Во время своего пребывания в Петербурге Надежда Андреевна остановилась в квартире флигель-адъютанта Засса.
Когда Дурова вернулась из дворца в отведенную ей комнату, ей сказали, что ее желает видеть какой-то человек.
– Кто такой?
– Не знаю-с! Чиновник с вашей родины, – ответила Наде дворовая девушка Засса, приставленная к ней для услуг.
«Странно, кто бы это мог быть?» – раздумывала молодая женщина.
– Прикажете впустить?
– Пусть войдет.
К Наде вошел ее муж, Василий Чернов. Он остановился у порога, как виновный, не смея поднять своих глаз на жену.
– Василий! Ты ли? – удивилась молодая женщина.
– Я… я… Наденька… Надежда Андреевна.
– Зачем пришел?
– Повидаться.
– Ведь между нами все кончено.
– Ты – моя жена.
– Да… по имени, по бумагам.
– Я… я любил тебя, Наденька, и теперь люблю.
Язык у Чернова несколько заплетался; идя в дом Засса, он для храбрости зашел в трактир и выпил.
– Ты любил и любишь вино, а не меня…
– Уверяю тебя, Надя, я скучал, плакал, когда ты ушла… Все мы думали, что ты утонула… А тут мы узнали, что ты живехонька, и я с радости…
– Напился?..
– Эх, Надя, не любишь ты меня!
– Ты это знаешь давно… Еще до нашей свадьбы я говорила, предупреждала тебя… Ты не хотел ничего слушать.
– Я любил тебя.
– Полно…
– Право же, Надя.
– Оставим об этом говорить. А лучше скажи, зачем ты приехал в Петербург?
– За тобой, – совершенно спокойно ответил Чернов.
– За мной?
– Да!.. Поедем домой…
– Вот как!
– Где муж, там должна быть и жена… по закону, по праву.
– Я советую тебе проспаться.
– Зачем? Я не пьян… Ты, Надя, собирайся, поедем.
– Куда? – с улыбкой спросила своего мужа молодая женщина.
– Домой.
– Я поеду, только не домой.
– А куда же?
– В полк.
– Опять в полк?.. Нет, зачем же… Домой поедем! – настойчиво проговорил Чернов.
Его робость теперь сменилась грубостью.
– Я – муж… Волей не пойдешь – силой прикажу ехать, – продолжал он.
– Поди вон, ты с ума сошел!
– Ты гонишь мужа.
– Не муж ты мне…
– А кто же?.. Надя, пожалей, ведь я бедствую! Сама знаешь: без хозяйки дом сирота… Прислуга тащит, ворует, порядку никакого нет… хоть живой ложись в могилу.
Чернов заплакал. Дуровой стало его жаль:
– Полно, успокойся, Василий! Постарайся меня забыть и женись на другой.
– От живой-то жены?
– Ты получишь разводную. Я стану просить, хлопотать, и нас разведут.
– Благодарю покорно… утешила.
– Ну, прощай, Василий, ступай.
– Что же теперь делать? Что делать? – голосом, полным отчаяния, проговорил Чернов.
– Ехать домой! – посоветовала ему Надя.
– Один я не поеду… как я без тебя покажу глаза? Твой тятенька наказывал непременно тебя привезти. Поедем, Надя! Если не ради меня, то хоть ради своего старика-отца поедем…
Сколько ни просил, сколько ни умолял Василий Чернов Надежду Андреевну ехать с ним, она осталась непреклонной.
Так ни с чем и пришлось ему вернуться в гостиницу.
На другой день в одном из грязных, дешевых трактиров или, скорее, в харчевне за столом, покрытым грязной скатертью, сидел Василий Чернов.
Напротив его помещалась какая-то сомнительная личность в поношенном платье, с опухшим от водки и багровым лицом, – по всем признакам канцелярист.
– Так ты говоришь, Кузьмич, мне присудят жену возвратить? – спросил Чернов у сидевшего с ним человека.
– Всенепременно, – хрипло пробурчал ему в ответ Кузьмич.
– Заставят ее со мной жить?..
– Разумеется. Ты сам чиновник, закон, чай, знаешь – что Бог сочетал, того человецы не разлучают! – поднимая свой жирный красный палец кверху, важно промолвил Кузьмич и подлил водки из стоявшого против него графина в свой стакан.
– Уж ты, пожалуйста, Кузьмич, устрой мне дельце.
– Сказано…
– Я десяти рублей не пожалею, награжу тебя.
– Ладно. Я просьбу тебе напишу, а ты ее подай в полицию. Полицейская власть присудит отдать тебе жену для совместного с нею жительства. Понял?
– Понял! Полиция водворит ее силой на жительство ко мне… А как жена, Кузьмич, развода потребует?..
– До развода долга песня!.. Графин-то высох, прикажи наполнить, – выливая остатки водки себе в стакан, проговорил Кузьмич.
Появился другой графин, полный водки. Чернов и Кузьмич продолжали совещаться.
Опустел и второй графин; потребовали третий, совещание все продолжалось. Наконец Чернова и Кузьмича благородным манером попросили о выходе.
Так как ни клиент, ни его адвокат собственными ногами не могли ходить, то хозяин трактира приказал слугам вытащить их обоих на улицу и положить на тротуар.
На улице Чернов немного отрезвился и поехал к себе. Кузьмич, спокойно лежа на тротуаре, богатырски храпел, как будто у себя на кровати.