Дмитрий, 14 лет, 1981 год
Летом, мне исполнилось четырнадцать лет. Мы только что переехали из района в город. Я привык жить за пределами города, где не было уличных фонарей и можно было видеть все звезды, сияющие на небе.
Город был шумным, деловым и многолюдным. Я чувствовал себя не на своем месте, как будто я не принадлежал ему. Мне чего-то не хватало.
Моей бабушки.
Она не переехала с нами, и у меня не было машины и прав, поэтому я не видел ее так часто, как мне бы хотелось. Хотя я все еще проводил с ней большинство выходных.
После того, как мы переехали, мои родители стали ссорится еще больше, но по мере того, как я становился старше, мой отец начал иногда замечать меня.
Этим летом было особенно жарко, моя кожа была липкой от влажности. У нас было три кондиционера. Один в гостиной, один в комнате моих родителей и один в комнате моего брата. У меня не было кондиционера. У меня даже не было окна.
Моя мама, как обычно, была пьяна, Александр был в оздоровительном лагере со своей медсестрой, а я сидел в своей комнате, читая книгу и слушая слабый кашель, доносящийся из комнаты моих родителей.
«Дима», – позвал мой отец, когда дверь в мою комнату распахнулась. Я остановился, бросив книгу на кровать, и замер. Внезапно его высокая фигура заполнила дверной проем, и он уставился на меня сверху вниз налитыми кровью глазами.
«Привет, пап», – ответил я, слегка улыбнувшись ему. «Что случилось?»
«Ты опять читаешь свои гребаные сказки?» – прорычал он, глядя на роман Жюль Верна «Дети капитана Гранта». «Сколько тебе, черт возьми, лет, парень?»
Я опустил взгляд на свои руки, чувствуя, как меня наполняет стыд, а лицо краснеет.
Он бросил неодобрительный взгляд на мою коллекцию маленьких солдат и машинок.
«Вставай», – приказал он, вступая в мое личное пространство и схватив меня за руку. «Пора тебе узнать, как быть настоящим мужчиной.»
Я не спорил, я не боролся, потому что он не был тем человеком, на чьей плохой стороне ты хотел бы оказаться. Я позволил ему вытащить меня из моей комнаты и из дома в его потрепанный УАЗик. Я не спрашивал его, куда мы едем или что собираемся делать. Я просто молча сидел на пассажирском сиденье и ехал.
Я с самого раннего детства знал, как себя с ним вести. Никаких вопросов, никаких споров. Я делал то, что мне говорили, и слепо следовал приказам. Самосохранение. Это были мои рассуждения.
В конце концов, это никогда не имело значения.
Ничто из того, что я делал, никогда не делало его счастливым и довольным мною, и ничто не могло смягчить удар или предотвратить его.
Он вывез нас из города в сельскую местность по извилистым гравийным дорогам. Мы проехали несколько километров, прежде чем он съехал с дороги и припарковался в траве у ряда густых кустов.
Мы сидели в тишине, пока он вытаскивал сигарету и зажигал ее. Он резко выдохнул, позволяя дыму заполнить кабину УАЗика. Я ждал, что он что-нибудь скажет, но он продолжал смотреть в лобовое стекло, пока его сигарета не превратилась в пепел.
Рискнув, я повернулся, чтобы посмотреть на него. «Что мы здесь делаем?»
Где бы здесь ни было…
«Я уже говорил тебе», – фыркнул он, не отрывая глаз от окна. «Пора тебе стать мужчиной и перестать читать детские сказки и играть со своими маленькими детскими игрушками.» Держа сигарету в одной руке, он потянулся за сиденье, ощупывая его. Он улыбнулся мне с темным блеском в глазах, когда его рука перестала двигаться, и он медленно отвел ее назад. «Это», – сказал он, сунув мне в руки ружье. «Это мужская игрушка. А у меня сзади есть еще, с чем мы можем поиграть.»
Держа ружье обеими руками, я чувствовал его большим и тяжелым, чуждым для своих рук. До того, как мы переехали, у меня был детский водяной пистолет, с которым я играл. Но это было другое, это было настоящее оружие.
Слишком очарованный оружием в своих руках, я не заметил, что отца уже нет в УАЗике. Громкий стук в окно испугал меня, и я начал возиться с ружьем.
«Хватит валять дурака. Выходи из машины», – крикнул мой отец снаружи УАЗика.
Осторожно держа ружье, я вылез из машины, хлопнув дверью за собой, и увидел, что мой отец уже уходит вперед от меня. В одной руке он держал две винтовки за стволы, а на другом плече у него висела большая дорожная сумка. Побежав за ним, я последовал за ним через густые кусты, которые открывались на пустое поле.
«Что мы здесь делаем?» – спросил я его, когда он присел на землю и начал распаковывать свою сумку.
Он посмотрел на меня и закатил глаза. «Мы будем красить друг другу ногти и говорить обо всех симпатичных мальчиках в школе», – издевается он. «Какого хрена, по-твоему, мы здесь делаем?»
Присев рядом с ним, я наблюдал, как он вытаскивает пули разных размеров и заряжает разные обоймы. Он разговаривал со мной, как с равным. Он подробно объяснил мне механику каждого оружия, включая автомат Калашникова. На тот момент, я не задавался вопросами, откуда у него столько оружия и что он ими делал.
После того, как он показал мне, как заряжать и разряжать оружие и как с ним безопасно обращаться, он расставил несколько мишеней по всему полю.
«Что дальше?» – спросил я его, когда он подошел ко мне и протянул винтовку.
«Ты будешь стрелять», – ответил он, приподняв приклад винтовки к плечу и заглянув в прицел. «Ты целишься в прицел и во что хочешь попасть», – он замолчал, направив ствол на одну из мишеней и быстро нажал на курок. «А потом стреляешь.»
Прищурившись, я пристально посмотрел, увидев дыру в центре мишени. Я оглянулся на него и увидел, что он улыбается мне.
«Давай сделаем из тебя мужчину», – продолжал он улыбаться. «Теперь твоя очередь.»
Мы провели остаток дня вместе на нашем импровизированном стрельбище. Впервые, он обращался со мной так, будто я не был ничтожеством, и вел себя так, как, я думаю, большинство отцов ведут себя со своими сыновьями.
Это был лучший день, который мы когда-либо провели вместе. Это было единственное хорошее воспоминание, которое у меня было с отцом.
Если бы мы знали тогда, к чему все приведет… возможно, он бы никогда не дал мне в руки оружие.