…а под окнами было футбольное поле,
не рассчитанное на детишек, но мы —
часто дó ночи там ошивались! до тьмы!
…Видно, взрослых желающих не было, что ли? —
кроме парочки…
Вот, по воротам мы бьём,
подгребают: «А ну, пасанú, голубок», – и…
они были для нас – без булды, полубоги
в неказистом величии Жеста своём.
Всё на публику, факт! – это ясно и детям,
но… ведь искренне же наслаждение тем,
что – вот дядьки, которым достаточно тем
и без нас – и не ищут, куда себя деть им,
но, однако, снисходят: «Давайте, народ…», —
разбивают на горе-команды, и тоже —
как заправские мы – наши пасы итожа,
хищно целятся в голую раму ворот…
Это годы спустя понимаешь: наколки,
как и майки, и треники, – признак того,
что, когда не с детьми ты – вернее всего,
либо пьёшь, либо спишь на обшарпанной койке.
Лишь на горе-романтика действует шарм
уголовных манер. Кадровик – не оценит.
…На душе тяжело, ни кровинки в лице нет
(ибо не на что) … что ж говорить по душам! —
лучше мячик гонять, помыкать мелюзгой,
размякая от заворожённого взгляда
карапуза, который по стилю наряда
не способен понять:
полубог-то – изгой.
Лучше бить, без разбору! —
до той темноты,
где не видно, попал ли, дурак, по воротам,
мазанул ли…
Скрывается за поворотом
та судьба, что любому подходит! – но ты
это ты…
И поэтому – просто дружи с ней:
по-мальчишески…
«Вейся в ночи, ворожи,
по-любому – любые приму виражи:
не от самой хорошей, но всё-таки – жизни!»
…Дядя Коля, не так ли?.. и дядя Семён…
или нет… Позабылось. Назвать бы и рад, но…
«Просто помни то поле под окнами, ладно?
И не надо имён.»