Доктор Кейт Мартин сидела в приемной «Сан-Франциско Стар», покручивая ремешок на своем портфеле. Она в очередной раз посмотрела на часы.
«Расслабься. Расслабься. Расслабься».
Она ожидала увидеть Мэнди Кармел, старовского очеркиста. Ее статьи о внезапной младенческой смерти и ВИЧ-инфицированных детишках в Заливе так мастерски сочетали в себе компетентность и сострадание.
Тем не менее, сидя здесь в ожидании, соблюдать спокойствие было непросто.
Прежде чем ехать, Кейт дважды бралась за сотовый, думая отменить свой визит. Но не сделала этого. Несмотря на все риски – вопиющее нарушение университетской этики и потенциальный вред, который история могла нанести волонтерам, – она исполнилась решимости довести дело до конца. Попытки найти финансирование, необходимое для расширения исследований, оказались тщетны. Потугами Левина университет ее финансирование благополучно зарубил. В грантовых деньгах отказал и штат.
Вежливый повод для отказа нашли корпорации. Национальные группы поддержки жертв и лоббисты, которые ее работе аплодировали, были ограничены в средствах. Внимание прессы было ее последней надеждой.
Прочувствованная статья Мэнди Кармел либо спасет программу, либо ее похоронит.
Кейт взяла свежий номер «Стар», лежащий перед ней на столе. Последнее слово о похищении кричала передовица: «ГДЕ ДЭННИ?» Кейт подумалось о его родителях, о похищении и о вопросах, которые поднимались об убийстве Таниты. Это лишний раз подчеркивало необходимость ее исследований. Так что проделать это она была должна.
– Доктор Мартин?
– Да? – подняла она глаза.
– Том Рид, – произнес худощавый мужчина, протягивая ей для пожатия руку.
Том Рид!
Она узнала его по фрагменту с пощечиной, который не так давно крутили в теленовостях. Кожу кольнули тревожные иголочки.
Ростом он был примерно метр восемьдесят. Брюки цвета хаки, рубашка в тонкую полоску, рубашка и галстук выгодно оттеняли его поджарое телосложение. Возраст тридцать с небольшим. Яркость улыбки оттенял легкий загар. Короткие каштановые волосы слегка растрепаны. Из-за очков в металлической оправе смотрели пристальные сине-серые глаза.