Дамир.
– Как ты, Дам? Стоять можешь?
Ильдар прищуривается и опускает в ведро дубовый веник.
Ни хрена не могу… Качаюсь на нетвердых ногах, опираясь о дверной косяк. Кажется, из тела навечно улетучилась сила. И каждое движение причиняет нестерпимую боль. С начала своего заключения я старался сохранять мышечный тонус. Отжимался каждый день от пола и качал пресс. Двадцать раз, тридцать, сто… Для крепкого, тренированного мужика вроде меня это не было проблемой. Сто двадцать, сто пятьдесят… Мне нечем было заниматься. Считать в уме, разглядывать кусочек неба в окне, наблюдать за ползающими по землянке мышами и насекомыми – так проходили долгие дни и месяцы… А потом силы стали таять… Плохое питание и отсутствие света, бесспорно, сказывались на самочувствии, но хуже всего на него влияла утрата веры. Я опустил руки и ждал смерти. Отчаялся стать свободным. И перестал бороться… Плыл по течению, пока не настал сегодняшний день.
– Не могу… Ноги не держат.
– Ложись. Грязь от тебя надо час отковыривать. Босс не любит грязь. Айшат с утра дом моет, – кряхтит он, намыливая мочалку.
– Босс? Ты ничего не путаешь? Какой из них?
– Конечно, не главный. Кто-то по его приказу. Много чести тебя лично проведывать.
Кожа болезненно пульсирует, когда Ильдар касается меня мочалкой. Кажется, с меня ее заживо сдирают.
Он состригает мои волосы ножницами, бреет длинную бороду. Обрабатывает раны и ссадины самодельными кавказскими мазями и небрежно бросает в меня стопку чистой одежды.
– Одевайся. Жду тебя на улице возле отстойника.
Воздух кажется до головокружения вкусным. Я с трудом подавляю в себе желание лечь на землю и поцеловать ее… Лишь поднимаю голову и обвожу взглядом непривычно большое небо. Дышу полной грудью, чувствуя, как внутри закипает восторг, а кратковременное чувство свободы пьянит душу. Даже в носу непривычно пощипывает от желания плакать. Да что там плакать – орать в голос. Бегать по земле, плясать, трогать окружающие предметы, понимая, что ты можешь это делать. Твои руки не прикованы цепями, а ноги, пусть неуверенно, но ходят.
– Можно постоять минуту? – спрашиваю сипло.
– Нет. Потом постоишь, если позволят.
Ильдар ведет меня в дом. Здоровается с кем-то и просит разрешения завести меня в комнату.
– Здравствуй, Дамир.
Так я и знал, что он приедет… Константин Хлебников – подполковник внешней разведки, вербовавший нас с Сидором для работы в отделе «Д». Только они так и не смогли выйти на след поставщиков оружия и наркоты, с кем работал Андрей Акимов. Я был уверен, что такие дела – слишком мелкие для них… Но Босс зациклился на транше. Он во что бы то ни стало, хотел понять, кто помогает вражеским странам? Я искренне верил, что служу родине… А теперь я не понимаю, кто есть кто? И кто я? Враг или герой? Почему меня держали здесь целый год?
– Твоей ошибкой было связываться с начальником частной военной компании. Стратегические ошибки система не прощает, потому ты здесь… – не дожидаясь моего приветствия, продолжает Хлебников.
– А что мне было думать? Сергея убили, Сидора…
– Молчи, Дамир. И благодари судьбу в лице Босса. В свое время ты узнаешь, за что с тобой так поступили. И кто убил Корсакова тоже узнаешь… Сразу скажу, что это не мы. У тебя новое задание. Нашего человека подставили, объявив серийным убийцей. Николай Сидоренко им не является. Он не чертов Бейл, которого искал весь город! Его убил тот, кому выгодно повестить все на Сидора. Или сам Бейл…
– А вы этого не знали? – переводя дух, отвечаю я. Стоять перед полковником очень тяжело, ноги ни черта не держат, одежда норовит свалиться с исхудавшего тела.
– Мы знали. Наш сотрудник должен быть реабилитирован в глазах общества. В подразделении не служат маньяки и убийцы! Об этом должны знать все… Те, кто сует нос в досье Сидора. Те, кто пытается очернить ГРУ. А те, кто разделался с Корсаковым и его семьей должны ответить по закону.
– Я ничего не понимаю… Голова кругом. Я был уверен, что Корсакова ко мне подослали вы. И вы следили…
Хлебников устало на меня смотрит, а потом из его груди вырывается странное бульканье. Он стремительно бледнеет, раскрывает посеревшие губы, выпуская темную, густую кровь. Она стекает на его подбородок, грудь, стол…
– Что за шайтан? – испуганно шепчет Ильдар.
– Ложись! – кричу я, успевая опуститься на пол.
Как я сразу не понял, что это подстава? Чувствовал ведь нездоровое напряжение в воздухе… И земля дрожала так, словно по ней неспешно двигалась вереница грузовых машин.
– Руки за голову! Лежать!
В дом врываются наглухо закрытые черными костюмами солдаты. Их громкие шаги разносятся по комнатам, а воздух стремительно заполняет запах пороха. Машинного масла, дизельного топлива. Страха.
– Фамилия, имя, отчество? Место рождения, возраст?
– Фамилия?
– Ильдар Сулейманов…
– Рашид Тарханов…
– Айшат Сулейманова…
– Дамир Хасанов, – выдавливаю хрипло.
Меня тянут за плечи и помогают подняться. Тычут в бок прикладом, заставляя стать ровно.
– Где он?
В дом входит еще один солдат – невысокий и хрупкий… И голос у него женский, хоть и решительный.
Она снимает черную балаклаву. Светлые пушистые волосы рассыпаются по плечам. Поднимает взгляд, встречаясь с моим взглядом – полуживым и темным, как бездна…
– Допросите задержанных, – вымученно приносит она. – Отвечает за допрос лейтенант Гречка.
– Так точно, Агата Васильевна.
Из-за ее плеча слышится до боли знакомый голос Костика. Да и Агата… Я не могу стоять на ногах. Опускаюсь на колени и начинаю судорожно кашлять. Пожалуй, таким жалким она меня никогда не видела. Приваливаюсь к стене и неуверенно поднимаю глаза. Раскрываю губы, чтобы что-то сказать, но из груди вырывается нечленораздельный стон… А потом она приседает на корточки и приближает ко мне лицо. Ее силуэт размывается от выступивших слез. Их почему-то так много… Сколько раз я представлял нашу встречу, но так и не смог подготовиться.
– А… Ага… Агата…
– Не надо, – качает она головой.
Протягивает ко мне руку и касается щеки. Часто дышит и смахивает слезы.
– Агата…
– Нужна больница, – произносит она в рацию. В динамике что-то скрипит и булькает, пока Агата напряженно ждет ответа.
– Ближайшая в Хасавюрте.
– Носилки сюда. И труп уберите. Сообщите о завершении операции на базу.
– Агата…
– Молчи, пожалуйста. Потом… Все потом…