«Тот день начался как обычно, как и все до него. После переезда на остров я обзавелась привычкой приходить сюда по утрам и выпивать чашечку кофе перед работой. Заведение тогда выглядело более традиционно, чем теперь, но располагалось на том же месте, где и сейчас. Я всегда садилась за стойку вон на то место, на деревянный барный стул. Я уже говорила? Ну не суть… Новая работа мне нравилась, она позволяла использовать весь мой интеллектуальный потенциал. Я готовила краткие обзоры событий для более опытных журналистов, при том продолжая писать для редакции как литературный критик. В итоге литература заполнила мою жизнь, которая, несмотря на это, казалась пустой. Круг друзей, который я смогла собрать за прошедшие несколько лет, сузился до двух близких, с кем я время от времени общалась. Фактически мой нетрадиционный образ жизни отрезал меня от определенных кругов общества, особенно от самых консервативных.
Чтобы развеять одиночество, я решила купить фортепиано. Но, подойдя к кассе в магазине, вдруг вспомнила, что оно у меня есть. Я совсем забыла о подарке мужа, сделанном накануне свадьбы, единственном, который я согласилась оставить после его смерти, сказав родителям, что заберу позже. Однако долго не решалась позвонить им после стольких месяцев молчания. Очевидно, мой звонок причинит боль как им, так и мне.
Но все-таки я решилась позвонить, ведь не забрав единственное, что смогла принять от них на память, я оскорбляла их чувства. Спустя несколько дней после короткого телефонного разговора, в котором я прочувствовала всю глубину их страдания, лишь усилившегося со временем, фортепиано доставили. Сняв упаковку, я обнаружила внутри конверт с посланием, которое перечитала несколько раз, будучи не в силах поверить своим глазам.
“Это пианино в нашей гостиной так же бесполезно, каким было и ваше присутствие в жизни нашего сына”.
Эта фраза повергла меня в глубокое замешательство. Однако я понимала: со временем весь их гнев сконцентрировался на мне, единственном известном им человеке, разделившем жизнь с их сыном. Я стала той, на кого можно взвалить ответственность за произошедшее, за непредвиденные обстоятельства, не оставившие в их жизни ни следа, ничего, даже ребенка.
Так что у меня не осталось ничего, ничего и никого, кроме пианино цвета слоновой кости. Я не играла долгие годы, пальцы потеряли легкость, но, несмотря на это печальное открытие, было приятно снова услышать звук инструмента. И я прилежно начала вновь разучивать старые партитуры.
Через две или три недели жизни в новой квартире я поймала жизненный ритм, который мягко развеял меланхолию. Утром приходила в кафе, потом ехала на метро на работу. Вечером приходила домой с романом под мышкой, вроде как с домашним заданием. Ужинала, играла на фортепиано и, так как заснуть частенько не удавалось, читала до рассвета. Усталость помогала переживать монотонность дней.
В то самое утро все было как обычно: и угрюмое настроение, и дымящийся кофе, и привычный барный стул. В то самое утро решил появиться он.
Он вошел в кафе в странной шляпе на голове – что-то вроде старой бежевой панамы, скрывающей его вьющиеся темные волосы, – словно герой какого-то романа. И я, будто наблюдая собственную жизнь со стороны, даже не удивилась. Он прошел в зал уверенной, танцующей походкой, но лица я не видела. Только руки. Его сильные мужские загорелые руки на барной стойке, руки непревзойденной красоты, совершенные и рельефные. Руки, которые обхватывали чашку и искали мелочь в кармане, его спокойные руки. Эти руки говорили о многом, рассказывали свою историю, долгую историю его жизни, как мне показалось, богатой и хаотичной, как вены, которые рассыпались по ним в известном им одним порядке. Эти руки выдавали силу и слабость через белые и гладкие ладони. Измученные и спокойные одновременно, они начали рассказ о странствиях и привалах…
Эта картина вызвала во мне такую бурю эмоций, которую я не могу описать даже сейчас. Всю жизнь я пристально вглядывалась в руки окружающих меня мужчин, однако мысленным взором видела только эти пальцы и ладони и всегда разочаровывалась в тех, на которые смотрела. Я неосознанно искала взглядом именно эти руки, и теперь, когда они появились передо мной, настоящие, я почувствовала, что теряю связь с реальностью. Эти руки не могли существовать на самом деле. Сначала появился некий дискомфорт, и я не сразу связала его с этим открытием. Сознание парализовало, и это мешало мыслить логически. Я просто почувствовала, как силы покидают меня, секунды тянулись, словно часы, а кровь отхлынула от тела, как волна, набирающая силу, прежде чем обрушиться на берег.
Потом зазвучал его голос, уверенный и низкий, с оттенком иронии, что придавало ему элегантности. Меня словно пронзило разрядом тока, исходящего от его рук, силуэта и звука его голоса. Меня поразила огромная сила притяжения, и я изо всех сил попыталась удержать равновесие на уходящем из-под меня стуле.
До сих пор не понимаю, как удалось сделать вид, что я спокойно пью кофе, сидя за барной стойкой. Я еле-еле выполняла все необходимые манипуляции, при этом все же пытаясь украдкой взглянуть на него. Поскольку он на меня не смотрел и даже не видел, мой взгляд задержался на его темных кудрях. Он немного повернул голову, и наконец стала видна часть его профиля. Большего мне и не было нужно, его лицо казалось невероятно мужественным и женственным одновременно. Я опустила голову, испугавшись потерять равновесие еще сильнее, поскольку до меня дошло, что мое состояние связано именно с присутствием этого удивительного человека. Наконец-то я заметила, как пляшут мои пальцы по барной стойке, как стынет кофе в чашке. В тот момент было лишь одно желание: чтобы он ушел, чтобы внутреннее цунами успокоилось навсегда. И он наконец ушел. Когда проходил мимо меня, я закрыла глаза в попытке сбросить с себя наваждение.
Помню, как застыла на месте, дрожа всем телом, не в силах пошевелиться, долго, целую вечность. Я просто боялась встать и упасть в обморок, потерять сознание. Не могла произнести ни слова. У меня пересохло во рту и очень хотелось пить. Постепенно, хотя я уже потеряла надежду на это, гулкие удары в груди стихли. Первой мыслью было, что чье-то присутствие никак не может вызвать такой сильный физический отклик. Наверное, банальное стечение обстоятельств – его приход и мое пошатнувшееся от усталости здоровье, – и нужно бы показаться врачу. Я расплатилась и вышла из кафе с чувством огромного облегчения, которое часто приходит на смену большим переживаниям.
Но постепенно оцепеневший разум восстановил пропущенные минуты. Вполне возможно, он был завсегдатаем кафе, он уверенно заказал кофе, за брошенным “как дела?” явно стояла какая-то общая с этим местом история, как до, так и после сего момента. Кем он был? Я ничего не видела вокруг, кроме темных кудрей, и пыталась вспомнить хоть что-нибудь еще. Шляпа, шляпа на голове, волосы спадают на плечи, руки ищут мелочь в кармане пальто песочного цвета, голос глубокий и чистый. А он сказал “до встречи”? Обязательно нужно вспомнить. Он сказал? Я шла по набережной, и только один вопрос без остановки звучал в моей голове: он сказал?
Пока я силилась собрать этот пазл из воспоминаний, воссоздать его образ, мое сердце снова забилось с бешеной скоростью. На меня навалилась жуткая усталость, которая сменилась каким-то трепетом и блаженной улыбкой. Я должна увидеть его снова, я пойду туда и увижу. Именно он вызвал цунами в моем сердце и теле, это не могло быть случайностью. Тогда что же это?
День прошел в бесконечных мучительных догадках. Я была не в состоянии ни работать, ни писать, а реагировать на запросы коллег оказалось вообще мучительно.
Я пыталась представить его лицо, которое так и не увидела, и глаза, взгляд которых даже на мгновение не пересекся с моим. Пыталась вспомнить его голос. Мне совершенно не хотелось его забыть. Именно поэтому решила уйти домой, чтобы снова погрузиться в тишину, на которую, как на белый экран, собиралась спроецировать и собрать все кадры сцены той встречи и попытаться понять ее смысл.
Понять, что пытается сделать наш разум, когда не может найти смысл происходящего, когда теряет его. Мы хотим понять, найти логику, смысл, чтобы положить конец душевным метаниям, тому, что от нас ускользает. Я долго и яростно пыталась понять. Просветление наступило, когда я перестала упорствовать в этом. Ибо понимание никогда не охватывает суть вещей, лишь мелкие детали.
Оказавшись дома, я всецело предалась брожению по чертогам памяти и провела так весь день. Затем меня осенила мысль, равная по своему значению величайшему научному открытию: если он вернется туда, возможно, это будет завтра. Эта идея поглотила меня целиком. Конечно, он придет туда именно завтра, да. Он же завсегдатай, а вдруг он бывает там каждый день? Сейчас же сентябрь: может, он был в отпуске и теперь возвращается к своим утренним привычкам? Может, он даже живет на острове? И эта вторая мысль с ошеломляющей очевидностью наложилась на предыдущую.
Вы же понимаете, ведь я не видела ни лица, ни глаз? Мне этого хотелось больше всего на свете. И поговорить с ним, узнать, кто он.
Нетерпение было столь велико, что я так и не смогла заснуть. Читала один роман за другим, не запоминая ни единой фразы. Попыталась немного поиграть на фортепиано, но вспомнила, что на дворе ночь. Бесконечно ворочалась в постели, пытаясь унять эту адскую взбудораженность. Завтра он точно придет, и я наконец-то узнаю, что это было. Дважды в одну воду не входят. В конце концов, он просто мужчина, как и любой другой. Мне определенно многое померещилось. Завтра все встанет на свои места.
Наступление нового дня пришло как избавление. Усталость помогла немного замедлиться, а то я была бы при полном параде уже к рассвету. Обычно я приходила в кафе в 8:30 утра. Сегодня же, утром нашего второго дня, я появилась на пороге на полчаса раньше.
И чем ближе подходила к кафе, тем яростнее билось мое сердце».
– Вы снова его увидели? – спросила я, еле дыша, как, наверное, и она тогда.