мужчин и женщина в штанах. Мэт приметил ее короткие золотистые волосы и приятные глаза. Не для себя, конечно. Для Тома. Тем более у нее была налитая грудь, а в последнее время Мэт ловил себя на мысли, что ему нравятся более скромные пропорции.

Через несколько минут Мэт, слегка успокоившись, уже бросал кости в этой компании. Кошель, однако, держал под присмотром, положив его на пол прямо перед собой. Вскоре рядом с кошелем выросла кучка монет. В основном серебряных. Мэт снова метнул кости, а один из мужчин обратился к приятелям:

– Слыхали, что было в «Лужке коновала»? Жуть какая.

Говоривший, рослый парень с крысиной физиономией – казалось, ее прищемили дверью, да не один раз, а несколько, – представился Догонялой. Говорящее прозвище, подумал Мэт. Наверное, этот Догоняла только и делает, что гоняется за девицами – а те разбегаются, едва завидев его лицо.

– А что там было? – спросила златовласая Клэр, и Мэт не поскупился на улыбку. Ему нечасто доводилось играть в кости с женщинами. Почти все они считали такое развлечение вульгарным, хотя охотно принимали от него купленные на выигрыш подарки. Да и вообще, играть с женщинами в кости нечестно: от улыбки Мэта у них страшно колотится сердце и слабеют колени. Но Мэт больше не улыбался девушкам такой улыбкой. К тому же Клэр ни разу не улыбнулась ему в ответ.

– Джоудри, – объяснил Догоняла, пока Мэт тряс стаканчик с костями. – Утром нашли его мертвым. Горла как не бывало, а из тела вся кровь вытекла, как вино из дырявого бурдюка.

– Чего? – Мэт так оторопел, что забыл проследить за броском. – Ну-ка, повтори.

– Что тут повторять? – удивился Догоняла, глядя на Мэта. – Джоудри был наш знакомый. Две кроны мне должен остался.

– Тело было обескровлено? – спросил Мэт. – Точно? Сам видел?

– Что? – поморщился Догоняла. – Кровь и пепел, парень, в своем ли ты уме?

– Я…

– Догоняла! – окликнула Клэр. – Глянь-ка.

Рослый опустил глаза, и Мэт последовал его примеру. Брошенные им кости – все три – приземлились и замерли на углах. О Свет! Мэту доводилось подбрасывать монетку так, что она вставала на ребро, но вот такой фокус с костями он видел впервые.

И вдруг в голове у него загрохотали игральные кости, и Мэт чуть до потолка не подскочил. «Кровь и треклятый пепел!» Когда в голове гремят кости, ничего хорошего не жди, и этот звук утихнет не раньше, чем что-то случится – нечто такое, что, как правило, сулит крайне неблагоприятный поворот в жизни бедняги Мэтрима Коутона.

– Ни разу, ни разу не видел… – начал было Догоняла.

– Будем считать, что я проиграл, – перебил его Мэт, расстался с несколькими монетами, а остальной выигрыш сгреб в ладонь.

– Что тебе известно про нашего Джоудри? – осведомилась Клэр.

Она уже тянулась к поясному ремню. Глядя в ее свирепые глаза, Мэт готов был поставить золото против медяков, что сейчас она выхватит нож.

– Ничего, – ответил Мэт. «Ничего, и в то же время слишком много». – Прошу меня извинить.

Торопливо покидая таверну, он заметил, как толсторукий громила, один из стоявших у входа, говорит что-то трактирщику Бернхэрду и показывает ему листок бумаги. Что на нем, Мэт не видел, но без труда догадался, что в руке у громилы его портрет.

Он выругался, выскочил на улицу, нырнул в первый попавшийся переулок и перешел на бег.

Итак, за ним охотятся Отрекшиеся, в кармане у каждого городского бандита имеется портрет с его физиономией, и где-то неподалеку нашли обескровленный труп. Вывод может быть только один: в Кэймлине объявился голам. Причем оказался он тут невероятно быстро. Да, Мэт собственными глазами видел, как эта тварь протискивается в отверстие шириной чуть меньше двух пядей. Похоже, она не умела отличать возможное от невозможного.

«Кровь и растреклятый пепел», – думал он, втянув голову в плечи. Надо забрать Тома и вернуться в лагерь, разбитый Отрядом на окраине города. Мэт припустил по темной и скользкой от дождя улице. В камнях мостовой отражался свет масляных фонарей. Илэйн приказала, чтобы ночами на Королевской аллее было светло.

Мэт отправил ей весточку, но ответа не получил. Такая вот благодарность. По его подсчетам, Мэт дважды спас ей жизнь, и уже после первого раза Илэйн должна была разреветься и полезть к нему с поцелуями – ан нет, даже в щеку не чмокнула. Да и на кой сдались ему эти поцелуи? Тем более от особы королевских кровей. Нет уж, лучше не надо.

«Ты, так тебя растак, женат на высокородной шончанке, – подумал он. – Растреклятой дочери самой императрицы». Ну и как теперь избежать общения с членами королевской семьи? Правильно, никак. Но Туон хотя бы красивая. И в камни отменно играет. И любит поговорить. И чувство юмора у нее хорошее. Пусть даже то и дело ставит ему палки в колеса…

Нет. Не надо сейчас думать о Туон.

Как бы то ни было, ответа от Илэйн он не получил. Надо быть понастойчивее. Дело уже не только в Алудре и ее драконах: в городе объявился треклятый голам!

Сунув руки в карманы куртки, Мэт вышел на оживленный проспект. Из-за поспешного бегства его дорожный посох остался в «Дыхании мертвеца». Мэт ругнулся себе под нос. Предполагалось же, что он будет проводить дни в праздности, вечерами играть в кости в лучших тавернах, а утром спать допоздна, дожидаясь, пока не пройдут оговоренные Верин тридцать дней. А тут такое.

Он давно уже хотел поквитаться с голамом. Мало того что, рыская по Эбу Дар, эта тварь поубивала ни в чем не повинных людей: Мэт прекрасно помнил и Налесина, и пятерых «красноруких», тоже расставшихся с жизнью. Кровь и пепел, голаму есть за что ответить – даже если не вспоминать, что он забрал жизнь Тайлин.

Вынув руку из кармана, Мэт коснулся медальона в виде лисьей головы, всегда висевшего на груди. Устал он бегать от этого монстра. Под перестук игральных костей в голове у него начал зарождаться план. Мэт пытался прогнать из сознания образ связанной его собственными руками королевы с оторванной головой. Было бы столько крови… Свежей крови, которой питается голам.

Мэта передернуло, и, подходя к городским воротам, он сунул руку обратно в карман. Несмотря на темноту, его глаза отыскали признаки разыгравшейся здесь схватки: наконечник стрелы в двери здания слева от него и темное пятно под окном караулки. Здесь погиб человек. Наверное, высунулся в окошко с арбалетом, получил стрелу, завалился на подоконник и залил своей кровушкой всю деревянную стену.

Теперь же осада закончилась, и на трон взошла новая, правильная королева. Мэт вспомнил, что в кои-то веки ухитрился пропустить битву, и его настроение слегка улучшилось: борьба за Львиный трон обернулась целой войной, но при этом ни одна стрела, ни один клинок, ни одно копье не были нацелены в сердце Мэтрима Коутона.

Он свернул направо и пошел вдоль городской стены, с внутренней ее стороны. Здесь было множество гостиниц. У городских ворот всегда полно постоялых дворов – не самых лучших, но почти всегда самых прибыльных.

Из дверей и окон на дорогу выплескивались лужицы золотистого света, а переулки полнились темными силуэтами – за исключением улочек возле тех гостиниц, где наняли охрану отгонять бедноту. Кэймлин переживал не лучшие времена: приток беженцев, недавнее сражение и… все такое прочее. Множество историй о ходячих мертвецах, о еде, портящейся чуть ли не на глазах, о том, как беленые стены вдруг покрываются сажей.

Гостиница, в которой решил выступить Том, представляла собой здание с крутой скатной крышей, кирпичным фасадом и вывеской с изображением двух яблок: одно, красное, было нетронутым, а от другого остался совершенно белый огрызок. Красный и белый, цвета андорского флага. Заведение «Два яблока» было из тех, что поприличнее.

Еще с улицы Мэт услышал музыку, а когда вошел, увидел Тома: тот, обрядившись в лоскутный плащ менестреля, сидел на невысоком помосте у дальней стены общего зала и наигрывал на флейте. Глаза его были закрыты, а длинные усы поникли по обе стороны от мундштука. Он играл западающую в память мелодию «Свадьба Синни Вейд». Когда Мэт разучивал эту песню, она называлась «Не ошибись, выбирая коня», и до сих пор ему непривычно было слышать ее исполнение в столь медленном темпе.

На полу перед Томом были рассыпаны монеты – не очень много. В этой гостинице ему позволяли получать за выступление деньги от посетителей. Мэт прислонился к стене возле дверей и стал слушать музыку. Никто не говорил ни слова, хотя в общий зал набилось столько народу, что Мэт мог бы укомплектовать собравшимися тут людьми полроты солдат. Все взгляды были прикованы к Тому.

Мэт уже повидал мир, истоптал немало дорог на своих двоих, едва не лишился жизни в десятке городов, побывал во всевозможных гостиницах. Он слышал бардов, менестрелей и прочих музыкантов, но по сравнению с Томом все они не особо отличались от детей, стучащих палками по кастрюлям.

Флейта – незамысловатый инструмент. Многие аристократы предпочли бы слушать арфу. В Эбу Дар один малый сказал Мэту, что арфа звучит «величественнее», но услышь он, как Том играет на флейте, уронил бы челюсть и сделал круглые глаза. В руках Тома флейта становилась продолжением его души. Негромкие трели, минорные пассажи, мощные долгие ферматы… Мелодия скорбная, будто погребальная песнь. Кого же оплакивает Том?

Публика смотрела на менестреля. Понятно, что Кэймлин – один из крупнейших городов мира, но здешнее разнообразие лиц казалось невероятным. Грубоватые иллианцы сидели бок о бок с учтивыми доманийцами, хитрыми кайриэнцами и решительными тайренцами. Все это разношерстье было приправлено щепоткой уроженцев Пограничных земель. Кэймлин считался одним из немногих мест, где можно не бояться ни шончан, ни Дракона. И еще тут была какая-никакая еда.

Том доиграл мелодию и, не открывая глаз, начал следующую. Мэт вздохнул. Ему страшно не хотелось прерывать выступление, но пришла пора возвращаться в лагерь. Надо было поговорить о голаме, и еще Мэту нужно было найти способ связаться с Илэйн. Быть может, Том согласится отправиться во дворец и от лица Мэта поговорить с ней.

Мэт кивнул хозяйке гостиницы, и та, сверкнув круглыми сережками, кивнула ему в ответ. Эта пышная брюнетка по имени Бромас была чуть старовата на его вкус, но Тайлин-то тоже была в ее возрасте. Надо бы иметь эту женщину в виду. Разумеется, для кого-то из Мэтовых людей. Скажем, для Ванина.

Мэт подошел к сцене и начал собирать монетки. Он даст Тому доиграть, а затем…

Что-то вдруг дернуло Мэта за руку. Оказалось, рукав его куртки был теперь пришпилен к возвышению, и тонкий клинок, пронзив манжету, слегка подрагивал. Мэт взглянул на Тома. Тот поднял руку к флейте и продолжил играть, хотя приоткрыл глаз, прежде чем метнуть кинжал, а теперь улыбался, обняв губами мундштук флейты.

Мэт хмыкнул, высвободил рукав и стал ждать, пока Том не закончит мелодию – уже не такую страдальческую, как предыдущая. Наконец долговязый менестрель опустил флейту, и зал разразился аплодисментами.

– Чтоб тебе сгореть, Том, – хмуро глянул на него Мэт. – Эта куртка – одна из моих любимых!

– Скажи спасибо, что я не целил в руку, – возразил Том, вытирая флейту и кивая благодарным зрителям. Те криками и аплодисментами просили продолжения, но менестрель печально покачал головой и спрятал флейту в футляр.

– Лучше бы и правда в руку попал. – Мэт просунул палец сквозь прорези в манжете. – На черной ткани кровь почти незаметна, а штопка будет бросаться в глаза. Да, у тебя на плаще сплошные заплатки, но это не значит, что я должен ходить в таком же рванье.

– Вот и говори теперь, что ты не лорд. – Том наклонился, чтобы собрать заработанные монеты.

– Никакой я не лорд! – огрызнулся Мэт. – Чтоб тебе сгореть! Хватит припоминать слова Туон. Я что, похож на проклятого аристократа?

– Слышал когда-нибудь, как фермер жалуется, что штопка будет бросаться в глаза?

– Чтобы прилично одеваться, совсем необязательно быть лордом, – проворчал Мэт.

– Ну извини, Мэт, – рассмеялся Том, хлопнул юношу по спине и спрыгнул со сцены. – Я действовал машинально. Не признал тебя, пока не увидел, что за лицо у обладателя этой руки, а к тому времени нож уже отправился в полет.

– Том, – тяжело вздохнул Мэт, – в городе объявился наш старый друг. Тот, кто оставляет после себя трупы с вырванным горлом.

– Во время перерыва слыхал об этом от каких-то гвардейцев, – с озабоченным видом кивнул Том. – А мы застряли здесь, если только не надумаешь…

– Нет, не стану я распечатывать письмо, – отказался Мэт. – Мало ли, вдруг Верин приказала мне ползти на четвереньках до самого Фалме? И никуда не денешься, придется выполнять! Знаю, ты ненавидишь проволочки, но это письмо может задержать нас куда сильнее.

Том неохотно кивнул.

– Пойдем-ка обратно в лагерь, – сказал Мэт.

* * *

Отряд стоял лагерем в лиге от Кэймлина. Чтобы не вызывать лишних подозрений, Том с Мэтом пришли в город пешком. К тому же Мэт не хотел отправляться в город с лошадьми, пока не найдет вызывающую доверие конюшню. Хороший конь стоил баснословных денег. Мэт надеялся, что за пределами занятых шончан земель цены остались прежними, но оказалось, что армия Илэйн скупает всех лучших лошадей – и не самых лучших тоже. А еще до Мэта доходили слухи, что в последнее время лошадям свойственно исчезать. Мясо есть мясо, и даже в Кэймлине люди голодают. И это не преувеличение. От таких мыслей у Мэта мороз шел по коже.

По пути разговор зашел о голаме, но решили только, что всем надо смотреть в оба, а Мэту отныне придется ночевать в разных палатках.

С вершины холма Мэт оглянулся на Кэймлин, залитый огнями факелов и масляных светильников. Эта иллюминация висела над городом, будто туман, подсвечивая его башни и величественные шпили, и в памяти Мэта всколыхнулись древние воспоминания об этом городе – о том, как его брали приступом в те времена, когда еще не существовало государства под названием Андор. Кэймлин никогда не сдавался без тяжелого боя, и тем Домам, что пытались отнять его у Илэйн, теперь не позавидуешь.

– Помнишь, как мы уходили отсюда в прошлый раз? – подступил к нему Том. – Такое чувство, что с тех пор прошла целая вечность, да?

– Чтоб мне сгореть, если это не так, – кивнул Мэт. – И с чего мы решили отправиться вдогонку за этими глупыми девчонками? В следующий раз пусть сами спасаются.

– Разве мы не собираемся сделать то же самое? – взглянул на него Том. – Когда придем в Башню Генджей?

– Это другое. Нельзя, чтобы она осталась в башне. Эти змеи и лисицы…

– Только не подумай, что я жалуюсь, Мэт, – сказал Том. – Просто думаю вслух.

В последнее время Том, похоже, много размышлял. Ходил с кислым видом и не расставался с обтрепанным письмом Морейн. Хотя это всего лишь письмо.

– Пойдем, – вернулся на дорогу Мэт. – Ты вроде как говорил, каким образом проберешься на встречу с королевой?

– Ничего удивительного, что она не ответила, Мэт, – сказал Том, шагая рядом по темной дороге. – У нее, наверное, дел выше головы. Говорят, в Пограничные земли вторглись в большом числе троллоки, да и Андор еще не воссоединился до конца после Наследования. Илэйн…

– А хорошие новости у тебя есть, Том? – спросил Мэт. – Если есть, выкладывай. Хочется узнать что-нибудь приятное.

– Жаль, что закрылось «Благословение королевы». У Гилла всегда было чем поживиться.

– Хорошие новости, – снова напомнил Мэт.

– Ну ладно. В общем, Башня Генджей находится именно там, где и указал Домон. Его слова подтвердили капитаны трех других кораблей. Она стоит за открытой равниной в нескольких сотнях миль к северо-западу от Беломостья.

Мэт кивнул и потер подбородок. Ему вроде как припомнилась эта башня – неестественная серебристая конструкция где-то вдалеке. Лодка, плеск воды у бортов корабля. Густой иллианский акцент Байла Домона…

Образы были смутными: в воспоминаниях Мэта о том времени имелось больше пробелов, чем в каком-нибудь из оправданий Джори Конгара. Байл Домон сумел объяснить, как найти башню, но Мэту требовалось подтверждение его словам. Домон так кланялся и расшаркивался перед Лильвин, что смотреть противно, и эти двое не выказывали особой любви к Мэту, хоть он и спас им жизнь. Да и от Лильвин ему никакой любви не хочется. Целовать ее было бы не приятнее, чем облизывать кору каменного дуба.

– Думаешь, описания Домона хватит, чтобы нам сумели открыть переходные врата, которые выведут туда? – спросил Мэт.

– Не знаю, – ответил Том. – Однако склонен полагать, что это не первостепенный вопрос. Где мы найдем того, кто откроет эти самые врата? Верин-то исчезла.

– Что-нибудь придумаю.

– А если не придумаешь, на дорогу уйдет не пара дней, а несколько недель, – напомнил Том. – Не нравится мне…

– Врата я устрою, – твердо сказал Мэт. – Может, Верин вернется и освободит меня от этой проклятой клятвы.

– Лучше бы не вернулась, – заметил Том. – Не доверяю я этой Верин. Что-то с ней не так.

– Она Айз Седай, – возразил Мэт. – С любой из них что-то не так. Они как игральные кости, на которых очки не сходятся. Но, если сравнивать с другими Айз Седай, Верин мне даже нравится. Сам знаешь, я неплохо разбираюсь в людях.

Том приподнял бровь. Мэт ответил ему сердитым взглядом.

– Так или иначе, – заметил Том, – впредь не надо бы тебе ходить в город без охраны.

– Против голама охрана бесполезна.

– Согласен, но ты же помнишь, как три дня назад по пути в лагерь на тебя напали разбойники?

Мэт поежился:

– Это были нормальные, честные воры. Им нужен был только мой кошель, что вполне естественно. В карманах у них моего портрета не обнаружилось. И не похоже, чтобы они были под властью Темного: что им, к примеру, было велено рехнуться на закате или еще что-то в этом духе.

– И тем не менее, – сказал Том.

Спорить Мэт не стал. Чтоб ему сгореть! Наверное, и правда пора брать с собой солдат. Хотя бы пару-тройку «красноруких».

Лагерь был уже близко. Один из секретарей Илэйн, человек по имени Норри, разрешил Отряду остановиться совсем рядом с Кэймлином, хотя пришлось дать обещание, что ежедневно в город будут уходить не больше сотни человек, а лагерь разобьют не меньше чем в лиге от городских стен, но не в деревне и не на чьем-то фермерском участке.

Судя по разговору с тем писцом, Илэйн знала, что Мэт здесь. Не могла не знать. Но не прислала ни приветственной грамоты, ни благодарности за то, что Мэт спас ее шкуру.

За поворотом дороги фонарь Тома высветил группу «красноруких», прохлаждавшихся на обочине. Командовавший ими сержант по имени Гуфрин встал и отсалютовал. Это был крепкий широкоплечий парень, не самый смышленый, но весьма наблюдательный.

– Лорд Мэт! – воскликнул он.

– Какие новости, Гуфрин? – спросил Мэт.

– Ну, – ответил по размышлении сержант, – думаю, вы захотите кое о чем узнать. – (О Свет! Да он говорит медленнее, чем подвыпивший шончанин.) – В лагерь вернулись Айз Седай. Сегодня, пока вас не было, милорд.

– Все три? – уточнил Мэт.

– Да, милорд.

Мэт вздохнул. Если у него и оставались надежды на более или менее приличное окончание этого вечера, теперь они растаяли. Мэт рассчитывал, что Айз Седай еще несколько дней пробудут в городе.

Они с Томом свернули с дороги на тропинку через поле, заросшее нож-травой и черноосинной крапивой. Под ногами похрустывали сорняки. Фонарь Тома подсвечивал побуревшие стебли. С одной стороны, приятно было вновь оказаться в Андоре – его рощи болотных миртов и кислокамедников напоминали Мэту о родных краях, – но вид омертвелой природы не навевал ничего, кроме уныния.

Как же быть с Илэйн? С женщинами договариваться непросто, с Айз Седай – еще труднее, а с королевой – почти невозможно. Илэйн же, чтоб ей сгореть, была и женщиной, и Айз Седай, и королевой. Как же Мэт сумеет убедить ее передать ему литейные мастерские? Предложение Верин он принял отчасти из надежды, что побыстрее окажется в Андоре и начнет работу над изготовлением драконов Алудры!

Впереди, на нескольких приземистых холмиках, окружавших холм повыше, расположился лагерь Отряда. Теперь, когда силы Мэта встретились с Истином и остальными, ушедшими в Андор чуть раньше, Отряд Красной руки вновь стал единым целым. Повсюду горели костры; разжиться дровами – не проблема, если повсюду полно валежника. В воздухе висел дым, и Мэт слышал, как переговариваются и перекрикиваются его люди. Было не так поздно, и Мэт не настаивал на соблюдении комендантского часа. Раз уж ему не до веселья, пусть отдыхают и развлекаются хотя бы его люди. Быть может, это их последний шанс перед Последней битвой.

«Троллоки в Пограничных землях… – думал Мэт. – Нам нужны эти драконы. И чем скорее, тем лучше».

Обменявшись приветствиями с парой караульных, он расстался с Томом и решил, что пора бы на боковую – утро вечера мудренее, – а заодно отметил, что в лагере напрашиваются некоторые изменения. Холмы располагались так, что легкая кавалерия при атаке могла бы промчаться по своеобразному коридору меж склонов: тактика отъявленных храбрецов, но давным-давно, еще в старой Кореманде, Мэт провернул такой трюк во время битвы в Марисинской долине – вернее, не сам Мэт, а кто-то из тех его древних воспоминаний.

Мало-помалу он принимал эти воспоминания как свои собственные. Мэт их не просил – что бы там ни заявляли те проклятые лисы, – но заплатил за эту память шрамом на шее. К тому же не раз и не два эти воспоминания оказывались весьма полезны.

В конце концов он добрался до своей палатки, собираясь сменить нижнее белье, а потом уже искать местечко для ночлега, но тут услышал женский голос:

– Мэтрим Коутон!

«Кровь и пепел! Почти успел». Он нехотя обернулся.

Теслин Барадон не была красавицей, но вполне сошла бы за чайное дерево – с ее-то костлявыми пальцами, узкими плечами и вытянутым лицом. На ней было красное платье, и за последние недели ее глаза утратили почти всю нервозную робость, свойственную ей в бытность дамани. Теперь у нее был такой пристальный взгляд, что Теслин могла бы выиграть в гляделки у столба.

– Мэтрим Коутон, – повторила Теслин, подходя к нему. – Мне необходимо будет поговорить с тобой.

– Ну, как вижу, мы уже разговариваем. – Мэт убрал руку с входного клапана палатки.

Вопреки здравому смыслу, Теслин даже немного нравилась ему, но приглашать ее в палатку он не собирался. Это все равно что впустить лису в курятник – и не важно, насколько теплые чувства вы питаете к этой лисе.

– Потому что это необходимо, – ответила Теслин. – Ты слышал новости о Белой Башне?

– Новости? – переспросил Мэт. – Нет, новостей не слышал. Но слухами мне все уши прожужжали. Некоторые говорят о воссоединении Белой Башни – наверное, об этом ты и хотела рассказать. Другие же утверждают, что там по-прежнему идет война. И что Амерлин сражалась вместо Ранда в Последней битве. И что Айз Седай решили нарожать детей и вырастить из них целую армию солдат. И что на Белую Башню напали летающие чудовища – хотя это, наверное, просто байки о залетевших с юга ракенах. Но думаю, рассказы про Айз Седай и армию младенцев звучат вполне правдоподобно.

За эту тираду Теслин вознаградила его ничего не выражающим, но оттого не менее пристальным взглядом. Мэт глаз не отвел. Отец всегда говорил, что Мэт, так его растак, будет поупрямее лесного пня. Приятно вспомнить.

Удивительно, но Теслин вздохнула, и лицо ее смягчилось:

– Ты, вне всякого сомнения, имеешь право на скептический настрой. Но эти новости нельзя игнорировать. Вернуться хочет даже Эдесина, по глупости вставшая на сторону мятежниц. Утром мы собираемся уйти. Поскольку за тобой замечена привычка спать допоздна, я решила зайти вечером. Чтобы поблагодарить.

– Чтобы… что?

– Поблагодарить, мастер Коутон, – холодно сказала Теслин. – В этом путешествии всем нам пришлось несладко. Бывали… напряженные моменты. Не могу сказать, что согласна со всеми твоими решениями. Но это не отменяет факта, что без твоей помощи я до сих пор оставалась бы в руках шончан. – Она содрогнулась. – В мгновения уверенности в себе я притворяюсь, что смогла бы противостоять им. Что рано или поздно сбежала бы сама. Ты же не станешь спорить, что иной раз важно питать хоть какие-то иллюзии?

– Наверное, не стану, – потер подбородок Мэт. – Нет, не стану.

Как ни странно, Теслин протянула ему руку:

– Случись тебе прийти в Белую Башню, Мэтрим Коутон, помни, что некоторые из тамошних женщин перед тобой в долгу. Я ничего не забываю.

Мэт пожал ее ладонь – на ощупь такую же костлявую, как и на вид, но теплее, чем он ожидал. У многих Айз Седай в жилах не кровь, а лед, это уж точно, но некоторые не так уж плохи.

Теслин кивнула ему – не абы как, а с уважением. Почти что поклонилась. Потрясенный, будто кто-то выбил почву у него из-под ног, Мэт выпустил ее руку, и Теслин повернулась, собираясь вернуться к своей палатке.

– Вам понадобятся лошади, – сказал он. – Если не уйдете и дождетесь, пока я встану, устрою вам лошадей. И немного съестных припасов. Это не дело, если по пути к Тар Валону вы умрете от голода. Сами видели, что в деревнях нет лишней еды.

– Ты же говорил Джолин…

– Я пересчитал своих коней и коней Отряда, – перебил ее Мэт. Игральные кости, чтоб им сгореть, по-прежнему грохотали у него в голове. – Оказалось, у нас есть лишние. Можете забрать.

– Я пришла не для того, чтобы хитростью раздобыть лошадей, – сказала Теслин, – а для того, чтобы выразить сердечную благодарность.

– Я понял, – сказал Мэт и поднял входной клапан палатки. – Потому-то и предложил помощь.

Он шагнул внутрь.

И замер. Этот запах…

Пахло кровью.


Загрузка...