Полдень. Москва.
Метро задыхалось от давки и толчеи. Людей было так много, что парня внесли в вагон, словно куклу. Он схватился за поручень и повис. Его худощавое тело страдало, хотелось опереться на что-нибудь устойчивое, закрыть глаза, а если повезёт, то уснуть. Было грузно, словно долгую ночь поднимался он в отвесную гору, а за спиной всё время висел рюкзак, набитый сотней кирпичей: таких красных с дырочками – тяжёлых и недвижимых, как морские камни под ступнёй. Казалось, парень вот-вот рухнет, но он устоял; его снова спасла толпа.
Людей в вагоне, как грибов в кадушке или ещё говорят, как шпрот в банке: но ни первое, ни второе сравнение не подходит, потому что измученный пассажир больше напоминал пустую бутыль, подвешенную на верёвочке. Человек безвольно болтался, раскачиваясь в такт вагону. Справа и слева, спереди и сзади его поддерживали плечи попутчиков: кто-то брезгливо подталкивал, некоторые желали отшвырнуть худощавого выпивоху, – и лишь мясистая лопатка неизвестного мужчины помогла почувствовать облегчение. Уткнувшись лбом в надпись «СМУ-24», измученный путешественник понял, что поездка превращается из нестерпимой в сонно-убаюкивающее мытарство, – и никакой запах бензина и горелой листвы, излучаемый брезентовой курткой, не смеют остановить приближение фатального конца.
Парень спрятался за кряжистой спиной, хотя давно не ребёнок. В его возрасте пора самому принимать решения и не быть размазнёй. Он и принимал решения сам, как казалось ему. Утром он оделся без чьей-либо помощи. Вышел из дома тоже сам и на свои кровные оплатил проезд. Далее, сам приложил карточку, увидел своими глазами одобрительный зелёный сигнал и прошёл через турникет на своих ногах. А после, как и все – попал в поток и щепкой поплыл по течению. У кого повернётся язык сказать, что парень не сам себе хозяин? Да он вершитель – никак не меньше!
Его поездка занимала минут двадцать пять. Ухватившись за поручень, он надёжно застолбил себе местечко и настолько понадеялся на толпу, что и впрямь уснул.
– Станция «Строгино», – послышался голос диктора.
По совокупности неожиданной новости и толчков, поредевших попутчиков, парень проснулся и понял, что проехал свою станцию. Он резко оторвал руку, словно блестящая труба превратилась в раскалённый металл; рванул к открывшимся дверям, переступая через сумки, куда-то ехавших бабушек. Совсем немного: ещё шаг, второй, третий и горемыка материализовался на перроне. Не беда – надо вернуться всего на одну станцию. Одна остановочка, это быстро – сдюжит.
Но чёртово похмелье! Как тяжело даются шаги, когда заплетаются ноги. Он слышал, как грохотал перестуком колёс поезд. Чёртово похмелье! Чёртова голова! Да что там голова, всё тело не подчинялось хозяину. Его несло на волне неизбежности, притягивая магнитом к тяжеловесной машине из семи бесконечных вагонов.
Несчастный не хотел, но бежал, видел, как белая граница мелькнула под ним. Он переступил последний рубеж, выставил вперёд руки, зачем-то оттолкнуться от края платформы и камнем рухнул на рельсы. Послышался звучный гудок головного вагона, парень закрыл ладонями лицо, словно стало стыдно за неряшливый вид, он стиснул зубы, будто столкновение с электричкой можно преодолеть – и всё, конец: остыли желания, прекратились страдания, земная жизнь оборвалась расчленением туловища на две неравные части; из той половины, где находится голова, на шпалы вывалились внутренности, а правая рука вцепилась за конец кишки и подтянула её ближе ко рту, словно связку сосисок.
Машинист дал по тормозам, но было поздно. «Самоубийца! Но это его право жить или умереть. Он сам выбирает свою судьбу. Вершитель!» – судорожно размышлял человек за штурвалом.
…Прибыла полиция, медики. Тело убрали с рельс. Люди выходили из вагонов, смотрели на покрытый тканью труп, ощупывая колени и разминая ушибы. Кто-то крестился, некоторые качали головой. Иные сплёвывали слюну на мраморный пол, потому что не любят у нас самоубийц.
– Здесь ещё пострадавшие! – заглянув в одну из дверей невезучего состава, крикнула женщина в форменной одежде. Врачи и полицейские отреагировали на призыв и через минуту стояли внутри вагона.
Экстренная остановка заставила людей толкать друг друга и падать. Многие из тех, кто не удержался на ногах, обошлись без травм. Совершив несколько кульбитов, они отряхнулись, забыв о неприятностях. Но двоим пассажирам не повезло.
Широко открыв глаза, грузная женщина лет пятидесяти, смотрела куда-то сквозь потолок, из её раны на голове стекала тоненькой струйкой алая кровь. В посиневшей ладони мерцал огоньками телефон. Разноцветьем радуги мигали стрелочки, взрывались мячики, огненными фейерверками манила реклама столичной недвижимости: недорого, всего в минуте от новой станции метро и подземная парковка в полцены.
Уже не молодая дама ещё минутой назад развлекалась, проходя очередной уровень в телефонной игре. Но поезд предательски разрушил её мирок. Пухлое тело неудержимо швырнуло в сторону; сминая всем своим весом маленького пассажира, она ударилась виском о никелированный поручень.
Рядом с женщиной в неестественной позе, подогнув под себя руки, лежал худенький мальчик лет десяти. Он так и не понял, что произошло. Торможение закончилось смертельным столкновением разных полов, возрастов и весовых категорий; а ещё говорят, что человек живучей кошки: полная ерунда и дело случая. Удара хватило с лихвой – и женщина, и щупленький мальчик были мертвы.
– Упавший на рельс не суицидник, он настоящий убийца, – еле слышно прошептал машинист.
***
Иван Бунтовской вцепился взглядом в понурого бедолагу. На анализ времени не осталось совсем. Парень среднего роста, на нём осенняя куртка, узкие джинсы и вязаная шапка, натянутая на бровь. Взгляд рассеянный, отрешённый, усталый. Наркоман – заключил Ваня. Обречённый еле стоял на ногах, и если бы не люди, окружавшие его со всех сторон, лохматый обязательно рухнул бы на заляпанный грязью пол.
Бунтовской почувствовал его в толпе, когда спускался на эскалаторе. Ехал Иван совсем в другую сторону, но, предвидя дальнейшие события, решил не бросать человека в беде и отправился вслед за ним. Потому что парня ещё можно спасти – как и тех ни в чём не повинных людей: грузную женщину с телефоном и десятилетнего пацана.
Куда он едет, откуда? Да какая разница! Ваня сбивался с мысли. Сколько всего намешано – столько лишнего: чужие волнения, беспричинная радость или, наоборот, необоснованные страдания, коих просто не существует. Отвлекали несколько параллельных суждений, не дающие остановиться на главном. Ваня ругал себя и тут же оправдывал. Почему он переживает только за школьника? Мальчика, значит, жалко, а что на женщине крест нужно ставить? Да нет, конечно, никаких крестов. Поможем, спасём! Ей ещё жить да жить! «У неё внук недавно родился, – ловил свежие ощущения Ваня и водил в воздухе носом, будто искал причину чихнуть. – Нет, у неё родилась внучка. Неделю назад. На всех парах мчится к доченьке и малышке»
Если Иван ничего не предпримет, то погибнет три человека. Но разве всего три? Бунтовской чуть не потерял ускользающий от разума элемент, одну деталь – это машинист. Он сломается после трагедии, сомнений нет. Жизнь пойдёт под откос, как его бешеный поезд. Товарищ начнёт пить, лишится работы, превратится в бывшего машиниста и потеряет жену. А ведь у него всё только начинается – цельная, наполненная смысла жизнь впереди. Неплохой человек: честный, трудолюбивый. Возможно, месяц, может быть, больше и его любимая забеременеет… Получается: дамочка с телефоном, мальчик, исполнительный машинист, его супруга да плюс, будущий ребёнок. Далее предвидеть жизнь людей, изменившуюся после падения пьяного тела на рельсы, не имеет смысла. Необходимо остановить трагедию незамедлительно, здесь и сейчас.
Ваня осторожно извлёк из внутреннего кармана куртки документы и всё, что хранилось в виде – то ли мусора, то ли архива. Пёстрые визитки, чек с гарантией на годовалое обслуживание пылесоса и ещё какие-то бумажки он сразу спрятал обратно, оставив в руке только паспорт. Насчитав под корочкой несколько тысячных купюр, Иван сунул документ в задний карман джинсов лохматого пассажира. Молодой человек ничего не заметил, потому что неприлично расслабился. Уткнувшись мокрым носом в плечо коренастого мужика в брезентовой куртке, он безмятежно дремал.
Дело сделано, оставалось дождаться, когда поезд прибудет на нужную станцию. Выигранные ожиданием несколько минут Иван решил уделить себе, расставляя приоритеты мистического и служебного характера.
Увязавшись за парнем, он не поехал на важную встречу… ну, как важную? Дело касалось сезонного контракта на поставку машинных масел, тосола и прочего горюче-смазочного материала для фирмы своего друга, у которого и работал Иван. Но когда речь идёт о спасение человека, а скорее о его душе, разве разговоры про незамерзайку имеют смысл? Контракт подпишут в любом случае. Одному бизнесмену нужно продать, другому купить, чтобы продать. О чём здесь вообще рассуждать? Договорятся. Поставят подписи, печати, пожмут руки, выпьют водочки или коньячку. Днём раньше, днём позже – всё сложится и без содействия Ивана. А вот парня с заросшей головой можно спасти. Он ещё не потерян. Его отведут в баньку, подстригут, переоденут; велика вероятность выздоровления – новые друзья позаботятся о нём. Пригодится ещё человечек стране. Людьми разбрасываться нельзя!
Народ редел на глазах. Появились свободные места. В центре вагона остались стоять только трое: сам Иван, мужик в спецодежде с надписью «СМУ-24» и парень-наркоман. Работяга обладал воистину ангельским смирением. Вероятно, он продолжал бы терпеть и дальше, но состав прибывал на нужную станцию.
Поезд остановился. Мужчина закинул руку за спину и, шевеля пальцами, будто играет на невидимой арфе, вышел из вагона. Скорчив недовольную гримасу, гражданин кряхтел и сопел, не дотягиваясь до мучившего его зуда. Он морщился, и, казалось, страдал, словно под лопаткой предательски застряла стрела кровожадного ордынца. Подскочив к колонне, он прижался могучей спиной к мраморной плите и блаженно почесался. Наверное, его пращуры были медведями – жили они в лесах, ловили рыбу, поедали ягоды, оставляли метки острыми когтями на гигантских соснах; но речь совсем не об этом… Двери захлопнулись. Вагон тронулся. Состав звонко свистнул, прощаясь с терпеливым пассажиром. Иван сделал короткий шажок, отпрянув от парня. Ещё раз просверлил взглядом задний карман – проверил, не вывалился ли паспорт. Затем сверился с надписью, сообщающей о времени и станции прибытия.
Ваня слегка, чтобы не уронить дремавшего парня, толкнул его в спину.
– Станция «Строгино», – сообщил голос диктора.
Молодой человек встрепенулся, часто заморгал, осоловело засеменил на выход из вагона. Иван вышел следом. Парень стоял на перроне, смотрел по сторонам, мучительно принимая решение, как жить далее. Цепко схватив за рукав куртки, Ваня повернулся в сторону степенно прогуливающегося полицейского и завопил во всё горло.
– Товарищ милиционер!
Человек в чёрной форме обратил внимание на взывавшего к нему. Иван утвердительно кивнул: да-да, это я кричал, я.
– Пожалуйста, помогите, меня ограбили! – вопрошал Бунтовской.
Увидев полицейского примерно одного возраста с ним, нечёсаный парень пятился в сторону прибывающего состава. Он чувствовал: там его место – нужно обязательно разогнаться, потом свалиться на рельс, да так, чтобы кишку прикусить.
Мимо промелькнуло сосредоточенное лицо машиниста, уверенно ведущего свой состав. Поезд прибыл по расписанию. Кто-то входил в вагоны, некоторые выходили.
– Гад… что же ты творишь? – простонал лохматый, делая слабые попытки, освободиться.
Не замечая жалоб, Ваня ещё крепче сжал пальцы.
– Лейтенант Лебедев! – представился симпатичный офицер с правильными чертами лица. – Что у вас происходит, господа?
– Поймал вора, – соврал Ваня. – Этот гражданин, документы у меня стащил. Обыщите его.
Полицейский внимательно оглядел странную парочку. Оба молоды. Одному чуть за тридцать. Обвиняемый в краже, совсем плохой. «Точно наркоман» – подумал лейтенант и согласился, что парень похож на преступный элемент.
Пока полицейский хлопал по карманам, Ваня проводил взглядом поезд, который мог стать роковым для целой группы людей. В последнем пустом вагоне он заметил женщину, играющую в своём телефоне. Её широкое русское лицо улыбалось, горя счастьем от рождения долгожданной внучки. Женщина счастлива и ещё не раз поможет родственникам добрыми делами. Рядом с ней сидел десятилетний мальчик. Пацан поправлял очки с одной стороны заклеенные пластырем. Возрастная болезнь глаз не мешала читать увесистый шахматный журнал. «Так он лошадок любит… чёрных и белых. Всё-таки шахматист!» – понял Иван и обрадовался этой новости.
Полицейский продолжал выполнять свои обязанности. После недолгого поиска нашёлся паспорт, в нём несколько купюр, заправленных за обложку. Но самое интересное лейтенант обнаружил в карманах куртки. Сюрпризом оказались пакетики. Как только был изъят первый кулёчек с белым веществом, сзади на запястьях, нечёсаного страдальца, захлопнулись наручники.
– Улика! – показав Ванин паспорт, предупредил лейтенант и спрятал документ в карман.
Всего лишь работа. Поймали мелкого наркодилера – дел-то на грош. Такого сброда в Москве хоть отбавляй. Одного сажают, а на его место тут же приходит другой отчаянный продавец беды на развес. Лови, не лови, а радоваться здесь нечему – просто работа.
Полицейский, что-то сообщили по рации. Рация хрипела и кашляла, передавая нечеловеческие звуки.
– Послушай, друг, – заговорил напрямую Ваня, – пожалуйста, верни мой паспорт, да я пойду. У парня неприятностей, лет на сто. Зачем меня мучить его проблемами? Отпусти, не трать моё время.
Лейтенант мысленно взвесил количество порошка в пакетах и принял безответственное решение – избавиться от лишнего свидетеля. Он сделал несколько снимков и вернул Ване паспорт.
– С боевой фамилией Бунтовской самое место в органах. Будьте здоровы, Иван. Вы свободны, – полицейский хитро улыбнулся и, прощаясь с бдительным гражданином, отдал честь, козырнув раскрытой ладонью – при этом манерно, не по-нашему щёлкнули его каблуки.
«Странный лейтенант… не местный, что ли? Может, московский латыш или питерский эст?» – подумал Ваня, провожая взглядом полицейского.
Когда лейтенант и наркоман скрылись в толпе, Бунтовской представил, что ожидает задержанного. Немного аналитики и прозорливого взгляда, как открылась явственная картина.
Парень москвич – из хорошей семьи. Деньги у вечно занятого работой папы и постоянно блуждающей по магазинам мамы, имеются – хоть отбавляй. Шальные бабки в своё время и развратили студента, учившегося в одном из престижнейших институтов. Вместо посещения лекций он шиковал и тащился. У него была дорогая машина, отчаянные друзья, шикарная квартира в центре. Мутные пацанчики, лишённые застенчивости девочки, шумные вечеринки, затем откровенные сексуальные оргии – испортили парня. Но, что здесь поделать – смотреть надо только вперёд. Сейчас ведут его под тонки рученьки, сгибают слабеньки ноженьки да сажают сладкую попочку на скамеечку для подсудимых. Закроют его обязательно, но много не дадут, если попался в первый раз – зачтётся. Судья за папины деньги сжалится, и парень получит всего годик. Отсидит половину срока, возьмётся за голову, перестанет колоться. Излечиться от наркомании – это уже много значит. Выйдет он на свободу с красной, откормленной мордой, потому что папа и мама не оставят своё чадо в беде. Родители взгреют всю зону, лишь бы их мальчик был сыт и одет. Ох, и обрадуется братва такому соседству!
«Любят, наверное, богатеньких москвичей зеки» – подумал Иван.