Джо сидит на высоком табурете за дубовым прилавком, периодически поглядывая на небо – точнее, на его клочок, который становится виден, стоит только сильно наклониться вперед. На этом табурете женщина восседает уже целых шесть недель. Отсюда она присматривает за магазином и наблюдает за пешеходами, прерывистыми потоками струящимися по переулку. Время от времени Джо бросает взгляд на свой клочок неба в окне в надежде на какие-нибудь изменения. Небо сегодня тревожно-серое, а кирпичная кладка стены напротив блестит от дождя. Октябрь вступает в свои права.
Но какой бы ни была сегодня погода, этот клочок неба странным образом несет ее душе покой и умиротворение. Джо знает, что и за переулком (который начинается между парикмахерской и кафе) такое же небо нависает и над куда бо́льшим миром, где шумит широкая Хайгейт-стрит со своими магазинами и ресторанами. Пестрая смесь соблазнительного и практичного – кое-где и то и другое удачно сочетаются в одном заведении. Например, в оклеенном старыми газетами магазине, где продаются ножи с рукоятками из вишневого дерева и фигурными стальными лезвиями, или, скажем, в галантерейной лавке, на дверях которой висит венок из лент цвета осенних фруктов.
Дальше, уже за Хай-стрит, если подняться наверх и свернуть влево, можно попасть на просторы Хэмпстедской Пустоши. Над ландшафтом этого отчасти парка, отчасти сада, а отчасти дикого леса простирается то же самое небо, которое Джо видно со своего табурета. Приятно сознавать, что этот большой мир находится где-то рядом, а кусочек небесного свода, ограниченный стеной и крышей, дает возможность четко определить ее место в большом городе, который для Джо является миром чужим и чуждым.
Женщина не раз пыталась представить себе это же небо, распростершееся огромной, величаво колышущейся простыней или скатертью над ее старым домом – небольшим коттеджем на окраине деревни в Нортумберленде. Но там небеса совсем другие. Гораздо шире и выше, куда более величественные в своих переменчивых состояниях. Нет, даже представить себе, что она видит кусочек родных небес, ей не по силам.
Впрочем, и нужды в кусочке никогда не было. Достаточно только выйти к холмам – и любуйся на все небо целиком сколько хочешь.
Сегодня, как и всегда, на Джо джинсовый комбинезон Люси. Носить винтажные вещи – не совсем в стиле Джо (правда, каков, собственно, ее стиль, женщина и сама не очень-то понимает), но ей кажется, что надевать не свою одежду в этой ее нынешней не своей жизни вполне уместно. Джо влезает в комбинезон каждое утро, надевая под него разные джемперы: то зеленый, то оранжевый, то желтый, то красный – в зависимости от погоды, ее собственного настроения и свежести означенных джемперов. Иногда ей кажется, что в этом комбинезоне она похожа на светофор, незыблемый и недвижимый, лишь меняющийся в цвете, в то время как жизнь медленно проносится мимо. Высокая талия комбинезона плотно облегает ее грудь там, где бьется сердце, жаждущее общения с любимой подругой.
С тех пор как Джо перебралась в Лондон, она не раз пыталась писать Люси более регулярно, но всякий раз с трудом подыскивала для подруги нужные слова. Те же, что постоянно вертелись в голове, относились к последнему разговору двух женщин перед отъездом Джо. Она всегда знала, что Люси испытывает неприязнь к Джеймсу, но до этого самого разговора и не догадывалась, насколько сильно это чувство. Джо понимала, что вспышку ярости лучшей подруги, несомненно, спровоцировало подавленное состояние самой Джо. Вот только она все еще никак не могла понять, с чего это Люси решила, будто Джо захочет услышать все ею сказанное, да и вообще: как эти обидные слова могли утешить несчастную и поднять ей настроение? Особенно сейчас, пока у Джо еще остается тоненькая ниточка надежды, о которой она ни словом не обмолвилась Люси. И теперь сама задумалась: а нужно ли было? Не эта ли надежда так взбесила Люси?
А Джеймс? Джо тратит слишком много времени и сил на то, чтобы не написать и ему. Это дается ей с огромным трудом. В итоге она пишет ему сообщения, но тут же их удаляет. Нажать на кнопку «отправить» ей мешает только одно – мысль о том, что телефон сначала попадет в руки этой его новой подружки, Никиии, и та все прочтет. Вспоминать о своей прежней коллеге по работе по имени Ники и при этом не реветь Джо до сих пор не может. Вместе они проработали совсем недолго, но она все еще отлично помнит ее вечные жалобы и нытье.
Джо бросает взгляд на небольшой квадратный календарь – единственную вещь, пришпиленную к большой доске для заметок у нее за спиной. В конце каждого дня она зачеркивает очередную дату. Иногда Джо делает это задолго до окончания дня, будто хочет подстегнуть нерасторопное время.
Прошло уже шесть недель с тех пор, как дядя Уилбур перебрался (временно) в дом престарелых, чтобы отдохнуть и поправить здоровье. Это место находится неподалеку от дома родителей Джо, и почти каждый день дядю навещает родная сестра – мама Джо. То, что сначала казалось небольшим расстройством, которое ее мама называла «мерзкой напастью», на деле обернулось чем-то посерьезнее. И теперь врачи делают все возможное, чтобы справиться с прогрессирующим развитием деменции. Однако мама продолжает уверять свою дочь в том, что дядя Уилбур чувствует себя гораздо лучше и в ближайшем будущем сможет вернуться в свою квартиру и в свой магазинчик.
Папа говорит с дочерью по телефону нечасто, в отличие от своей куда более разговорчивой супруги.
Если же трубку поднимает именно он, то всегда лишь тихонько советует Джо:
– Просто дай своей матери время.
Именно это Джо и пытается делать.
На исходе утра внимание женщины обращается к появившейся в магазине одинокой покупательнице: та остановилась возле витрины со скотчем для посылок и рулонами коричневой бумаги. Джо уже хочет предложить свою помощь, как вдруг в магазин входит еще одна клиентка.
Та, что вошла первой, – очень высокого роста, вторая же – маленькая и пухленькая. Разглядывая товар, та, что поменьше ростом, заслоняет собой ту, что повыше, и начинает казаться, будто у покупательницы не одна, а две головы, что растут одна из другой. Еще секунда, и на губах Джо заиграет улыбка.
Первая посетительница отодвигается в сторону, и забавный мираж исчезает. Вскоре незнакомка приближается к прилавку.
Пауза.
Джо смотрит выжидающе и, как ей хочется надеяться, с любезным выражением лица.
Посетительница глядит куда-то вниз и хмурится.
– Ну, скажите мне, – говорит она, – кто в наши дни будет писать перьевыми ручками?
Эти слова незнакомка проговаривает с хладнокровной уверенностью. Но похоже, совсем не желает показаться грубой и вряд ли пытается намекнуть, будто бы Джо – полная бестолочь, раз сидит тут и продает перьевые ручки. Похоже, здесь вовсе нет никакой связи: она, покупательница, стоит по одну сторону небольшого деревянного прилавка, а Джо, помощница продавца, – по другую, и между ними под стеклом прилавка выставлены на продажу самые разные перьевые ручки.
– Дело в том, что мы теперь уже больше не пишем от руки, так ведь? – Женщина поднимает голову и, не дожидаясь ответа, продолжает: – Забытое искусство письма.
Джо уже приходилось выслушивать подобные мнения. Она очень хотела бы возразить этой покупательнице: «Почему же? Я, например, все еще пишу от руки. Причем именно перьевой ручкой». Но Джо знает, что лишь впустую сотрясет воздух.
Стоящая перед ней высокая незнакомка с недовольным видом морщит лоб. Она явно сомневается в том, что Джо находится на своем месте (впрочем, и сама Джо сомневается в этом же), и снова заводит речь о письме:
– В нынешних школах детей вообще не учат писать.
Джо становится интересно, чем эта женщина зарабатывает себе на жизнь. Стройная, опрятная и строгая. Возможно, фармацевт? Или стоматолог?
– В смысле, какой от этого добра толк, если мы все теперь общаемся только по электронной почте или в социальных сетях?
Интересно, что бы подумала эта женщина, если бы Джо пришла к ней на прием и заявила: «Что ж, похоже, у вас не все дома, раз вы добровольно тратите свое драгоценное время на то, чтобы копаться в чужих ртах». Но нет, вряд ли она когда-нибудь скажет нечто подобное. Да еще в лицо женщине со сверлом в руке.
Джо бросает взгляд на низкорослую покупательницу в длинном, чуть не до пят, дождевике, терпеливо ждущую своей очереди, и в знак признательности едва заметно кивает ей. А та в ответ вскидывает брови и закатывает глаза, от чего Джо чуть не прыскает от смеха.
«Стоматолог» делает неопределенный жест в сторону задней части магазина.
– Нет, вы скажите, какой от всего этого толк? – повторяет она.
– Ну, мне кажется, кое-что… – начинает Джо.
Но «стоматолог», видно, пришла в магазин вовсе не затем, чтобы выслушивать, что именно кажется Джо.
– Это просто ужас какой-то… как быстро все вокруг меняется, – размышляет высокая покупательница вслух.
Джо отводит глаза и смотрит на вторую незнакомку, ждущую своей очереди. Выражение ее открытого, кроткого лица совершенно невозмутимо; это женщина средних лет, мышиного цвета волосы убраны под шляпу, намокшую от дождя. И вдруг незнакомка подмигивает Джо.
От этого мимолетного жеста Джо внезапно окатывает волной душевной теплоты. И в голову тут же закрадывается мысль: может быть, они с этой незнакомкой где-то уже встречались?..
– Эти современные дети… уже даже и не знают, как правильно держать в руке карандаш или ручку, – продолжает «стоматолог», и снова это не вопрос, а язвительное замечание в сторону Джо, будто именно последняя виновата в происходящем с современными детьми.
Джо хочется ответить «стоматологу» не менее язвительно, но она сдерживается и проигрывает диалог у себя в голове: «А у вас есть дети? Они когда-нибудь видели, чтобы вы сами что-нибудь писали от руки… письмо, например? Или список покупок в магазине?» Впрочем, Джо понимает, что говорить подобные вещи совершенно бессмысленно. В доме, где проживает ее старший брат с семьей, есть только одна-единственная книжка (если не считать каталогов сельскохозяйственных выставок и руководств по управлению тракторами), а невестка то и дело жалуется на своих близнецов, которые ни разу в жизни не держали в руках книги.
– Никак не могу заставить их почитать хоть что-нибудь. Видимо, книги – не то, что им интересно.
Джо не знает, что сказать, а потому, как и сейчас, в ответ просто молчит.
– Вы хотите купить что-то конкретное? – решается она наконец задать учтивый вопрос.
Джо снова бросает взгляд на женщину в дождевике, стараясь получше ее рассмотреть и извлечь из глубин памяти ответ на вопрос: почему она кажется такой знакомой? Но покупательница как раз в эту минуту отворачивается и смотрит сквозь оконное стекло в переулок. Мысли ее, судя по всему, витают где-то совсем далеко, за сотни миль от крошечного магазинчика в северной части Лондона. И до сырости и промозглости октября этой кажущейся такой знакомой женщине нет ровным счетом никакого дела.
Джо даже немного ей завидует.
– Скотч, пожалуйста, если, конечно, он у вас есть.
Джо достает из подсобки скотч, принимает оплату и желает «стоматологу» доброго дня, причем довольно приторным, на вкус Джо, голосочком.
Покупательница бросает на нее проницательный взгляд, словно подозревает в пожелании доброго дня скрытый сарказм. Судя по всему, только сейчас «стоматолог» в первый раз по-настоящему видит, кто стоит перед ней за прилавком. Ничем не примечательная серая мышка, выделяющаяся разве что – как надеется сама Джо – глазами. Женщина под сорок в джинсовом комбинезоне, надетом поверх желтого джемпера.
«Стоматолог» быстро поворачивается к Джо спиной. Проходя мимо полки с конвертами и листами почтовой бумаги, она проводит по ним ладонью. И, стоя на пороге магазина, небрежно бросает:
– И уж конечно, никто сегодня не пишет друг другу писем.
«Отчего же, я, например, пишу», – беззвучно отвечает Джо.
Говорить это вслух не стоит. Толку от этого не будет ни Джо, ни «стоматологу». Разумеется же, покупательница права. Умение писать совсем скоро станет ненужным навыком. Такова реальность. Джо может сколько угодно составлять всякие списки, посылать открытки и писать письма матери и дяде Уилбуру, сколько угодно получать удовольствие, слушая этот ни с чем не сравнимый скрип пера по бумаге, но хода истории ей не переломить. Можно сколько угодно утешаться общением в соцсетях с другими любителями канцелярщины, но Джо не похожа на активистку или диссидентку; она совсем не готова, как Кнуд Великий[3], тщетно противостоять неизбежному. И что она будет отстаивать? В конце концов, даже этот магазин ей не принадлежит.
Как и собственная жизнь. Эта неотвязная мысль вдруг закрадывается Джо в голову.
Но тут к прилавку подходит низкорослая покупательница в дождевике и протягивает деньги за пачку почтовых конвертов, что держит в руке.
– И никто сегодня больше не верит в Бога, – говорит она.
Джо в замешательстве смотрит на новую покупательницу.
Повисает молчание, женщина смотрит на Джо сверкающими глазами, на губах ее играет едва заметная улыбка.
– А вот я верю, – добавляет она.
Эти четыре маленьких слова будто бы заполняют собой все пространство между женщинами. Покупательница еще раз одаривает Джо малозаметной шутливой улыбкой, поворачивается и исчезает за дверью.