После семейной ссоры прошло два дня. Лиза работала в клинике, а возвращаясь домой, погружалась в соцсети, совсем не замечая своего парня. Безразличие лишь увеличивало шансы на полный раздрай, но уходить от Ивана в неизвестность она не спешила. Следуя нехитрому плану, девушка наняла риелтора для покупки квартиры в Москве. Риелтор с ходу предложил несколько вариантов, полностью соответствующих накопленной денежной массе. Ваня невольно подслушал телефонный разговор с продавцом недвижимости и расстроился, оттого что хорошо знал Лизавету – если она что-то решила, значит, остановить её уже невозможно. И потому Бунтовской терпеливо ждал, как и чем разрешится конфликт.
Несмотря на грядущий разрыв, Иван не забыл о ночном приключении. Кухонный кошмар стал вызовом – перчаткой, хлещущей по щекам. Будто, кто-то нарочно будил в нём скрытые возможности через страх и плач ребёнка. Ваня чувствовал, что преследующие фантомы становятся непонятней и таинственней, они нависают над ним вопросом, призывая ответить.
Отвлекаясь от домашних проблем, Бунтовской искал утешение в работе. Он добросовестно выполнял задания босса, а вечером спускался в метро. На станции «Строгино» присаживался на лавочку в центре зала и ждал. Его просто тянуло именно сюда, как влечёт грибника в осенний лес, а парашютиста несёт к земле. И грибник, и храбрец, ныряющий в облаках – оба экстремалы, подвергающие свою жизнь опасности. Первый может отравиться ложными опятами или другими поганками, у второго – вариантов распрощаться с телом ещё больше. У Ивана задача куда проще; так почему бы не начать поиски с самого очевидного.
Бунтовской заглянул в опорный пункт полиции. Не терпелось поговорить с лейтенантом Лебедевым, чтобы узнать о судьбе лохматого парня. Нужно понять, есть ли связь между наркоманом, мальчиком из ночного кошмара и душевными страданиями последних дней.
Ваню встретил дежурный офицер. Капитан сидел за рабочим столом похожим на школьную парту. Полицейский перелистывал бумаги, что-то писал. Иван представился знакомым Лебедева. Просил подсказать, когда начнётся смена лейтенанта. Дежурный своим ответом озадачил: человек с такой фамилией ему незнаком, и в метро на его участке нет – ни Лебедева, ни Кукушкина, ни даже Альбатросова. Может быть, лейтенант служит в другом месте и совсем не в метро, или, возможно, Ване всё приснилось? Такой ответ получил Бунтовской от дружелюбного капитана.
Попытка найти простое решение, оказалась провальной. А что если не было никакого Лебедева и расчленённый наркоман тоже вымысел – как не было плачущего пацана на кухне. Может быть, нужно избавиться от ненужных мыслей и просто жить? Наслаждаться тем, что можно пощупать, купить и выбросить, когда надоест. Надо помириться с Лизой, предложить ей руку и сердце, создать эдакую московско-саратовскую ячейку, а далее, вернуться к делам практичным, а не бродить по огромному городу в поисках несуществующих фантомов.
Вероятно, Иван сошёл с ума, но следующим вечером он снова приехал на известную станцию и с маниакальным упорством чего-то ждал.
Первый час ночи. Поезда ходят всё реже и реже. Людей на перроне нет. Ещё полчаса и метро закроется. Ваня сиротливо вздыхал посреди пустого зала.
Прибыл поезд, высадил запоздалых пассажиров. Люди засеменили к эскалатору, через минуту скрылись. Вдруг послышался мужской голос. На дальней стороне перрона человек в чёрной форме, держа ребёнка за руку, что-то ему объяснял. Мальчишка в очках смотрел снизу-вверх на полицейского, а затем, о чём-то договорившись, они вместе спустился на рельсы. Не мешкая и полицейский, и парнишка смело отправились в тёмный туннель. Ване показалось, что это тот самый лейтенант Лебедев и тот самый мальчик-шахматист из поезда. Ваня спрыгнул вниз, пошёл следом. Он потерял из виду странную парочку, но чувствовал, что мужчина и пацан за поворотом: в метрах пятидесяти от него.
Аккуратно, чтобы не споткнуться, Бунтовской пробирался вдоль пыльных проводов. Свет в туннеле был слаб, но достаточен, чтобы видеть препятствия под ногами. Знакомясь с новыми ощущениями, Ваня чувствовал себя словно на охоте. Это, конечно, не сафари в Африке и сравнить нельзя – потому что тот, за кем он крался, был неведомей и опаснее самого хищного зверя.
Послышал шум. Приближался поезд: последний состав, что должен был отвести Ивана домой на поклон к Лизавете. Заметив выступ, а далее дверь, ведущую в одну из комнат подземки, он нырнул в проём. Так близко, в таком интересном месте Ваня никогда не наблюдал сверкающий огнями состав. Несколько секунд поезд грохотал скрипом креплений и перестуком колёс. Затем исчез последний вагон, и стало тихо. Иван покосился на дверь. Она заперта на громоздкий замок весь покрытый ржавчиной. Дёрнув за ручку, убедился в крепости петель; после шагнул на бетонные шпалы, продолжив движение в лабиринте туннеля. В полумраке услышал неразборчивое эхо. Ещё десяток секунд и тенью мелькнул силуэт лейтенанта. Под светом одинокой лампы полицейский, что-то снова поучительно говорил ребёнку. Но что они делают здесь? Почему парнишка не спит в своей кроватке, а разгуливает по ночам?
Иван спрятался за угловатой металлической балкой. Это был действительно Лебедев. Присев, он ласково, по-отцовски теребил пацана по светловолосой макушке, как любимого, родненького. Но парнишке совсем не нравилось, как с ним обращаются. Мальчик морщил кожу на лбу, отводил глаза, сжимал кулачки.
Полицейский встал в полный рост, достал из кармана форменных брюк небольшую коробочку и, откинув крышку, что-то высыпал себе на ладонь. Взмах руки, и в воздухе сверкнули серебряные огоньки. «Он что решил развлечь малыша фокусами? – мелькнула забавная мысль. – Колдовство началось? Волшебная пыль из шкатулки?.. ну-ну…»
Искры выглядели мистически привлекательно. Они парили, мерцали, кружились – пока бесформенное образование, не приняло идеальную форму шара в человеческий рост. Серебряная сфера зависла над бетонным полом, не касаясь тонкого слоя пыли. От шара исходили лёгкие колебания, которые Иван уловил, словно его обогнула низенькая морская волна. Сигнал был нечётким, призрачным, но явственным, как невидимый воздух зимы.
Первым исчез паренёк. Сделав всего шаг, он скрылся в сверкающих огоньках портала. Перед тем как последовать за мальчиком, лейтенант оглянулся. Можно ставить сто против одного, смотрел он именно на балку, за которой таился Бунтовской. Ваня зажмурился, в надежде стать ещё не заметнее. Полицейский прощально пожал плечами, что-то прошептал и ушёл в марево перехода, оставив после себя, только мигающие искры магического шара.
…Полчаса назад Иван, сидя на лавочке, размышлял, сомневаясь в своих видениях. Взвешивал ошибки и почти уговорил себя не замечать туманных фантомов; он хотел забыть о хныкающем мальчишке в шкафу… но куда исчезли полицейские и пацанёнок в очках?
– Ничего себе вечерок! – прошептал Иван. – Что б меня!..
Серебряный шар медленно крутился, словно заигрывал с ним; шар призывно звал присоединиться к поискам ответа. Ваня, почему-то вспомнив Лизу, смело запустил руку в бездну мерцающих огней, и пальцы почувствовали стужу. Внутри серебряных искр холод и пустота. Там за порогом яви Ивану представился великий, загадочный космос – неведомый, притягательный, леденящий. Бунтовской ощутил восторг и страх, сравнимый с детским знанием, что путь не вечен, что ждёт его на небе Боженька; но здесь на перепутье можно поменять судьбу. Вращающаяся сфера огней открывала новую дорогу, которая виделась далёкой… бесконечной… но мглистой и опасной…
– Что тебе дома-то не сидится? – сделал маленький шаг Иван и тут же исчез в искрах таинственного портала.
***
Длина ресниц, цвет глаз – всё было, как прежде, но что-то изменилось. Ещё вчера у Лизы были русые волосы до плеч: такие нежные, родные, пахнущие карамелью. Ваня сотни раз просыпался рядом, поправлял её локоны, радуясь утренней встрече. Но сейчас на него смотрела совсем другая девушка. «Перекрасилась, что ли? Да ещё… подстриглась?.. зачем так коротко?» – изумлялся Иван.
Хотя ей идёт. Огненно-рыжий цвет совсем неплох. Она выглядит, как-то особенно: горячо и ярко. Свежий образ дарил жажду эмоций.
– Вставай, говорю, – толкнула его плечо девушка.
Бунтовской зарылся с головой под одеяло, разрешив рукам гладить её везде.
– Нет, Иоганн, не сейчас… на службу пора. Вставай! – сопротивлялась рыженькая.
Ваня невинно выглянул из-под укрытия, понимая, что пора остановиться.
– Иоганн?.. я что, похож на композитора? – пробурчал он.
Прикоснувшись босыми ступнями к полу, почувствовал тепло. Подогрев работал отменно. Пяткам комфортно, почти как на пляже в Турции. Как приятно ступить на тёплый пол. Так!.. стоп!.. но кто его согрел, вернее, что?.. откуда взяться тёплым полам в «хрущёвке», построенной ещё в прошлом веке, ремонта в которой не было уже лет десять, если не больше! Дом готовят под снос, это не квартира, а привет из прошлого – из далёкого советского прошлого. Мебель в квартиру приобреталась только по крайней необходимости: в том году шкаф из «Икеа», дешёвый диван, которому пара на костёр, небольшая кушетка, простенькая кухня без вытяжки, а ещё достался от бабушки дубовый комод – и вдруг подогрев пола? Да, ладно!
Ваня разглядел просторную белую комнату с высокими потолками. Повсюду новая мебель: зеркальный шкаф-купе, широкая кровать с мягкой спинкой, женский столик с выдвижными ящиками, цветные пуфики, стульчики, коврик. Огромные окна от пола до потолка закрыты шторами. Над кроватью, на стене висят десяток фотографий в серебряных рамках. На двух снимках Бунтовской заметил своё изображение рядом с Лизой. Над рамками лепестки светильника. Изящные фонарики везде – и над фотографиями, и на потолке, и на козырьке шкафа.
Один из лепестков поймал солнечный лучик, весело сверкнув в ответ; а Ваня вспомнил мерцающий шар из метро. Тут же сами собой ожил образ лейтенанта и парнишка в очках: полицейский, что-то шептал, пряча в карман свою серебряную шкатулку – у мальчика-шахматиста в руках колода карт. Пацан улыбался щербатым ртом и словно иллюзионист ловко жонглировал шестёрками и тузами.
– Во сколько я домой пришёл? – насторожился Бунтовской.
– Перестань… это уже не смешно, – потянулась девушка.
– Я серьёзно. Где мы? Ты квартиру купила?
– Купила… лет пять назад. У тебя снова приступ фантазии, Иоганн? Хорошо себя чувствуешь?
– Не совсем, – Ваня подскочил с шёлковой простыни, расшитой голенькими Купидонами.
Купидоны-пухляши метились маленькими луками, улыбались и подмигивали. Они издевались, смеялись над ним… и не только они. Само провидение хохотало в блеске серебряных искр: её причёска, тёплый пол, новая мебель, неизвестная квартира – что ещё изменилось? Что произошло после того, как он ступил в серебряную сферу?
– Год? Какой сегодня год? – решив, что очутился в будущем, оживился Иван.
– Ну, началось! Бут, ты иоганнку-то не валяй! Сделай мне яичницу с беконом, да поживее. И, будь добр, прекрати глупые игры.
Рыжеволосая указала пальцем на круглую арку.
– Если ты забыл, где кухня… иди за мной, я тебе покажу.
Накинув лёгкий халат, девушка фыркнула. Ваня почувствовал её запах. Проводил взглядом известное и совсем незнакомое тело, а затем увидел своё отражение в зеркальных дверях шкафа-купе.
Что стало с причёской? На голове разноцветные перья, наголо сбриты виски; обе брови и верхняя губа во множестве мест пробиты пирсингом. Это просто ужас! А ещё на нём стринги – и почему-то красного цвета. Трусы так врезались между половинок, что захотелось разорвать их в клочья. Бунтовской нахмурился гроздью металлических колец и снял с себя позор парня со Сходни, оставшись голышом.
– Что за бред-то, блин?! – выбросив трусы, куда-то за кровать, возмущался Иван.
Откатив дверь шкафа-купе, он обнаружил три полки, заполненные мужскими вещами. В отглаженной стопке нашёл короткие шорты с германским флагом на заднем кармашке.
– Ты чего в Баден-Баден собрался? – рассмеялась рыжеволосая, наблюдая, как Ваня натягивает на голое тело шорты. Затем, будто что-то вспомнив, прикрикнула, подгоняя его: – Иоганн, соберись! Или ты в цирке мозги оставил? Готовь завтрак, а я в душ… опаздываю!
Кухня оказалась вместительней, чем самая большая комната в его «хрущёвке». Всё в ней сверкало и радовало. Огромный холодильник, каменная столешница, мойка в цвет столешницы, ящики, шкафчики, полочки, а серебряные ручки, начищенные до блеска, каждым бликом напоминали о волшебном шаре – и мире, перевернувшимся с ног на голову.
Ваня открыл холодильник. Картофель, морковь, капуста и прочие овощи – всяк стручок на своём месте. На верхней полке под лампочкой обнаружил яйца и бекон. Оставалось найти сковороду, растительное масло и лопатку, но вместо этого он включил воду.
Тёплая струя омывала ладони. Ваня брызгал себе на лицо, совсем позабыв о завтраке. Минуту он смотрел, как утекает в дырку вода, потом схватил куриные яйца, вскинул руку и потряс несостоявшимися цыплятами, словно погремушками, слегка по-испански пританцовывая.
– Она назвала меня, Иоганн? Я что… музыкант?
Возможно, музыкант, может быть, нет, но что делать с завтраком? Ваня осмотрелся. Мелькнула мудрая мысль, что без телевизора жизнь не имеет смысла. И действительно, как можно существовать человеку, даже в будущем – без вездесущей рекламы, без песен пучеглазых королей эстрады и новостей, отрывающих от повседневных проблем.
Прямоугольное стекло больше метра в ширину, обрамлённое тонкой серебряной рамкой, крепилось к стене прозрачным кронштейном. Ваня подошёл к предполагаемому телевизору, шлёпнул попкой яйца в середину экрана.
– Где мой завтрак? – выйдя из ванной, раздражённо спросила рыжая. Заметив, чем занимается её парень, снова послышались нотки раздражения: – Ты стулом бей со всей дури… как умеешь.
– Просто пошутил, – пряча руки за спину, улыбнулся Ваня.
– Включить телевизор, первый канал, – на выдохе скомандовала девушка и, цокнув язычком, вышла из кухни.
Экран вспыхнул сияющими огнями сцены и танцующими в блеске софитов людьми. Четвёрка молодых певцов: две девушки и двое парней с ещё более странными причёсками, чем у Ивана – напевали мелодию, напоминающую знаменитый хит группы «АББА» про деньги. Зрелище, конечно, диковинное, когда телевизор включается с помощью голосовой команды, но не приводящее в трепет.
Бунтовского посетила разумная мысль: было бы неплохо, чтобы борщи и яичницу в этом доме готовила машина-автомат. Всего лишь нужна команда, и из холодильника пища сама, прямо по воздуху или по магическому конвейеру попадёт в духовку. Осталось узнать, что говорить кухонному кашевару и забыть о готовке. Но на кухню снова зашла рыжеволосая. Отбивая желание, мечтать, она хмурилась тонкими бровками.
Российская медицина сделала гигантский шаг вперёд, если её сотрудники носят такую привлекательную и, можно сказать, вызывающе сексуальную одежду. На Лизе выразительная, строгая форма. Чёрный китель смотрелся просто очумело, а юбка чуть выше колен снова будоражила кровь. На плечах кителя плетённые змейкой погоны, на голове чёрная пилотка, прошитая по краям белыми вставками, на стройных ножках классические туфли на невысоком каблучке. Только почему петлицы со скрещёнными костями? Такая же эмблема и на пилотке. Что за пиратские символы? Народ у нас креативный, но не настолько же.
Девушка приблизилась к Ване. Она не шипела, не извивалась, не жалили, но всё равно напоминала чёрную мамбу, только в пилотке.
– Спасибо, Иоганн, за завтрак! Спасибо, любимый, что накормил!
– Прости меня. Я не в себе, – пожал плечами Иван.
Ему хотелось сбежать от рыжей. Выйти из квартиры, уйти в лес или нырнуть в метро, а там затаиться, пока не вернётся назад его прошлое. Стараясь не переиграть в безразличие, он спросил. Вопрос звучал глупо, по-детски.
– Подскажи, дорогая… где мои ключи от входной двери? Что-то я сам не свой. И сон странный приснился…
– Ты всегда начинаешь издалека. Вот только не рассказывай мне о русской Москве. Мне надоело, наслышана! А ключи твои на дне запрещённого юмора, Иоганн. У тебя ещё день домашнего ареста, помни об этом.
В совокупности с формой, очень похожей на мундир подразделения СС, взгляд девушки казался зловещим. Сейчас начнётся пытка. Она достанет пассатижи, и если Иван скажет, что подзабыл об аресте, то рыжая вырвет ему все ногти на руках и на ногах вырвет тоже.
– Я помню… – почти шёпотом ответил Бунтовской, присев на стул с изогнутой хромированной спинкой. – Я никуда не пойду. Буду ждать тебя дома.
Рыжая пронзительно посмотрела на Ивана, подошла так близко, что их колени соприкоснулись. Она прижала ладони к гладко выбритым щекам, наклонилась и страстно поцеловала в губы. Непривычно мешал пирсинг, но Ваня с удовольствием ответил, нежно целуя чувственный рот.
– Я люблю тебя, не смотря, ни на что! – девушка коснулась пилотки, залихватски сдвинув её набок. Теперь она походила на сытую, чуть пьяную кобру. – Будь хорошим мальчиком, Иоганн. Не нарушай закон и всё будет прекрасно.
***
Входная дверь закрылась, автоматически сработал замок. Бунтовской остался один. Он сидел за столом на кухне и пялился в телевизор. Шёл концерт. На сцене стоял здоровущий конферансье, за его спиной на экране косяком летели журавли, а зрительный зал аплодировал стоя.
– Ну, дела! – причмокнул Ваня.
Ведущим оказался знаменитый актёр, Арнольд Шварцнегер – тот с могучими мышцами, что носил бревно на плече и голым прилетает из будущего. Рослый, широкоплечий мужчина с неземной тоской, излучая вселенское горе, объявил песню: «Летят журавли». На сцену вышел средневозрастной толстячок во фраке, с длинным носом, похожий на зажравшегося стрижа. Под мелодию, знакомую каждому человеку, рождённому на просторах бывшего Союза, он запел о погибших солдатах.
– Да перестаньте… не может быть, – отвернулся от экрана Иван.
Его волновало совсем другое. Сделав шаг в серебряный шар, он каким-то фантастическим способом очутился в ином мире – этот факт не вызывал сомнений. «И всё же она прекрасна! – вспоминая девушку в обтягивающей юбке, подумал Бунтовской. – Но почему Лиза в таком наряде? И что за странные символы с костями? А погоны?.. а Арнольд?»
Ваня подошёл к зеркалу, бережно, чтобы не поранить себя, стал отстёгивать бусинки на шпильках и прочие металлические предметы. Он вытащил из брови несколько колец, освободил уши от семи легковесных серёжек. Всё богатство высыпал на стол рядом с яйцами и беконом.
– Так будет лучше, – потянулся Иван, заглянув во вторую комнату.
Комната оказалась такой большой, что в ней можно играть в футбол. И вообще, квартира удивляла, каким-то эффектным колоритом. Всё в ней было диковинно. Но в целом жилплощадь понравилась.
Уединившись в уютном туалете, Иван воспользовался розовым унитазом, а затем проверил наличие горячей воды в шикарной ванной, сравнимой с маленьким бассейном. Вернувшись на кухню, подошёл к окну. Сделав дырочку в яйце, Иван посасывал белок, свободной рукой ощупывая странные шторы, сделанные из непонятного материала.
Шторы запросто пропускали неяркий свет с улицы, наполняя кухню золотом сентября. Ваня одёрнул шторину в одну, затем в другую сторону. Ничего не вышло. Вверху и внизу края ткани фиксировались в раздвижных пазах – не сломав, не сдвинуть.
– Сим-сим, хочу видеть город! – громче обычного произнёс Ваня, понимая, что не только телевизор включается голосом.
Но шторы не шелохнулись. Тогда Иван сказал спокойно, уже всерьёз:
– Открыть окно.
Медленно и плавно каждая из половинок, когда-то цельной преграды, разъехались по углам. Окно открылось полностью, и Ваня замер, увидев перед собой неизвестный город. От русской Москвы не осталось и следа. Это был абсолютно чужой мир.
Он находился в высотке. Сравнив с домами неподалёку, примерно измерил количество этажей: навскидку, двадцать пятый. Справа и слева, и прямо вдалеке за изгибом реки, видны сотни одинаковых зданий. Какие-то выше, какие-то ниже, но все построены в одном стиле, сверкающих домов-свечек. Внизу между высотками, словно кустарник в джунглях, пригрелись трёх или семиэтажные постройки – это торговые комплексы, школы, спортивные залы и бог весть что ещё. Все дома и высоченные, и коробочки внизу располагались с невероятной точностью.
Между зданиями чёткими линиями с яркой разметкой пробегали автодороги, создавая, где-то одностороннее движение, где-то сливаясь, словно весенние ручьи дороги превращались в оживлённые магистрали. Магистрали, в свою очередь, пересекаясь между собой, рождали кольцевые развязки, похожие с верхотуры на громадные гнёзда драконов. Масштабы Москвы поражали грандиозностью. Совокупность небоскрёбов, стреловидных дорог и переплетёных развязок – производили нереальное впечатление.
Футуристическая картина подогревалась удивительным фактом. Ваня заметил, что машины, передвигающиеся по городским шоссе, всего двух цветов: чёрного или белого. Оттого правильность одинаковых расстояний выглядела ещё поразительнее: светлое авто, за ней в трёх метрах чёрная машина, затем снова в трёх метрах белая, далее, на таком же расстоянии чёрная. Завораживающей, бесконечной вереницей машины двигались пять рядов в одну сторону, пять в другую. Ехали они безостановочно, синхронно и довольно быстро. Некоторые автомобили шустро сворачивали с центральных дорог, проникая к магазинам и во дворы. Парковались они организованно, ничуть не мешая остальным участникам. Шашечный порядок движения наводил на мысль, что управляют гигантским потоком совсем не люди.
Иван проследил за одной машиной. Ярко-оранжевый автомобиль сбавил скорость; плавно свернув, устремился вглубь жилых строений. Остановившись во дворе дома, где сейчас находился Иван, задняя дверь откинулась вверх, из машины вышли три человека в синих комбинезонах. Неторопливыми действиями и вальяжной походкой люди в спецодежде напоминали сотрудников службы ЖКХ. Лиц, конечно, не разглядеть, но по тому, как мужчины не торопясь выгружали ящики с инструментами, стало понятно – ребята знают себе цену.
– Перекройте стояк! В четыреста первой квартире протечка унитаза! – громко скомандовал Ваня и вдруг почувствовал вибрацию у себя за спиной.
Он ощутил уже знакомый холод и воздушные колебания, скользнувшие по стенам; пространство дрогнуло, раздался еле слышный хлопок, посередине кухни образовалось мерцающее марево, из которого материализовался мужчина. Пришельцем оказался тот самый – лейтенант Лебедев.
Бунтовской знал, что этим всё и закончится: или его инопланетяне похитят, или попадёт он в поток энергии, а когда очнётся, то узнает, что унесло Ванюшу в мир, где всё наоборот – где рыбы ходят на двух ногах, а у людей есть жабры и плавники.
– Наконец-то мы встретились. Ну, здравствуйте, Иван! – приветливо сказал полицейский из метро, только без формы. На рыбу он был не похож, дышал свободно, вполне расслабленно. – Пришло время познакомиться ближе. Моё имя Александр, фамилия Фогель. Но вы Иван, можешь звать меня просто Алекс.
Не упуская ни малейшей детали, Бунтовской впился взглядом в нежданного гостя, быстро оглядев его от замшевых туфель до идеальной причёски.
Господин Фогель молод – вероятно, нет и тридцати. Светлые волосы зачёсаны назад. Виски гладко выбриты, словно только что посетил парикмахера. У него осанка как у военного. Видна выправка… хотя, возможно, всё дело в занятие спортом. Он похож на пловца. Походка лёгкая, слегка небрежная – идёт, как плывёт. Вот только рост не выше метра восьмидесяти. С такими габаритами пловцу олимпийских медалей не видать, если перед стартом скипидаром густо спину не смазывать. Но судя по живым глазам, скипидаром Фогель не пользовался и алкогольной или другой вредной зависимостью не страдал.
Одет Алекс несовременно. На нём серые брюки свободного покроя, лёгкие туфли, свитер с воротничком; в руке он сжимал перчатки из тонкой кожи. Напоминал Алекс игрока в гольф. В доказательство не хватало клюшек за спиной и стука о пол, рассыпавшихся мячиков.
– Вы слегка шокированы. Понимаю. Давайте присядем, – предложил Фогель.
– Да-да, конечно, – задумчиво отреагировал Ваня.
Ещё несколько часов назад город-герой Москва радовал Ивана незамысловатой архитектурой станции метро «Строгино», как вдруг всё изменилось – и город, и любимая девушка, и он сам; а лейтенант Лебедев превратился в Алекса Фогеля… а его Лиза, вообще, непонятно кто.
Голова у Ивана соображала быстро, может быть, не всегда точно давая оценку происходящему, но сегодня права на ошибку нет. Надо думать, запоминать, анализировать молниеносно. Иоганн на немецком наречии звучит, как его собственное имя – Иван. И потому вывод напрашивался сам собой. Возможно, он в таком мире, где русские люди зовутся немецкими именами. Но почему немецкими? Чертовщина какая-то!
Фогель вёл себя уверенно, по-свойски. Он присел на стул.
– Понимаю ваши чувства. Вы переживайте и слегка напуганы, – сказал Алекс.
– Заметно, что я взволнован? – сел напротив Иван.
– Любой на вашем месте растерялся бы. Не каждому дано пережить подобный опыт, а очутиться в параллельном мире удаётся лишь избранным.
– В параллельном? – переспросил Бунтовской.
– Так точно. Именно в параллельном. Шаг за грань, это величайшее из приключений, – улыбнулся Фогель. – Вам повезло.
– Надеюсь, приключение принесёт мне только радость, – поёжился Ваня.
– Разумеется, – кивнул улыбчивый гость. – Поскольку немного вижу будущее, а хорошо зная прошлое, настоящее воспринимается особенно.
– Вы не полицейский? – догадался Бунтовской.
– Вовсе нет. Лейтенант, это вымышленный персонаж. Русская фамилия Лебедев вполне созвучна с немецкой, Фогель. В твоём мире я пользуюсь русскими именами, здесь же ношу имя, данное мне при рождении. Понимаешь меня, Иван? – перешёл на дружеское «ты» Алекс.
– Интересно, – кивнул Ваня. – Вы и мальчишка заманили меня в метро, запудрили мозги серебряной пылью, вероятно, обозначая вход в портал… а потом я попал в эту квартиру. Но, как я очутился в постели… и с кем?
Бунтовской задумался, вспоминая ту, с которой проснулся утром.
– Эльза Мартенс. Кармическая сестра Лизаветы Мартенс, – подсказал Фогель.
– Эльза сестра Лизаветы, – покосился на Фогеля Ваня. – Если всё так и мир параллельный… значит, существует и мой брат… моя копия.
– Ты очень сообразителен, но об этом чуть позже, – продолжал улыбаться Алекс.
Бунтовской перевёл взгляд на окно.
– Где же мы тогда? Что это за город?
– А давай-ка я покажу, – хлопнул перчатками о ладонь Фогель.
Он поднялся со стула, подошёл к окну, жестом подозвал Бунтовского. Ваня послушно встал рядом.
– Видишь шоссе, Иван? Приглядись, у дороги рекламные щиты. Кто изображён на одном из них?
Придорожная реклама работает в любом из миров. Обычно на щитах пишут лозунги различные финансовые компании; чаще банки тратят деньги, предлагая населению раскошелиться или взять кредит; иногда чиновничий бизнес размещает на баннерах белокурых моделей, чтобы наврать – мы такие же, как вы!.. мы часть простого народа! Но сегодня реклама была особенной, можно сказать, вопиюще пугающей. Подтянутый старичок в военном кителе с седовласой чёлкой и чёрными, прямоугольными усиками, вскинув руку, приветствовал горожан, проезжающих мимо.
– Это же, Адольф Гитлер! – приподняв искалеченную дырочками бровь, удивился Иван. – Это что, розыгрыш?
Алекс повернулся к включённому телевизору.
– Прочитай, пожалуйста, что здесь написано.
Мальчиковая группа исполняла душещипательную песню. Внизу экрана бежала текстовая строка: чьи-то номера телефонов и прочая реклама от магазина ритуальных услуг до сайта, торгующего авиабилетами. Но самое невероятное, что увидел Ваня, это буквы.
Бунтовской читал сообщения одно за другим. Остановился на поздравлении с днём рождения Франца от Отто и Люси. И совсем не имена смущали Ивана – поражали сами слова, – все они написаны латинскими буквами на немецком. Это означало, что Иван говорил, читал и думал на неизвестном ранее языке.
– Что-то я не пойму, мы в Германии, что ли?
– Совершенно верно, друг мой! Мы в мире, где во Второй мировой победил рейх, – раскрыл тайну Фогель. – На рекламном щите вождь нации Адольф Гитлер, в телевизоре ты видишь немецких артистов, а на дорогах германские машины и арийский порядок. Мы в Германии, Иван!
Лицо вождя истинных арийцев узнаваемо даже из квартиры на двадцать пятом этаже. Седые волосы, усталые от возраста глаза и морщинистый лоб сообщали, что изображённому на щите Адольфу далеко за восемьдесят. Его взгляд устремлён в будущее, а вскинутая рука, указывает путь потомкам. Белые и чёрные немецкие авто едут мимо, зигующего фюрера, и на секунду показалось, что люди, сидящие в машинах, потому и не управляют транспортом, оттого что руки их заняты радостным возвеличиванием тирана. Загибая напряжённую ладонь, пассажиры что-то дружно восклицают, и Ваня уже слышит страшные слова.
– Невероятно! Адольф и сейчас живой?
– Фюрер покинул наш мир, – перестал улыбаться Алекс. – Но это неважно. Ты пойми, Иван. Так случается, когда одна страна побеждает другую. Нюрнбергского процесса нет и красных знамён над рейхстагом тоже. А что мы имеем? Германские флаги над разрушенным кремлём и уничтожение прежнего порядка. Главный заступник повержен, а когда нет России-матушки, кто защитит слабых? И потому, эта планета принадлежит исключительно немцам – это держава арийских победителей, Иван!
– Невозможно в такое поверить, – поражался Ваня и не осознанно сам перешёл на «ты». – Алекс, кто ты такой? И почему я здесь?
– Прекрасный вопрос, – похвалил Фогель, скрестив руки на груди. – Я учёный. Согласен, мои исследования не вписываются в привычные понятия о науке; но всё-таки я учёный. Я создал параллельный мир немецкого счастья. Плохо это или хорошо – у нас на оценку нет времени, да и кто сможет назначить цену творения? Кто эти судьи? Но ты Иван непростой наблюдатель. Ты наделён способностями, в силе которых нам ещё предстоит разобраться. Мы вырвем страницу прошлого и взвесим достижения настоящего… ты и я повернём колесо истории в нужную нам плоскость. Очень скоро мы с тобой, словно небесные Создатели будем управлять мирами.
Где-то между лопатками пробежал холодок от весьма пафосных слов. Затем Иван вспомнил о знаках, предшествующий путешествию, например, о Лизе и её национальности. Она всегда подчёркивала принадлежность к немецкому роду, недобро отзываясь о тех, кто в сорок пятом брал Берлин. Затем мелькнула фрагментом обтягивающая, гиперсексуальная форма рыжеволосой девушки из мира германской славы; будто Ваня стоит у гранитного подиума, по которому марширующей походкой расхаживают женщины в военных костюмах. Некоторые фрау демонстрируют форму лётного отряда, другие морского флота; но только германские медики победившего фашизма могут носить чёрные мундиры со свастикой на погонах. А именно в таком зловещем наряде мелькала Лиза или Эльза… или, как её там…
– Я, кажется, понял, – забегал глазами Иван. – Я в этом мире настоящий раб!
– С чего ты взял? – поперхнулся Алекс. – В немецком мире нет рабов, есть только люди, у которых чуть меньше прав, чем у подавляющего большинства граждан великой страны. Признаюсь, я не фашист. И, вообще, настоящих, фанатичных нацистов почти не осталось. Люди арийского мира достаточно умны, образованны и приветливы, чтобы продолжать дело отцов, угнетая народы другой крови. Например, у русских даже есть своя автономия. Пусть небольшая, но своя.
– У русских автономия? – захлёбываясь, повторил Ваня, словно очутился в потоке людской реки. Так случалось, когда посещало видение.
Иван сопротивлялся чуждому сознанию толпы, которым дышал народ в том потоке. Он на секунду зажмурился, сжался, выпрыгивая из угрюмого стада, чтобы снова услышать жестокие слова Фогеля.
– Русские живут в Сибири, со столицей в городе Тикси. Население триста тысяч человек, – продолжал удивлять Алекс. – Я могу ошибаться в цифрах, но всегда можно почерпнуть знания в гебсети.
– Что такое гебсеть? – уточнил Иван.
– Гебсеть, это сеть Геббельса. Интернет германского мира.
– Геббельс… министр просвещения и пропаганды?
– Так точно. Под его началом разработали действенный способ оповещения населения востребованным материалом. Такой способ радикален, но невероятно эффективен. В честь своего вдохновителя и назвали проект – гебсеть.
Алекс видел, насколько Ивану больно принять параллельную действительность. Как говорили в лихие девяностые, вороватые служители порядка, складывая в кейсы кровавые пачки зелёных денег: а кому сейчас легко?
– Иван, ты не для того проделал такой сложный путь, чтобы впадать в уныние. На арийской планете есть много плюсов; достижения, свершения и успехи в параллельной реальности – невероятно комфортны для населения. И вообще, тебе не приходило на ум, что немцы в твоём мире не сокрушаются, оттого что не выиграли войну. Ведь так?
Ваня задумался лишь на секунду:
– Побеждённые немцы не живут за полярным кругом и не носят дурацкие трусы… и щёки у них не пробиты всякой ерундой, – сказал русский парень и осёкся.
Он вспомнил, что в современной Германии достаточно граждан, которых назвать мужчинами, не повернётся язык. Именно эти существа среднего пола по соображению Ивана являются законодателями разного вида извращений и продвижения в массы идеи гендерной толерантности, от которой стыдно нормальному мужику. Наверное, в стране победившего фашизма поменялись роли. Теперь граждане бывшего Союза ходят в красных стрингах, носят женские украшения и размахивают радужными знамёнами на парадах. А современные немцы круты и брутальны – потому что они победители, а не нация, безропотно кивающая миловидными мордочками, когда отдают приказы хозяева. Мужчины и их немецкие жёны ходят в храм, веруют во Христа и всем арийским сердцем привержены традиционным семейным ценностям.
Ваня совсем расклеился. Он напряжённо сжал губы и, не поднимая глаз, задал следующий вопрос:
– А, может быть, мне всё снится? Я просто сплю. Или меня сбила машина… или я сам рухнул на рельсы в метро? Валяюсь в реанимации или того хуже, в морге; потому что это всё невозможно. Нет параллельного мира. И билборда с изображением фюрера нет, – тяжело вздохнул Ваня и растерянно посмотрел на своего собеседника: – Отправьте меня домой, а… Алекс? На кой я тебе сдался?
Фогель выдержал жалостливый взгляд, ответив просто и честно:
– Всё, что происходит за дверьми этой квартиры, реально и по-настоящему. Сделав шаг в серебряный шар пути назад нет. Ты и я должны стать одной командой.
Иван шевельнул бровью:
– Если русские живут в Тикси, почему я нахожусь в Москве? Нестыковочка.
– Потому что Иоганн Бут умный парень. Он сумел обойти систему. Из русских выходят приличные программисты и виртуозные циркачи, вот только дисциплина хромает. Таков уж русский народ…
Вот это новость! Сложив два и два, Ваня сообразил, кто такой Иоганн Бут. Это его брат – кармический, мистический или, может быть, зазеркальный. Но, как не называй братца: Иоганн точная копия его самого, одной с ним крови, одной плоти и, вероятно, одних способностей.
– Ты абсолютно прав. У тебя есть двойник, – снова озарил улыбкой Алекс. – А твой отец живёт в маленьком, но уютном домике на берегу моря Лаптевых. Ты можешь взять телефон и позвонить своему отцу – прямо сейчас. Поговори с ним от имени Иоганна. Разве тебе не хочется услышать голос человека, с которым ты не виделся семнадцать лет?
Параллельный мир, немцы победители, его кармический брат, а ещё папа, умерший, когда Ване исполнилось всего шестнадцать. Бунтовской так взволновался, что в мгновение погрузился в мир фантомов, очутившись в мире иллюзий, который был явственным, наполненным реальными людьми, их заботами, переживаниями и надеждой. Он сделал лишь глубокий вдох и взлетел над ровными полями, заснеженными лесами и потоками рек, стремящихся к солёным океанам. Его видение с каждой секундой полёта становилось ярче, конкретнее, правдоподобнее.
Иван остановился возле одноэтажного дома в полукилометре от берега всегда холодного моря, почувствовав скорбь и вкус горьких слёз на губах. Бунтовской помнил этот вкус утраты. Он чувствовал общую боль, когда плакала мама, горюя об ушедшем муже и отце; а здесь в суровом краю, где не растут деревья и лишь мох, и лишайник служат украшением пейзажа, горюет теперь его отец об ушедшей жене. Зависая над домом с бесцветной крышей, Иван заметил могилу и деревянный православный крест – всего в десятке шагов от покосившегося крыльца. Намоленное место тянуло его, будто потусторонний магнит, и Ваня понял, что там захороненная мать Иоганна. Могила – это слёзы кармического близнеца, его стимул, его злость и желание мстить.
Но вдруг всё закончилось. Кто-то схватил его за плечи. Ваня открыл глаза и снова увидел Алекса.
– Как говорят русские: ищут вчерашний день, – кивнув в сторону окна, тихо сказал Фогель.
– На нас охотятся? Это опасно? – приходя в себя, встревожился Бунтовской.
– Сегодня ночью, когда произошёл переход, случился сбой электроники. На трёх этажах вверх и вниз кое-что погорело. Видишь оранжевую машину? Это транспорт монтажников. Ребята перезагрузят сервер, подключат камеры видеонаблюдения, отрегулируют противопожарные датчики и уедут. Они не опасны. А вот служба надзора, это серьёзные господа. Агенты всегда проверяют неполадки в системе после иррациональных сбоев. Если настройки сбились, работа сыскарей провести расследования и отчитаться перед начальством. И потому придётся отложить нашу беседу до лучших времён, – осторожно, поглядывая в окно, говорил Алекс. – Знаю, у тебя много вопросов, но мне пора уходить. С агентом надзора справишься без моей помощи. Ответишь ему односложно: никого не видел, ничего не знаю. Я скоро вернусь. И запомни, твоё имя – Иоганн Бут.
– Всё-таки Иоганн, – нахмурился Ваня. – Но почему ты бросаешь меня одного, я не могу даже яичницу приготовить!
– Ты справишься. Гарантирую, тебе будет любопытно, – сказал Алекс, и Бунтовской снова почувствовал волну открывающегося портала.