ЕКАТЕРИНА
Рассматривая в окно автомобиля высокую стену академии, освещенную розовыми лучами солнца, я даже не думала, что так скверно начавшийся день к вечеру станет еще хуже.
– Екатерина Снежина, – опустив стекло негромко произнесла мама.
Только мое имя, и больше ничего.
Ответа не последовало, но тяжелые ворота, не дрогнув, плавно открылись, пропуская нас на огороженную территорию. Камеры слежения повернулись за нашей машиной. Железные створки сомкнулись, пропустив нас.
Я обернулась, чтобы увидеть КПП с территории и сразу обратила внимание на колючую проволоку над забором.
Надпись над въездом гласила «Добро пожаловать в академию Шереметьева», а изнутри звучала иначе. «Вернись очистившимся». Глупо как-то. Не мешало бы им хорошего бренд-менеджера нанять.
Шины шуршали по щебню дороги, пахло цветами, хвоей и отчетливой вонью несчастья.
Рука привычно дернулась сделать селфи, но я сжала-разжала ладонь и положила кисть на колено. Успею еще поснимать. Судя по настроению мамы, отговорить ее у меня не получится.
Я еще надеялась, что скандал замнется, что папа в конце концов запретит ей запирать меня в стенах интерната… Но похоже вся моя жизнь – псу под хвост.
– Катюша, сядь прямо. Не крути головой, – сухо выговорила мать. – И помни, здесь по тебе будут судить о всей нашей семье. Всегда смотри в будущее. Ты не знаешь, кто еще здесь учится. А простых детей сюда не принимают…
Я нехотя кивнула, потому что успела подслушать разговор между мамой и папой, когда они выбирали дыру, в которую меня засунут на ближайший год. Эта дыра оказалась самой престижной.
Дорога все никак не кончалась.
Длинная аллея, стволы деревьев толстые, кроны – высоко. Между деревьями отлично просматривается здание, но не видно ни одного студента.
Хотя в такую-то рань все наверняка еще спят. Возможно в кельях. Вдали мелькнули какие-то одноэтажные строения.
– Чем это воняет? – чуть было не зажала я нос от резкого запаха.
– Видимо, конями, – ответила мама. – Или коровами.
– Дерьмом! – подытожила я, а мама лишь передернула плечами.
– Не бойся, общение с животными пойдет тебе на пользу. А если ты продолжишь заниматься конным спортом…
– Спортом? Здесь? Ты шутишь?!
Наконец аллея вывела нас к главному зданию в три этажа. Но я обратила внимание на левое крыло с конусообразной стеклянной крышей.
Машина остановилась у крыльца, с которого сошел мужчина и поприветствовал маму. Охранники вышли первыми, оглядываясь. Встречающий помог матери выйти из машины. Они о чем-то быстро и тихо переговорили.
Улыбка на его лице появилась и пропала. Он посмотрел на меня. Как препарировал. Он мне категорически не понравился. Блин, что за упырь? Неужели ректор?
– Мама, пожалуйста, – попросила я в последний раз, глядя на суровые железные решетки на окнах.
Но вместо этого она жестом просит охранника достать мой багаж, и сумка падает к моим ногам.
– Александр проводит тебя, – произносит мама и отступает перед упырем. – Он… – щелкает пальцами, пытаясь вспомнить, кем он представился.
Надо сказать, мне тоже стало интересно!
– Отвечаю за безопасность, – негромко дополнил тот.
Значит, не ректор. Жду не дождусь встречи с ним.
Из двери показалась девушка. Посмотрела словно сквозь меня. Два жидких хвостика, кремовая жатая блузка, юбка в складку и коричнево-зеленую унылую клетку, вышитая на жилетке эмблема. И туфли. С носками.
И правда, жизнь – дерьмо.
Не могу вообразить, что буду сидеть среди таких же девушек в одинаковых юбках со складками, жаждущих очищаться и исправляться.
Какой-то… пиздец.
Я хочу носить нормальную одежду и жить нормальной жизнью. Разве я прошу многого?
– Мама! Мама, постой! Мне все это кажется глупой идеей…
А мама стоит и чего-то ждет. Чего? Мне кажется я достаточно напугана, чтобы выучить урок, что до своей свадьбы я не то что минет никому не делаю, я даже не целуюсь ни с кем!
Ок! Урок усвоен. Пора домой. Я напугана до чертиков.
– Мам, мне кажется это слишком. Это не элитное заведение. Это… Это тюрьма! Вы с папой даже не поговорили со мной, не посоветовались, – я всплеснула руками, выражая свою досаду и готовность сотрудничать. – Я все поняла. Можно не продолжать. Скажи, что это шутка, мам? Я не могу поверить, что ты готова так издеваться надо мной из-за попытки минета!
Александр вздернул бровь. Я закатила глаза. Не удивлюсь, если в этой глуши он не знает значения слова.
– Это не тюрьма, – торопливо ответила мама, что-то набирая в телефоне. – Академия Шереметьева вызывает только два чувства. Уважение и восхищение – те два качества, которых тебе в последнее время крайне не хватает.
– Потому что я пыталась отсосать у парня? Это проблема? Хорошо, я осознала… Все отсасывают, а мне нельзя. Хотя, можешь мне поверить, я сосала бы со всем уважением и восхищением, какое мне присуще.
Александр отвернулся, чтобы не выказать эмоций, но мне было насрать на него.
– Вот в этом и проблема, Катюша. Твое будущее как наследницы нашей фамилии, расписано и предрешено. Мне жаль, что ты этого не понимаешь сама. Я переживаю, что мне в очередной раз приходится разжевывать тебе самые простые вещи. Теперь этим займется Шереметьев.
Я закашлялась, с трудом удерживаясь, чтобы не скорчить рожу и не закатить глаза. Я знала, что ничего не выйдет. Когда это мама отказывалась от своего слова?
Светлана Снежина оказалась сторонница браков по расчету. Она не просто поддержала отца в части договорного брака, но и всячески убеждала меня, что чувства – это глупые эмоции, которые с возрастом обязательно пройдут. А вот связи и влияние останется.
Такого предательства я от нее не ожидала.
Меня с детства воспитывали как «драгоценную принцессу». Отличница школы, первая красавица каждого бала, прекрасная Снежинка.
Никто не догадывался, что у меня есть хребет.
Я могу быть такой же упрямой, как моя мать, несмотря на ее попытки изображать меня милой и невинной!
– Мне восемнадцать, – напомнила я. – Некоторые решения я в состоянии принять самостоятельно, без разрешения родителей. Ведь так? Или мне действительно хранить свою девственность до самой смерти? А если вы не найдете мне подходящего жениха?
– Ты в первую очередь Снежина, – отчеканила мать. – Ты не можешь быть легкодоступной. Не можешь порочить свою честь случайными связями. Мне кажется мы это уже обговаривали несколько раз. Не надейся на конфиденциальность! О таких вещах слухи разносятся моментально.
Я ненавидела ее в этот момент. Ненавидела. Я абсолютно одинока. У меня нет подруг. Вернее, была только одна. Но теперь, вдали от дома, лишили и ее Я обречена провести последний год в академии в одиночестве.
– Я не позволю тебе испортить свою жизнь минетом с первым попавшимся смазливым парнем!
– Мама!
– Это отличное место, и ближайший год ты проведешь здесь!
О да! Академия Шереметьева, спрятанная в гребанной глуши, куда от ближайшего аэропорта добираться больше трех часов.
И все из-за невинного поцелуя… Ну почти невинного.
Мучают ли меня сожаления?
Нет. Большинство восемнадцатилетних девушек уже потеряли девственность, а некоторые даже дважды! Но только я, как дура, храню ее для мужа, которого мне выберут родители. Мне не разрешается делать ошибки или сожалеть. Моя единственная обязанность – быть совершенной.
– Ты хочешь, чтобы я тебя умоляла? Встала на колени и убедила, что урок выучен? – наскребла я гордости на ответ.
– Ты так ничего и не поняла, – вздохнула мама, но тут нас поторопил безопасник академии.
– Светлана Анатольевна, – в голосе явственно прозвучало нетерпение. Интересно, обслугу смирению здесь не учат? – Нам пора. Если вы можете подождать еще полчаса, то увидитесь с Игорем Александровичем, и решите все оставшиеся вопросы.
Ого! Значит, ничего до конца не решено?
– Не уверена, что самолет сможет подождать, – Неуверенно ответила мать.
Наш личный чартер должен был уложиться в полетную карту по времени, или запрашивать новое время взлета и посадки.
Пусть бы она опоздала! Тогда у меня будет больше времени уговорить ее передумать.