Арни велел описать мой типичный день. Да ради Бога!
Быть литературным агентом – это встать в четыре утра, чтобы созвониться с Германией. На дикой смеси языков объяснить фройляйн-секретарше, кого мне надо. Потратить пятнадцать минут, а потом получить ответ: «Ой, а он только что вышел!»
Крикнуть «Ну и хенде хох с тобой!» и яростно швырнуть телефон в угол кровати.
Попытаться уснуть. Столкнуть с кровати Ронского-Понского, который чего-то от меня хочет. Понять, что Ронский-Понский хочет пи́сать и ему нужно открыть дверь.
Встать, открыть, закрыть, лечь.
Заглянуть в электронную почту и обнаружить там тридцать шесть писем. Десять из них – спам, на двадцать шесть надо ответить. Шесть – от партнёров и клиентов. Двадцать – от графоманов, которые хотят от меня денег.
У писателей, которые не умеют писать, есть общее свойство – они не умеют ещё и читать. Они не читают классиков, поэтому не понимают, что такое хорошая литература. Они не читают современников, поэтому не понимают, насколько им далеко даже до среднего уровня. Но больше всего меня огорчает, что они не читают мои инструкции. На моем сайте чёрным по белому написано, что́ именно мне нужно присылать.
Но графоманам всё пофиг. Каждый день они шлют философско-эротические триллеры с элементами фантастики, мистические одиссеи капитана Пулемёта, трактаты «Как нам обустроить Россию (Америку, Евразию, Вселенную и т. п.)» и любовные романы, в которых достоверно выглядят только фамилии авторш. Весь этот полет мысли я безжалостно удаляю, а писателям отправляю вежливый отказ. В коллекцию идут только рукописи о жидомасонском заговоре.
Они похожи друг на друга, как яйца на полке холодильника. Каждая из них начинается с вопроса «Почему везде они?» и заканчивается списком бредовой литературы, опубликованной в полуподвальных издательствах начала 1990-х. Список всегда одинаковый.
Пишут это не кто-нибудь, а лучшие сыны человечества, которые хотят протереть ему глаза. Лучших сынов я временами зачитываю в хорошей компании. Народ ржёт до слёз.
На письма у литагента уходит полдня: сначала всем ответить, потом свои послания настрочить.
В Индию: «А как там поживает книжечка про таракана Стефана?»
В Японию: «Я понимаю, что вы хотите опубликовать труды физика Гольдштейна, но, во-первых, у Гольдштейна нет трудов, у него есть только несколько статей, а во-вторых, у меня нет самого Гольдштейна: он не отвечает на звонки».
В Нью-Йорк: «Есть отличная книга Соколовой „Второй брак“ – хотите? Из неё вы узнаете, почём фунт лиха на Руси».
В Россию: «Нет, в этом году я не еду на Московскую книжную ярмарку».
Ещё в Россию, ещё в Нью-Йорк, ещё в Чикаго и в Атланту…
Телефон: «Дзинь!»
– Хэлло…
Общаюсь с Кевином. Потом – с Мелиссой, потом – с газонокосильщиками, которым не заплатила на прошлой неделе. Всем обещаю, что требуется, вырубаю телефон и сажусь читать рукописи.
В этот момент начинает мигать «Скайп» – Артур, клиент, переписал четвёртую главу и хочет, чтобы я на неё взглянула.
Пишу: «Артур, солнышко, мне НЕКОГДА. Почитаю, когда напишешь ВСЁ!»
Артур обижается: «Я и не прошу тебя читать – ты только посмотри!» И начинает высылать четвёртую главу через «Скайп». Кусками.
Я отключаю интернет и иду на террасу – сидеть в кресле, пить кофе и ЧИТАТЬ.
В ворота: «Бум! Бум! Бум!»
– Ну что ещё?
На пороге стоит парень с кучей цветастых журналов в руках.
– Мэм, мы собираем пожертвования в Фонд помощи молодым дарованиям.
У меня загораются глаза.
– И вы принесли мне их на дом?! Очень мило с вашей стороны.
– Нет… Но…
– Послушайте, молодое дарование – это я. Вы хотите мне помочь – замечательно, давайте сюда пожертвования и валите. Мне НЕКОГДА!
Денег мне не дают. Вспоминаю, что мне на счёт должны прислать 500 долларов за только что проданную азбуку. Включаю компьютер, проверяю – хрена! Звоню в издательство:
– Где?
Мне отвечают, что завтра всё будет, тысяча извинений. Только кладу трубку – «дзинь!» Менеджер газонокосильщиков:
– Где деньги?
– Завтра всё будет. Тысяча извинений.
Мне все надоели, я беру журнал, иду в ванную и узнаю, что в свет вышла обалденная книжка про Китай. Полчаса думаю, в какое бы российское издательство её можно пристроить… Топлю журнал в ванной. Чертыхаюсь, злюсь и в очередной раз клянусь не читать у воды.
На часах – восемь вечера. День прожит, к смерти ближе.