Глава седьмая: Лабрадоров дом
В доме ученых-лабрадоров садились обедать. Комнаты были еще завалены коробками всех форм и размеров с не распакованными вещами – семья переехала всего месяц назад из-за главы семейства: отцу было необходимо работать здесь из-за каких исследований, обещавших перевернуть весь научный мир.
Миссис Лэб накрывала на стол. Ее муж, мистер Лэб, читал газету.
А еще за столом сидели два щенка. Один – с золотистой шерсткой и очками на носу. А другой, младший – без очков и с растрепанной, не причесанной шерстью.
Его звали по-всякому: Позор Семьи, Неумеха, Поскакун, – но чаще просто Торн. Его так назвали, потому что, когда щенок родился, его родители увлеченно изучали ягоды терна и их полезные свойства. Между прочим, получили потом за это премию Чау-Чау.
Торн вырос обалдуем. В свои пятнадцать он не только плохо учился, но еще и к науке тяги не имел, зато смотрел подолгу кино. И ладно бы – научное. Про жизнь кораллов, например (любимая документалка мамы). Или «Полный цикл жизни плесени» – любимый фильм папы.
Но Торн, бездельник, обожал все, что связано с мистикой и магией.
Миссис Лэб принялась накладывать лазанью – к слову, подгоревшую. Увы, миссис Лэб была отличной ученой, но поварихой неважнецкой. Просто мопсиха-кухарка, нанятая ими сразу по приезду по объявлению в газете, готовившая им обеды и ужины, сломала сегодня утром лапку и не могла приехать.
– Приятного аппетита, – очаровательно улыбнулась собака.
Дорен и мистер Лэб вежливо поблагодарили ее за кра-а-айне вкусную лазанью, уже навострив ножи и вилки: надо найти кусочки какого-нибудь более приятного цвета, чем глубокий черный.
Торн ничего не говорил. Он не хотел врать, а вся семья почему-то принимала его правдивость за полной отсутствие манер.
– Этого он набрался от тебя, – обиженно хмыкнула миссис Лэб. Мистер Лэб поперхнулся:
– Твой сын, ты воспитывала!
– Я воспитывала Дорена! – строптиво заявила та. – А Торн… Он набрался от тебя!..
Дорен толкнул брата в бок, говоря, мол «о тебе говорят, скажи тоже что-то!». А Торн молчал, потому что не помнил, чтоб его кто-то вообще воспитывал. Родители больше занимались своими исследованиями. Или студентами.
Зазвонил домашний телефон. Родители переглянулись и, не сговариваясь, побежали брать трубку. Взял папа.
– Это дом Лэбов, слушаю вас! – бодро произнес он, но тут же нахмурился и сухо сказал: – Я, кажется, говорил уже… Нет. Увы, нет. Да, сэр, я уверен. Вам стоит обратиться к кому-то, кому важны деньги, а не честь. И вам того же!
Миссис Лэб с тревогой повела ушами.
– Что?.. Опять…
– Да, – отрывисто ответил ее муж. – Он не отстанет.
– Ну, так, может, стоит сделать ему сыворотку? – предложила миссис Лэб. – Мало ли, что он замыслит… Они ведь такие…
– Какие? Кто – они?
– Ну… социопаты. Психопаты. Звери с… пошатнувшейся психикой. Им нельзя перечить, понимаешь?
– И ты советуешь сделать сыворотку, способную уничтожить мир, и вложить ее в лапы этого… зверя?!
– Так уж прямо мир?
– Да, мир! Ох, если б ты знала… Да ты и знаешь!
– Знаю. Но я знаю, что, если погибнет мир, это не коснется нас с тобой. И наоборот… Скажи, разве мир стоит того, чтобы погибли наши мальчики?
– Стоит, – объявил мистер Лэб. – Щенков в этом мире полно. Мир важен, Элис. Мир важен, а маленькие звери – ерунда.
– Мир состоит из маленьких зверей, – с укором заметила та. – Но… тебе виднее. Пошли… Ты не доел свою лазанью.
Обед проходил в скорбном молчании. Детей не информировали о делах взрослых, но напряжение родителей передалось и им.
– Дорен, – обратился к сыну мистер Лэб, когда принимались за чай. – Я хочу спросить… Если б тебе поставили выбор: сделать что-то очень нехорошее, но спасти свою семью, или не делать, но погубить ее – ты бы что выбрал?
Дорен постучал лапкой по подбородку.
– А нехорошее насколько?
– Настолько, что миру может прийти конец.
– Ну, тогда… Тогда б, конечно, не делал.
– А я бы не стал! – неожиданно воскликнул Торн. – Мир… Он большой, он сам себя защитит! А вас бы я…
– Помолчи! – строго отдернула Элис. – Ты всегда принимаешь неправильные решения.
Торн понурил голову.
– Ладно, мальчики, – махнул лапой мистер Лэб. – Идите. Мы с мамой обсудим кое-что…
Щенки ушли к себе. Родители еще долго негромко и напряженно обсуждали что-то. Некто, представившийся господином Л, сулил огромные деньги за приготовление сыворотки.
Задача была крайне забавная: мистеру Лэбу переслали по почте листок с нотами. Это была неизвестная ему тяжелая, гротескная музыка. И ему нужно было, чтобы цвет, вкус, запах приготовленной ученым смеси прямо ассоциировался с этой мелодией.
Пес выполнил заказ – получившаяся жидкость вышла едкая, мутновато-синего цвета, остро пахнущая. Но заплатили ему сполна, однако условились, что Лэб создаст позже другую сыворотку, но не такую безобидную и нелепую, а с ужасными свойствами…
В Механиксвилль его семья не уехала, а спешно бежала подальше от шакалов и гиен, нанятых заказчиком, морду которого, к слову, никто не видел. Но и здесь их нашли…
Пока супруги лабрадоры шипели друг на друга в гостиной, Дорен и Торн прислушивались к их голосам из своей комнаты, прижавшись к двери. Но расслышать толком не получалось – родители говорили очень тихо.
– Думаю, дело в заказе, – сказал Дорен. Торн прижал к голове уши.
– Разве мама с папой работают на заказ?
– Все можно купить… – задумчиво протянул Дорен. – Дело лишь в цене.
Дорен отошел от двери, и последний диалог родителей услышал только Торн.
– Может, не стоило с ним так жестоко, а, милый? Может, стоило рассказать нашему Шиповничку все? А то умрем, а он так и будет думать, что мы его не любили…
– Не умрем, Элис! Потому что, если умрем… Кто расскажет ему правду?!
Торн не шевелился. Слышно было, как мама рыдает, а отец невнятно что-то бурчит.
День прошел в том же непонятном напряжении; за ужином никто не проронил ни слова. Торн съел запеканку (подгоревшую и соленую, видимо, от маминых слез), а, когда пил чай, то почувствовал приторно сладкий привкус, но не придал этому значения.
Но скоро понял, что напрасно. Должно быть, он понял это, когда во рту появился металлический привкус крови. Он понял это, быть может, когда, сидя в комнате, разодрал подушку. Он понял это, возможно, когда ему захотелось вдруг разорвать зубами фотографии на стене. Наверное, он понял это, когда увидел в зеркале вмиг одичавшего щенка, словно зараженного бешенством.
А скоро пришлось понять и остальным…
Торн не мог объяснить, что творил. В голове вдруг раздался незнакомый властный голос:
– Иди и убей!
Перед глазами все плыло, будто во сне. Предметы расплывались, а когда мир приобрел прежние четкие формы, у Торна совсем помутилось в голове.
Его лапы были в крови. Весь дом перевернут вверх дном.
И щенку даже не надо было заходить в спальни брата и родителей. Он знал, что живых здесь не осталось.
Голос в голове оставил его. Торн подошел опять к зеркалу и отпрянул. Он не знал безумца, который глядел на него расширенными от ужаса серыми глазами.
– Так давай познакомимся, – предложил страшный пес из зеркала. – Я – это ты.
– Н-нет, – мотнул головой щенок. – Я – не ты. Со мной что-то… Это не может… Дело в чае!.. Но мама не…
– Дело не в чае, Торн, – возразил тот. – Дело в тебе. Ты никогда не думал, почему родители так ненавидели тебя? Они боялись, Торн. Тьма всегда жила внутри тебя. Вот и вся тайна… Прими себя. Прими… меня.
И Торн неожиданно для самого себя улыбнулся.
С той минуты в Механиксвилле появился настоящий маньяк. У этого чудовища в голове звучал настойчивый голос:
– Иди… И… Убей!..