Под покровом ночи, в тишине пахнущего дождем мрака, в объятиях мокрой листвы и влажной травы из-за ворот сада Кровавой Мэри выскользнули две фигурки.
На их счастье, дождь кончился почти так же неожиданно, как начался.
– Стоять! Куда это вы?
Волчонок остановилась и уставилась, не мигая, в глаза белого ежа, светящегося в темноте.
Мистер Гарден умер давно и хорошо знал жизнь. Он знал, когда так смотрят.
А еще он видел за их с Дунканом спинами рюкзаки. Одеты они были не в черные наряды тайных рядов лисицы. На Беккином хвосте больше не красовался браслет, а в ухе не блестела серьга.
– Быстрей. Сюда! – прошипел Гарден, раздвигая лапками кусты роз. – Здесь подземный лаз, о котором никто не знает… А ворота перед самым окном Мэри. Она все увидит.
Бекка кивнула ежу и, встав на носочки, чмокнула его в прозрачную щеку. Дункан просто сказал вежливо «спасибо» и нырнул в остро пахнущую влажной почвой яму.
– Ты вот так просто ему поверила? – тихо спросил он, когда они с Беккой, словно древние племена кротов, гуськом ползли по грязному земляному полу лаза. – Мне казалось, вы терпеть друг друга не можете…
– Если каждый второй видит в тебе лишь вещь или хочет убить, начинаешь считать каждого первого другом, – отозвалась маленькая волчица, даже не обернувшись.
До конца подземного коридора добирались молча, тяжело дыша – воздуха не хватало; на поверхность зверьки выбрались посреди леса. Бекка быстро огляделась и дернула подбородком вправо.
– Нам туда! Пошли. К рассвету доберемся до мельницы.
– Но где мы? – опасливо уточнил Дункан.
Волчонок взяла его за лапу.
– Примерно метрах в сорока от дома Мэри. Не бойся. Нашу пропажу обнаружат только утром. Поэтому надо поспешить…
– Знаешь, – вдруг признался Дункан, – я ведь так и не понял до конца, где он.
– Кто?
– Дом. Я помню, как мы шли к нему по городу. А потом – туман, и – оп! – мы уже там. Потом уходим из дома – ап! – и уже город!
Бекка задумчиво подняла глаза на серое, будто свинцовое небо.
– Этот дом нереален. Он сразу везде и нигде. Но вообще-то он в самой чаще леса, – поспешно прибавила она. – Только об этом было запрещено говорить… Ну, да теперь-то я ей не принадлежу.
– Ты не станешь жалеть? – спросил Дункан. Бекка нахмурилась.
– Стану. Но я и о маме с папой жалела. Изменило это что-то?
Куница ничего не ответил. Темнота неожиданно стала еще чернее, запахи еще острее, а едва уловимые шумы – громче.
Куница машинально прижался к волчонку, и Бекка прыснула.
– Ха! Боишься?
– Боюсь, – честно признался Дункан. – А ты не боишься?
– И никогда не боялась, – самодовольно вздернула носик Бекка. – Чтоб ты знал, невозможно бояться таких же, как ты сам! Ну, вот ты же не боишься куниц?
– Сравнила, тоже мне!
Помолчали.
– А почему ты не взяла никаких украшений? – осторожно уточнил он. – Я видел, у тебя там и бусики были в комнате, и еще…
– Мне все это дарила Мэри, – вздохнула Бекка. – Я взяла только вот эту шкатулочку в виде полной луны… Она меньше ладони, но красивая, да? Ее мне подарила Луиса на десятилетие… Это настоящий бриллиант на крышке, представляешь? Наверно, даже у королев нет такой красоты…
– Ага-а… А все-таки куда мы пойдем?
– Я же сказала тебе, что нам надо в место, где найдутся ответы… – прошептала Бекка. – И это место… Мой дом.
Дункан молча и с готовностью пожал ее лапу, как бы говоря, что пойдет с ней до конца.
***
– Вот, – выдохнула Бекка несколькими часами позже, когда они подошли к воротам заброшенного сада. Ржавые ворота были распахнуты настежь, и друзья беспрепятственно вошли внутрь, окунувшись в запахи ночных цветов, плесени и диких растений.
Рассвет едва-едва забрезжил над горизонтом, бросая невпопад розовато-желтые лучи то туда, то сюда, словно ропща наполнить красками день.
– Жутковато тут… – пробормотал Дункан, с опаской поглядывая на сорняки и на большой дом, еще более устрашающий и заброшенный, чем дом Мэри.
– Лес не нравится, сад не нравится – тебе не угодишь, – усмехнулась Бекка.
– Ты здесь бывала после… – Дункан не закончил фразу, не подобрав нужных слов. Но спутница его итак поняла.
– Нет. Я не быва…
Бекка тоже недоговорила, но по другой причине: до ее чуткого слуха донеслись звуки фортепиано. Сначала маленькая волчица подумала, что кто-то забрался в дом и посмел сесть за отцовский инструмент, но новая догадка пригвоздила ее к земле.
Так никто на свете не сыграет. Никто, кроме отца.
– Что это? – тихо спросил Дункан. Бекка не отрывала взгляда от первого окна слева. Именно там раньше стояло фортепиано. И именно оттуда доносились чарующие звуки…
– Быть не может… – проговорила маленькая волчица и почти бегом направилась к дому. Куница поспешил следом.
Бекка влетела в прихожую, пересекла коридор и…
– Папа?..
Белые перчатки замерли в воздухе. Музыка оборвалась.
Бекка так и осталась стоять в дверном проеме.
Перчатки медленно взлетели повыше и осторожно приблизились к ней.
– Кто вы? – произнес голос Лукаса. Бекка раскрыла рот и тут же захлопнула.
А, действительно, кто она? Она – бывшая подчиненная Кровавой Мэри и ее же приемная дочь. Вернее, была ею еще вчера. А сегодня… А кто она?
– Скажи мне сам, – глухо попросила маленькая волчица и достала из рюкзака плюшевого медвежонка. Вот уж на кого прожитые годы не действовали. Такой же безмятежный и лупоглазый.
Перчатка, зависшая где-то на уровне Беккиного носа, потянулась к ее мордочке и нерешительно провела по щеке.
– Моя… принцесса?
Дункан стоял за ее спиной и удивленно смотрел, как лапки волчонка обвиваются вокруг чего-то невидимого, как перчатки гладят ее по серым ушкам, и Бекка тихо плачет:
– Я дома, папочка…
***
– Бекка убежала!
Мэри поперхнулась и угрожающе тихо сказала:
– Что?
Смит, сидевший между ними с Луисой за завтраком, незаметно хлопнул себя по колену:
– Ну, умница!
Дин спрятал ухмылку, деликатно отвернувшись, и сделал вид, что заполняет бокал госпожи.
Дина победоносно протянула Мэри сложенный вдвое листочек бумаги.
– Вот! Ее прощальное письмецо! И Дункан тоже ушел с ней! – ябедничала она, пока Мэри хмуро читала записку. – Они и маски оставили, и костюмы! Больше того, – продолжала она, – Бекка, эта дворняга, а не волчица, оставила и серьгу, и браслет! Она не понимала оказанной чести, но я не повторю ее ошибок…
Мэри подняла жгучий взгляд от бумаги и вздернула бровь.
– Не повторишь? По-твоему, у тебя будет такая возможность?
Ласка легкомысленно пожала плечами и махнула хвостиком – блеснул в свете свечей Беккин браслет.
– Конечно! Чем я хуже?
Мордочка лисицы напряглась, но тон остался нежным:
– А кто, позволь спросить, так тебя отделал?
Дина наморщила носик – кроме фонаря под глазом, синяки чернели по всему ее телу, а перебитые передние лапы были неумело перевязаны Карлосом. Да еще и клок шерсти на затылке был выдран острыми волчьими зубами.
– Бекка. Но уж я-то ей тоже задала!
– Да ладно? – вырвалось у Смита. – Что-то я у нее и царапинки не заметил!
– Выходит, ты не сумела даже дать ей должный отпор, – сделала вывод Мэри. – Забавно, да? Тогда с чего ты взяла, что можешь брать награду победителя просто потому, что Бекка отказалась от приза?
Ласка сглотнула.
– Ну… Ведь она же ушла… Вам нужна правая лапа, госпожа!
– Мне не нужны такие лапы, как ты – и неважно, правые, левые, и целые ли.
Дина попятилась. Лисица порывисто вскочила, схватила ее когтями за горло, а свободной лапой сорвала браслет с хвоста ласки.
– Пошла вон, пока не выжала, как овощ!
Дина вылетела в коридор и шмякнулась на пол. Лисица захлопнула дверь.
Три пары глаз, не мигая, уставились на нее. Не сумел скрыть изумления даже Дин.
– Что? – как можно равнодушней уточнила лисица. Луиса осторожно проговорила:
– Видишь ли, лапушка… Ты не сделала ей ничего. Буквально.
– Обычно ты за такое пускала зверье в расход, – прибавил Смит, проводя копытом под горлом, как бы изображая нож.
– А что там написала мисс Ребекка? – осведомился доберман, желая сгладить неприятную для Мэри ситуацию.
– Да так, – с деланым равнодушием махнула лапкой лисица, поднося бумажку к горящей свечке. Огонь лизнул края записки, покрыв черным ломаным кружевом, уцепился за другой конец, и Мэри бросила недожженное письмо и ушла.
Луиса и Смит со свойственным копытным любопытством накинулись на клочки бумаги, которые уже доедал огонь, и успели прочесть отдельные фразы: «не ищи», «с меня хватит», «найду ответы сама», «спасибо за все»… И подпись: «Принцесса».
– Она, что же, ушла навсегда? – проронила корова.
– Н-да, угробили девочку, – хмыкнул Смит. – За что нам это, о неб…
Дин и Луиса поспешно заткнули ему рот, и козел виновато пискнул:
– Я это не небу. Я это… сам с собой.
И пол под ним провалился.
– МА-А-А-А-АМА-А-А! – возопил Смит, падая все ниже (хотя лететь он, по идее, должен был максимум два этажа, но каким-то образом продавил собой и подпол).
– Может, ему помочь? – озабоченно предложила Луиса, глядя в зияющую черную дыру.
– Ему уже не поможешь, – фыркнул доберман. – Разве что можно принести ему потом инструменты…
– Зачем это?
– Пол заделывать. Не мне ж этим заниматься. И не вам.
– А все-таки Бекка… – начало, было, корова, но дворецкий покачал головой:
– Ни слова о ней, мэм. Теперь она – еще один пункт в списке тех, чьи имена в этом доме нельзя упоминать. Их не было, мэм. И не будем о них.
Луиса печально кивнула.