– Ты знаешь, кто такой Мастер Шарп? – спросила Глори. – Подпрыгни один раз, если да, или два раза – если нет.
Ворона клевала крошки орехового хлеба, осыпавшиеся с горбушки от ее приземления на брусчатку двора. Собрав все с одной стороны, птица большим прыжком перескочила через угощение и принялась за лакомство с другой стороны.
– Ха! Один прыжок! Я знала, что ты понимаешь мои слова, Морока! Так расскажи мне все, что знаешь! – захихикала Глори и стряхнула крошки, оставшиеся на юбке. Потом она подтянула колени к груди и обхватила деревянный протез здоровой рукой.
– Мастер Шарп, Морока моя, не обычный джентльмен, – произнесла она, глядя в туманное утреннее небо. – Он создает такие вещи, которых раньше и в помине не было. Если он только видит, что что-то можно усовершенствовать, он тут же идет и придумывает замечательное устройство для выполнения этой задачи. Говорят, все началось с того, что он находил старые гвозди и металлические обломки и задавался вопросом: откуда это взялось? Работает ли тот механизм без этой детали? И тогда он шел и создавал новый механизм. А сейчас он самый знаменитый изобретатель в мире. – Глори кивнула вороне. – И скоро он прибудет в Интингтон.
Ворона снова обратилась к горбушке орехового хлеба. Своим крепким клювом она легко подняла ее с земли и расправила крылья.
– Торопишься? Я тоже. Миссис Скор назначила совещание ровно на восемь. – Она хихикнула и поднялась с влажной ступеньки. – Совещание! Подумать только. У этой старой перечницы, кроме меня, ни одна живая душа дольше недели не задержалась. Кому понравится постоянно по башке получать… – Глори вздохнула и насухо вытерла деревянную руку краем шали. – Разумеется, только если у тебя нет такого вот. – Девочка на секунду замолчала, но, не желая выглядеть жалкой, пнула камень мостовой и насупилась.
Какая ирония: все детство ей напоминали о том, что нужно уметь за себя постоять. И на самом деле, из-за того, что она родилась без правой руки, девочке приходилось выносить куда больше, чем любому другому жителю Интингтона. Но стоило ей устроиться в ювелирной лавке, как защищать себя ей стало запрещено. Глори постоянно слышала о том, как страшно ей повезло, что ее вообще взяли. Но не имея возможности за себя постоять, она чувствовала себя какой-то деревянной болванкой. Прямо как ее рука.
Ворона прижала крылья к телу и застыла.
– Ну и хватит об этом, Морока, – сказала Глори, гоня от себя тяжелые мысли. – Увидимся днем, тебя ждет приятный сюрприз!
Девочка проследила за тем, как ворона поднялась в воздух с хлебом в клюве. Затем вздохнула и, провернув в замке старый ключ, нажала на ржавую ручку черного входа в «Шик-блеск» – ничего общего с той, ослепительно сияющей отполированной медью, что украшала парадную дверь по Поперечной улице.
«Золотое правило номер одна тысяча: никогда не пользуйся парадным входом, только черным», – пробубнила Глори, стирая с ладоней следы ржавчины. Но одно обстоятельство все же искупало неприглядность этого пути: прямо за дверью всю стену коридора от пола до потолка занимали бесчисленные ящички красного дерева. На первый взгляд довольно маленькие, они, если выдвинуть до самого конца, оказывались длиной чуть ли не с руку взрослого человека. На каждом – табличка в латунной рамке, подписанная почерком предков миссис Скор, и хрустальная ручка, которая сверкала даже в тусклом свете, проникающем внутрь сквозь круглое окошко в двери.
Глори завела привычку каждое утро читать по одной табличке и выдвигать соответствующий ящичек, проверяя, что за сокровища прячутся внутри. Безделушки и настоящие сокровища, жемчуг и драгоценные камни. Некоторые из ее любимых штучек были найдены именно здесь, и одному богу известно, сколько они пролежали, ожидая своего часа. Ювелирная лавка существовала дольше, чем девочка могла себе представить.