– Уважаемые пассажиры, пристегните ремни. Корабль «Галактика» покидает атмосферу земли. Через полчаса будет подан ланч. Потом откроется «Видовая», и вы сможете наблюдать солнечные вспышки с безопасного расстояния. Экипаж корабля желает вам приятного полёта.
Николай плотно обтянул ремень вокруг талии и зажмурился. Сколько раз не летай, а этот неприятный душок страха за рёбрами никуда не девается. Он даже не застал те времена, когда межпланетные перелёты были опасны, но человеческая кровь, привыкшая путешествовать на своих двоих, бурлила каждый раз, стоило оторваться от земли. Можно читать успокаивающие мантры, закидывать в себя таблетки или ненавистный алкоголь (чего он только не перепробовал) – не помогало. Даже сильнейшие снотворные как по волшебству выветривались.
Учитывая, что по работе Николай регулярно курсировал между Землёй-1 и Землёй-2, свой страх он ощущал сродни проклятью. Кто бы мог подумать, что должность обычного аудитора будет предполагать эти ужасные перелёты! Стоило уйти в аспирантуру, куда так зазывал научный руководитель, а не радостно хвататься за престижное место…
Своего руководителя он вспоминал каждый раз при виде трапа. Руководителя и огромную институтскую библиотеку, так пряно пахнущую старыми книгами и умиротворением. Свернул ли он не туда?
Но на Земле, что на первой, что на второй, эти мысли его не посещали. Непыльное место и хорошая зарплата давали много преимуществ. Но только не здесь, наверху, где все равны.
Корабль слегка дёрнулся, проходя плотные слои атмосферы. Николай стиснул подлокотники так сильно, что костяшки побелели. Стало почти больно, но и этот ход перестал отвлекать.
Боги, как же страшно…
– Можете отстегнуть ремни, мы покинули атмосферу Земли-1, – бодро отрапортовала стюардесса.
И как же глупо бояться таких мелочей. Как чувствовать первобытный ужас в освещённой электричеством пещере. С проложенными туристическими тропами, бесчисленными мерами защиты и улыбающимся гидом.
Но сколько себя не ругай… Ай, ладно.
– Не желаете напитки? – молодой стюард в форменном синем костюме с тележкой застыл в широком проходе напротив кресла. Николай вымученно улыбнулся в ответ и кивнул на бокал с водой. Взять его в руки он не рискнул – не хотелось убеждаться, что они всё ещё дрожат.
Стюард медленно опустил бокал на столик и тоже улыбнулся в ответ. Будто ободряюще. Но в его плавном движении было слишком много медлительности. Так бы двигался сам Николай, если бы пришлось скрывать эту проклятую дрожь.
Коллега по несчастью.
– Спасибо, – вежливо прошептал он.
Другие пассажиры уже отстегнули ремни и разбредались по огромному кораблю. Впереди было многочасовое путешествие по пустынному космосу, и единственным развлечением извне были короткие вспышки на солнце, когда «Галактика» будет проходить максимально близко к нему. Многие брали биллеты на рейс только ради них.
Но корабль предоставлял массу других развлечений. Игральные залы, кинотеатры живого присутствия, огромная оранжерея вечно зелёных растений, бесчисленные рестораны с кухней на любой вкус.
Обычно Николай не сходил с места весь полёт. В космосе страх был не так силён, но неприятное сосущее чувство внутри не желало проходить. Еда вызывала отвращение, а перебить тревожность получалось лишь книгой. И будь то новый роман или новый отчёт с предприятия, только печатные буквы и спасали.
Но сегодня день был проклят с самого утра. Ему снилась бывшая девушка, ушедшая полгода назад без объяснений. Из-за неё он проспал будильник. И чуть не пропустил рейс, куда и так не хотел являться.
В отсеке с его креслом пахло лавандой. Цвёток был красивый, да и аллергию он давно вылечил, но неприятные воспоминания остались.
Ещё во время посадки он уронил очки. Дужка треснула и теперь болезненно натирала.
А на Земле-2 его ждал начальник, недовольный результатами последней проверки. Испортить полёт сильнее было уже невозможно.
Поэтому он поднялся и отправился вместе с остальным потоком пассажиров в «Видовую» – отсек с огромным иллюминатором – впервые посмотреть на эти вспышки. Ноги всё ещё плохо гнулись, пальцы подрагивали, а стакан воды остался нетронутым.
Напоследок он оглянулся на стюарда, заканчивающего обходить кресла. Довольно высокий парень с короткими русыми волосами и такими пронзительными серыми глазами показался знакомым. Тот развернулся и снова ободряюще улыбнулся Николаю. Нет, всё же показалось.
Он заставил ноги идти. Один раз, всего один раз он посмотрит на солнце и больше никогда не покинет кресло в полёте. Или уволится сразу по возвращении домой.
Как выглядит Видовая Николай знал. Прежде, чем выбрать «Галактику» своим постоянным перевозчиком, он посмотрел около десятка документалок о ней. О строительстве, первых миссиях, современных модификациях. Не пропустил даже рекламу, где особое место уделялось именно этому отсеку. Самый надёжный и комфортабельный корабль столетия – ни единой аварии за всё время эксплуатации. Единственный туристический лайнер, проходящий без вреда так близко от солнца.
В ожидании люди рассаживались на мягких пуфах – единственной мебели в Видовой. Несколько пар, трогательно держащихся за руки, уселись у самого иллюминатора, занимавшего всю стену. Одна из девушек была на последних месяцах, и муж нежно поправил её подушку. Ещё несколько десятков людей, на которых Николай даже не взглянул.
Он застыл напротив разъезжающихся створок иллюминатора. Напротив кромешной пустоты космоса и пока далёкой яркой вспышки – солнца. Застыл, поразившись собственной глупости, слепоте и прочим порокам, которые рождает слишком комфортное кресло.
Заиграла тихая музыка без слов, разговоры перешли в почтительный шёпот. Всё меркло перед величием Вселенной. Ни один рекламный ролик, ни один монитор не способен это передать. Лишь увидеть вживую, почти прикоснуться к одной из величайших тайн мироздания…
Даже страх отступил. Николай впервые задумался, что привычное с детства светило, которое он так часто рисовал на полях школьной тетради – это не милый жёлтый кружочек с глазками и улыбкой, а огромный термоядерный взрыв прямо над его головой. Он смотрел и силился в это поверить, представить чуть раньше, чем сможет убедиться в его силе.
Солнце неумолимо приближалось, стекло иллюминатора темнело сильнее. И вот уже других звёзд было не разобрать в царящем полумраке, а единственная близкая окрасилась в тёмно-красный свет, заслонённая фильтрами. Кажется, прошёл целый час, как он застыл на этом месте. Или уже два?
Прямо перед ним невесомые оранжевые потоки заворачивались в смертоносные круги, вились спиралями, танцевали в одном им знакомом ритме… Величие звёзды и ничтожность человеческого века на её фоне поглощали.
Он не слышал музыки, не видел людей вокруг. Только красно-оранжевый танец впереди, только замирающее сердце, что рвалось объять необъятное, проникнуть в каждый миг и мгновение великого замысла. Огромный взрыв – твердил он себе, не в силах принять такой поворот реальности. И ощущая новую накатившую слабость, слегка пошатывался.
Солнце бурлило, кипело и жило собственной жизнью. Солнце существовало миллионы лет, и совершенно не подозревало о маленькой точке – корабле «Галактика» – пролетающей так близко к нему.
Когда оно снова отдалилось, Николай заметил стюарда, в таком же немом восторге застывшего неподалёку. Его опустевшая тележка откатилась, но парень не замечал этого. Ни единый мускул на лице не выдавал его волнения, но в этом море спокойствия Николай чувствовал бешеное бурление внутри.
Он сам ещё не понял, как относится к новому опыту. Прежней жизни уже не будет… Ради такого стоило оторваться от Земли. Отбросить старые страхи, будто они – ненужная маска, а не твоё собственное «я».
И пол ушёл из-под ног. Сильнейший толчок тряхнул корабль.
Тележка врезалась в стекло, неприятно лязгнула по ушам разбившейся посудой.
Тут же погас свет, и ещё более противный писк раздался из всех динамиков разом. Мигающие жёлтые лампы больно резанули по глазам, привыкшим к полумраку.
И отсек потонул в панических криках.
– Разгерметизация, – холодно объявил металлический голос, перекрыв писк сирен. – Внимание пассажирам, следуйте командам экипажа и пройдите к спасательным шлюпкам.
Этот день был проклят с самого утра…
Двери, ведущие в пассажирский отсек, а самое главное – к челнокам, были плотно закрыты. В первой волне ужаса люди бились о метровую свинцовую преграду, не чувствуя боли. За ней было спасение, и инстинкты не позволяли остановиться.
Николай тоже бился, не помня себя от страха. Он толкался в этой орущей куче у выхода. Тоже что-то кричал, кого-то бил и чуть не сломал руку о бесчувственный свинец.
Выбежать, вырваться, выжить. Дышать, дышать… Кажется, он плакал. В какофонии было не разобрать. Пронзительно кричали чьи-то дети, завывали женщины, и долбились в дверь без устали. И без результата.
Бардак вокруг и в голове продолжался, пока чья-то сильная рука не выдернула Николая из толпы. По инерции он ещё рвался вперёд, но стальная хватка удерживала его на месте.
А потом он напоролся на серые глаза стюарда. И как-то разом сник.
Стюард кивнул, удостоверившись, и снова полез в толпу. Он выдернул ещё кого-то, плеснул стаканом холодной воды в лицо слишком громко орущей девушке. Рядом с ним ещё несколько мужчин занимались тем же самым.
Паника – первый враг спасения.
– Пассажиры! – в который раз закричал капитан «Галактики», замерший в стороне от общей кучи. Он пытался сохранять спокойствие, но лицо сдавало его с потрохами. Одно дело – лекции по аварийным ситуациям, и совершенно другое – реальная жизнь, где авария была исключена. – Прошу, успокойтесь!
Николай судорожно огляделся. Вокруг, в запертом отсеке не было никого из экипажа. Кроме несчастного капитана и стюарда.
Значит, нас скоро выпустят и проводят к шлюпкам – подумал он, делая длинные долгие вздохи. Жёлтые аварийные лампы перестали мигать. Руки Николай засунул в карманы, будто отстраняясь от толпы. Тусклый, тревожный свет замер, отражаясь на испуганных лицах. Безумная долбёжка в двери прекращалась.
Экипаж не оставит пассажиров в беде. Ни пассажиров, ни капитана. Ведь шлюпки целы?
Больше ни о чём, кроме спасительных челноков, думать не получалось. И медленные, размеренные вздохи занимали всё пространство.
Капитан, наконец, взял себя в руки и начал что-то говорить.
Николай не мог разобрать его речь. Буквы звонко и чётко разносились по отсеку, но не складывались в слова.
Солнце… Где-то там было огромное солнце. Которое точно проживёт дольше, чем он.
Рядом кто-то снова испуганно вскрикнул. Кажется, беременная девушка. Дёрнулась в объятия мужа, спасаясь от страшных новостей.
Бомба. Это слово он разобрал первым. И почему-то стал думать, а что звучит в космосе хуже – бомба или разгерметизация? Получалось одинаково плохо и трагично.
Как-то слишком трагично. Умирать не хотелось.
Николай титаническим усилием воли вернул себя в мир, или мир в себя. Но речь капитана он начал понимать.
Нервно теребя фуражку, капитан стоял у сенсорного терминала и нажимал одну и ту же кнопку. Картина на экране не менялась.
– …сбой системы, – вещал он. – Мы не могли остаться последним выжившим отсеком. Тогда бы не сработала системы герметизации дверей. Значит, это обычный сбой. Пострадало не больше одного отсека.
Он говорил уже вполне уверенно. «Галактика» – непотопляемый корабль. Ни единого сбоя за сто пятьдесят лет. Совершенная защита, дублирующие двигатели, отлаженная работа даже при потере отсека или двух. И, конечно, достаточное количество спасательных шлюпок рядом. Прямо за этой свинцовой стеной. И намертво закрытой дверью.
– Рубка, приём! – неожиданно громко гаркнул капитан в рацию. – Приём! Доложите ситуацию!
На том конце была зловещая тишина… На момент перелёта в близи от солнца, в рубке находился почти весь экипаж. Техники, пилоты, инженеры. Все, кто досконально знал устройство корабля, и мог действовать в аварийной ситуации, молчали.
Бомба… Опять это гадкое слово всплыло в сознании Николая. Пульс продолжал зашкаливать, но относительная ясность вернулась.
Недавно он уже видел бумаги по устройству похожего корабля. Его фирма проводила аудит компании «Космотранс» – ближайших, но менее успешных конкурентов «Галактики». Их корабли были не менее надёжными, но вот бухгалтерские отчёты не сходились.
Ошибку заметил Николай, и поэтому летел сейчас в этом проклятом корабле – на разнос к начальству. За «Космотранс» давили с верхов.
Устройство корабля… В передней части на первом уровне – рубка управления, каюты экипажа. На втором и третьем – все технические зоны, генератор кислорода и прочие системы жизнеобеспечения. Прямо над рубкой. Если бомба была там…
– Двери открываются с рубки и с дублирующей панели на втором уровне. Даже если система генерации кислорода неисправна, у нас в запасе достаточно времени, чтобы добраться до панели и открыть двери. Система вентиляции соединяет переходами почти всю станцию, и люки на ней открываются вручную…
– А если за этой дверью уже нет отсека? И шлюпок… – в повисшей тишине протянул тонкий женский голосок. Четыре десятка человек, застрявших в Видовой, напряжённо смотрели на капитана.
– Тогда и нас с вами уже бы не было, – жёстко и безапелляционно отрезал он.
– То есть мы залезаем в вентиляцию и попадаем в наш отсек с челноками? – мужской голос из другого конца Видовой, уверенный, спокойный. Он был одним из тех, кто первый начал растаскивать толпу.
– Нет. Система корабля дала сбой и закрыла абсолютно все двери, к спасательным капсулам тоже. Нам нужно добраться до панели или до самой рубки. На остальных уровнях остались люди, их тоже нужно направить сюда.
Капитан снова гаркнул в рацию, но с той стороны по-прежнему была тишина. Кто-то опять всхлипнул.
– Мааам, а когда мы прилетим домой? – тихий детский шёпот разнёсся эхом по утихшему отсеку. Мать обняла ребёнка и зашептала в ответ еле слышно что-то утешительное и лживое.
– Достаточно двоих, – сказал капитан и первым шагнул к люку в потолке. – Кто-нибудь сможет меня подсадить?
– Вы должны остаться с людьми, – рука стюарда опустилась на плечо капитана. – Я пойду. Я хорошо знаю этот корабль, буду у панели через десять минут.
– Да, – почему-то рассеянно кивнул капитан в ответ. И облегчённо выдохнул.
– Я тоже готов пойти, – темноволосый мужчина аккуратно расцепил руки беременной жены, судорожно сжимавшие его. В глаза ей он посмотреть не рискнул.
Ему есть, что защищать – подумал Николай. Всем, всем нам очень хочется жить…
Если бы только он не привязался к той ошибке в отчёте. Если бы он только знал, как далеко могут зайти люди в борьбе за деньги!
Бомба. Конечно. Крушение «Галактики» навсегда изменит ситуацию на рынке. И жизни несчастной сотни пассажиров и экипажа, видимо, стоят дешевле.
Он обо всём догадался. Почему компания настояла именно на этом рейсе, хотя официальный вылет с повторной проверкой предполагался только через месяц. Почему начальство так давило. И почему в пассажирском отсеке так сильно пахло лавандой. Новый запах дурманил и усыплял. И был единственным новшеством на корабле. Огромный ароматизатор, способный поддерживать цветочное благоухание по всем отсекам – располагался в технической зоне.
Ведь сумма, предложенная ему в чёрном конверте, была выше всяческих представлениях о приличии. А он, дурак, отказался.
Надёжная система «Галактики» дала сбой – и никто не расскажет о бомбе, если никто не выживет… Убить двух зайцев одним махом – корабль и слишком принципиального аудитора.
Он должен вызваться вторым. Это его ошибка. Не этот мужчина, которого так нежно обнимает жена, а он. Его никто не обнимает и не ждёт.
Должен, должен, должен. Вот и руки снова задрожали. Так хочется жить, несмотря ни на что!
– Будем тянуть жребий, – веско сказал капитан и сразу осадил подпрыгнувшую девчушку лет шестнадцати. – Только мужчины.
День был проклят с самого утра. Или с того дня, как он впервые переступил порог «Космотранса».
Николай с трудом сдерживал очередную судорогу, когда тянулся за своей палочкой. Конечно, той самой.
Он бросил долгий взгляд на стюарда, в ожидании застывшего у люка. Тот снова ободряюще улыбнулся. Будто это сейчас могло помочь.
– Система дала сбой, – наверно, в сотый раз повторил капитан, но в этот раз он добавил, совсем тихо, – возможно.
Они стояли в отдалении от остальных людей, жавшихся друг к другу, как замёрзшие пичуги. Хотя, в отсеке действительно похолодало. Николай нацепил свитер, которым благодарно поделился предыдущий доброволец. Стюард застегнул форменную синюю куртку под самое горло. За пределами Видовой будет гораздо холоднее. Даже вблизи от солнца, космос мог убить холодом буквально за минуту.
– Неясно, сколько отсеков пострадали. Каждый раз, проходя в следующую часть вентиляции, вы должны герметизировать двери за собой.
Стюард кивнул, сосредоточенно сведя брови на переносице, а Николай почувствовал, как ледяная капля пота скатилась по спине. За каждым новым люком их мог ждать провал… Так много он не боялся с самого детства.
– Связь будем держать по передатчику, – он протянул небольшую рацию. – У вас не больше часа.
– А что будет через час? – одними губами спросил Николай.
– В отсеке кончится воздух. Возможно, «Галактика» сдетонирует.
Чего-то в этом духе ожидал Николай с самого первого раза, как оторвался от Земли.
Капитан сжал их плечи и кивнул. Подходящих слов уже не находилось. Они рисковали не больше, чем все остальные пассажиры. Вернее, не меньше – если случится провал, то один на всех.
С противным скрипом люк сдвинулся в сторону под усилием стюарда. Николай как в тумане чувствовал чужие руки, пропихивающие его вверх, навстречу неизвестности. Перед ним были кеды на тонкой подошве и узкий лаз, пробраться по которому можно было лишь ползком. Металлические стены, эхом разносившие каждый шорох.
Сзади с тем же скрипом вновь закрылся люк. Все остальные звуки отрезало, теперь только они двое и сбившееся дыхание.
– Полезем по перекрытиям между уровнями. Прямо над нами оранжерея, потом кинозал. А правее будет техническая зона, где находится панель, – негромко произнёс стюард и двинулся вперёд. – Кстати, я Ворс.
Какое странное имя.
– Николай, – собственный голос звучал жалко и слабо. Поэтому он кашлянул, для вида прочищая горло. – Ворс, а зачем нужны два человека? Панель не запустить в одиночку?
– Чтобы хоть один смог до неё добраться, – глухо ответил стюард. – Если остальные отсеки разнесло… В технической зоне есть скафандры. И тогда мне понадобится помощь.
– Но я никогда… – Николай ошарашено замер.
Ворс обернулся насколько позволял узкий лаз. В его пронзительных серых глазах не было и капли страха. Или он прекрасно владел собой.
– Не переживай, в космос пойду только я, помощь понадобится на корабле, чтобы я смог вернуться.
Через несколько метров они уткнулись в первый люк. Стюард приложил к нему руку и надолго замер. Но Николай не выдержал в давящей тишине и минуты.
– Что ты делаешь?
– Вентиляционные туннели укрыты мощным теплоизолятором, как и отсеки. Но сами люки в переходах, как правило – просто кусок металла. Если впереди ничего нет, металл быстро остынет. Я почувствую разницу температур.
– Вот же чёрт…
Желание уползти назад, укрыться, вернуться в Видовую стало невыносимым. Николай впервые кожей ощутил, насколько близко к смерти он находится.
Когда взорвалась бомба, его накрыла волна паники. Она лишала рассудка и здравого смысла, превратив умного человека в беспорядочно метающееся животное. Тогда смерть ощущалась инстинктами, это было совсем другое. Общее, массовое, бессознательное. Он выжил, вокруг были другие люди, и призрачный шанс на спасение.
А сейчас он в полностью ясном сознании. И понимал, прочувствовал на всех уровнях забившегося в пятки разума, что конец может наступить сразу, как только откроется люк. Этот или следующий, уже неважно. Как он мог добровольно залезть сюда? О чём только думал, когда соглашался?
Отказаться от жребия, от выбранной случайно судьбы – и никто бы не смог запихать его сюда насильно.
Началась клаустрофобия, стены давили и лишали воздуха, которого ещё должно быть в избытке.
– Ворс, – прошептал он. – Мне страшно.
– Я не открою люк, если за ним нет кислорода. Мы найдём другой путь, – успокаивающе прошептал стюард. – Я почувствую.
– Я не хочу умирать, – в тихом голосе прорезались лёгкие истеричные нотки.
– И я не хочу, – улыбнулся Ворс. Он не оборачивался, но эту улыбку Николай услышал в словах. – Мы уже в заднице, давай попробуем выжить. Холода нет, я открываю.
Николай зажмурился. Говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. Кто бы знал, что это бессовестная ложь! Даже с закрытыми глазами он снова видел металлические стены, зажавшие его в узкой коробке между уровнями. В бесконечном холодном космосе, в полуразрушенном корабле. Рядом с беспощадным солнцем и мёртвой тишиной пустоты.
Рычаг дёрнулся и новый лаз открылся. Ворс был прав. И капитан был прав – система дала сбой. Какая-то часть корабля выжила, возможно – большая часть.
Николай шумно выдохнул и распахнул глаза. Перед мысленным взором продолжало висеть огромное, тёмно-красное бурлящее солнце. Но здесь он его больше не видел.
Ворс уже бодро полз вперёд.
– Под нами оранжерея. И в следующем туннеле есть люк вниз. Мы можем спуститься и часть пути пройти по ней.
– Подготовка стюардов впечатляет, – нервно усмехнулся Николай.
– Я не стюард, – также нервно улыбнулся Ворс. – Мой друг заболел перед вылетом, и я его подменяю.
Короткий сигнал сирены резанул по ушам. Сирены… Больше похожей на обратный отсчёт. Но думать об этом не хотелось.
– А кто же ты? – после недолгого молчания спросил Николай.
– Я помощник повара на корабле. Во время проверок на земле мне было скучно, и я облазал всю «Галактику» вдоль и поперёк, и теперь неплохо здесь ориентируюсь.
– Повезло твоему другу…
– Повезло и мне. Во время взрыва я должен был быть рядом с рубкой.
Он сказал это просто, будто речь шла не о жизни и смерти, чудесном спасении и случайности, а о неудачном блюде.
– Ты всегда такой спокойный? – фраза вырвалась помимо воли.
– Не боятся только дураки, Николай. Страх – это естественная защита организма, которая толкает нас к выживанию. И если бы я не боялся, то так и остался в Видовой, глядеть на далёкое солнце и ждать своих последних минут.
Он уткнулся в новый люк, и опять замер, приложив к нему обе ладони. Снова неизвестность. И снова жизнь не проносится перед глазами. Быть может, это хороший знак?
– В бездействии мне гораздо страшнее, – спокойно добавил Ворс.
– Ты прав, я не думал об этом. Пожалуй, в Видовой я сошёл бы с ума быстрее.
– Могу сказать, что всё будет хорошо, – стюард обернулся. – А если нет – ты не успеешь этого понять.
– Смерть в космосе не наступает мгновенно. Одна минута, если не задерживать дыхание. Повреждение кожи, экстремально низкие температуры, нехватка кислорода – успеешь почувствовать всё… Извини, я не знаю, зачем это сказал.
– Мы всё ещё слишком близко к солнцу, оно убьёт мгновенно. Там тепло.
Дверь люка скрипнула, Николай дёрнулся. И открылся новый участок пути, пока безопасный.
– Я хочу, чтобы мне стало легче от мысли, что я не сижу, сложа руки. Но мне не легчает. Ворс, мне кажется, из меня не лучший помощник… И это я во всём виноват…
– Что ты имеешь ввиду?
– Бомба, «Космотранс», новый ароматизатор, – Николай затараторил очень быстро, он чувствовал почти физическую необходимость выплеснуть свои догадки и терзания хоть кому-то. – Я проводил аудит их фирмы и нашёл ошибку в отчётах. Они предложили замять это дело, а я не согласился! Я не взял денег, считал себя правым, принципиальным. Какие тут к чёрту принципы! Жизни людей ничего для них не стоят!! Устранение конкурентов…
Рассказ звучал не так связно, как в голове десятью минутами раньше. Там, под ними, были живые люди, которые не заслужили такой участи. Он был живой! А деньги и конкуренция не имели больше значения на последнем пороге.
Но стюард его понял.
– Ублюдки… Ты не виноват, Николай. Это они – бесчеловечные выродки, оценившие твою и мою жизнь в пачку купюр.
Он замер, теперь уже напротив люка в полу. Под ними должны быть люди. Здесь ещё не слышно их испуганных голосов. Но надо собраться, что-то сказать им, успокоить. По крайней мере, убрать этот ужас со своего лица.
И опять эта давящая тишина! Сколько же можно… Ожидание невыносимо. Николай любил побыть один, да что там, он просто обожал! Интроверт – это про него. И уж, тем более, никогда не начинал разговор первым. Но здесь, в крохотном туннеле, молчание убивало. Оно точило тонкие струны, на которых держались последние капли самообладания.
– Тебя кто-нибудь ждёт на земле? – вопрос показался ему хорошим. Жизнеутверждающим, правильным, спасительным. Будто если хоть одного из них будут ждать там – это может придать сил и воли к победе над остывающим кораблём.
После недолго молчания Ворс ответил.
– Не знаю… Я понимаю, что это прозвучит странно… Но мне снится девушка. Каждую ночь. Я не знаю её имени, и никак не могу вспомнить, видел ли её раньше. Но мне кажется, я скоро её встречу. И, кажется, что она тоже ждёт меня. Глупо, правда?
– Нет, напротив, – Николай улыбнулся, чем изрядно удивил самого себя. – Быть может, она где-то есть.
У этого люка они просидели гораздо дольше, чем у двух предыдущих. В пору было занервничать, когда Ворс, наконец, заговорил. Но то, что он сказал, разметало в клочья зарождающуюся надежду.
– Коль… Мне кажется, он холодный. Леденеет прямо на глазах. Попробуй ты, пожалуйста.
Он прополз вперёд, а Николай с замирающим сердцем приложил ладонь. Ему ответил холод, сомнений не было.
Он смог только кивнуть. Ворс также без слов пополз дальше. Сбой системы или нет – оранжереи больше не было, как и всех пассажиров, находившихся там на момент взрыва.
Сколько их было? Один, два или два десятка? Столько мучительных смертей прямо за стеной от них.
Разум отказывался принимать такую действительность. Невероятно, невозможно, дурной сон…
Ворс со всей дури вмазал по металлической стене туннеля. Потом ещё раз, всё в полном молчании. И пополз дальше.
Следующий люк перегородил проход. Он мог оказаться последним. С гораздо большей вероятностью… Николаю показалось, что рука Ворса тоже дрожала, когда он потянулся к металлу.
– Тепло, – выдохнул он целую вечность спустя. Скрип люка приятно мазанул по ушам.
Они, не сговариваясь, поползли быстрее. Теперь внизу был кинозал. Если бомба была бы в оранжерее… Повреждения могли коснуться только одного отсека. А связь с рубкой могла отключиться из-за сбоя. И системы жизнеобеспечения могли уцелеть. Даже с повреждёнными двигателями, они могли бы дождаться спасателей. Или спокойно улететь на челноках. Или…
Тогда бы в вентиляционных туннелях не было этой звенящей пустоты. Кто-то точно бы двигался навстречу.
Если бы, как бы, как будто. Как будто Николай не знал, что бомба была в техническом отсеке второго уровня, прямо над рубкой. Но он даже не сомневался.
Ворс почти прыгнул к новому люку внизу, ведущему в кинозал. Припал к нему всем телом в безумной надежде.
Слишком несбыточной надежде в пустом, холодном космосе, где зависла «Галактика». Кинозал был тоже пуст. А тела пассажиров уже разлетелись по орбите корабля. Николай вздрогнул при мысли, что их уже должно быть видно из огромного иллюминатора Видовой. Десятки замёрзших, сгоревших тел.
Вот теперь ему не хотелось говорить. Теперь слова казались богохульством.
– Сорок два человека, я считал, – неожиданно сказал Ворс. – Сорок два человека в Видовой. Их ещё можно спасти. Нам есть, за что бороться.
Новый люк, новое тепло и скрип. Поворот направо, потом ещё правее. И тупик.
– Надо спускаться. Под нами технический отсек, а за ним панель, – голос Ворса отдавал сталью.
– Если она ещё цела, – тихо добавил Николай.
В маленьком отсеке внизу мигал аварийный красный свет. Снова писк дёрнул по нервам. Но воздух ещё был.
Повсюду были связанные пучки проводов, шкафы с инвентарём для техников. И две двери – к панели и к шлюзу, ведущему наружу.
В отличие от люков вентиляции, в двери к панели был небольшой иллюминатор, закрытый белой пластиной. Ворс долго не мог решиться её отодвинуть.
Время в очередной раз замерло, за секунду до решающего момента. Пан или пропал, всё или ничего. Последний шанс на спасение…
Стюард резко дёрнул пластину.
– Панель разорвало.
Острое лезвие гильотины опустилось на шею. Оно отрезало все чувства и пустые эмоции, которые уже никого не спасут.
– Это…всё? – глухо выдавил Николай.
А Ворс лихорадочно рылся в шкафах. Он распахивал их дверцы с такой силой, что тебе еле оставались на петлях.
– Ну же! – отчаянно прошептал он, обшаривая уже десятый шкафчик. – Да!!!
В последнем шкафу стоял новенький скафандр.
– Помоги мне это напялить.
Николай мигом подорвался, пока не понимая смысла. Руки делали, а голова будто уже попала в вакуум. Ещё десять минут, или полчаса, и это станет реальностью.
Ворс с трудом попал ногой в ботинок, но дальше дело пошло лучше. Движения стали отточенными, выверенными, будто он каждый день выходил в открытый космос.
– Что мы делаем? – наконец, спросил Николай.
– Я пойду к рубке. Там вторая панель, она могла уцелеть.
– К рубке…?
– Наружу, Коля. Это всё, что нам остаётся, – он перевёл серьёзный взгляд на собеседника и вдруг крикнул. – Да очнись же ты! Мы ещё живы, люди в Видовой живы. Похоронить всегда успеешь. Мне нужна твоя помощь.
Живы… Да, он точно жив. Он дышит, думает, застёгивает скафандр. Надо было идти в аспирантуру…
– Что я должен делать?
Ворс прицепил крюк к поясу. От него тянулся длинный шнур, который он вручил Николаю.
– Ты вернёшь меня назад, когда я открою двери.
«Когда», а не «если». Эта уверенность в голосе стюарда окончательно вернула в мир живых. Даже стыдно как-то стало.
– Держи передатчик, мы сможем общаться. Пойду по корпусу корабля.
Зеркальный щит опустился на лицо, и его выражение было не разобрать. Он кивнул, развернулся и дёрнул рычаг шлюза, не колеблясь.
– Техническую зону на носу разнесло к чертям. Ты прав, бомба была там. Видимо, она же пробила кинозал и оранжерею, – Ворс говорил спокойно. Потрескивающий передатчик не выдавал его волнения.
– Третий уровень? – с трудом произнёс Николай. Нет, он не хотел знать ответа. На третьем тоже были люди.
– Раскурочен, – сухой голос в ответ. – Рубку пока не видно.
Минуты тянулись ещё мучительней, чем прежде. Николай держал трос, медленно отматывал его. А на другом его конце человек болтался в открытом космосе. Том самом бездушном космосе, что вот-вот убьёт их всех.
Говорить хоть что-то казалось не просто насущной необходимостью, а ключом к выживанию и здравому рассудку. Николай честно признавался себе, что в нём бурлит обычный страх – именно он гонит слова наружу.