* * *
В дешевом борделе, где запах румяных старух,
где звонкие чибисы пучат глаза сквозь решетки,
там воздух закашленный духом прогнившим протух,
и талии томные ждут восхитительной плетки.
Кальян, как змею, приласкала хозяйки рука,
соль дыма напомнил звенящие дали,
где в узкой ладье умещалось солдат пол полка,
и сквозь пеньюар телеса до костей полыхали.
В дешевом борделе фонтаны бордо и шампань
забрызгали стены, шиньоны, подолы.
– Входи, морячок! Не грусти! Щедрым спонсором стань.
Здесь ждут тебя ласки и Китти, и Мэри и Олы.
Салаги! Вам женщин сегодня не хватит.
Всем кубриком к шлюхам спешим,
нас ждут папуаски, венгерки, славянки
и томных кальянов дым.
Вперед, кавалеры, дерзайте, хватайте
за талии пламенных шлюх,
безжалостно рожами в думки бросайте —
пусть вьется над палубой пух!
О, море лихое! О, пенные песни!
О, качка матрасов и волн!
Полгода вне дома, хоть лопни, хоть тресни,
лишь кончишь – и заново полн.
Черт – бери! Бес – в ребро! Дьявол – пой!
Мать – ядрена – матрена – за мной!
Закрути – загуди – забодай вас комар —
заряди золотой портсигар!
Друг, крупье, погоди, оглянись!
Знай, что злато – засохшая слизь
из руки подлеца, из руки мертвеца,
из больных и замученных слез.
Черт – бери! Бес – в ребро! Дьявол – в пах!
Разве это – пальба – тарарах!
Мать – ядрена – матрена лежит,
а крупье то ли шит, то ли крыт.
Черт – дери! Дьявол, пей! Снова пас!
Кому – в рот, кому – в дых, кому – в глаз!
Мать ядрена – матрена – прощай!
Забодай вас комар,
забодай вас комар,
забодай вас комар,
забодай!
Четыре нюарные дамы
подолы не в силах сдержать:
кружатся под барабаны
бутыли, столы и кровать.
Тот – полон, тот – лыс, тот – зануда,
но с каждым приятна кадриль.
Не важно, что бьется посуда,
фонтан извергает бутыль,
лишь хохот – во влагу бокала
окрасятся краешки губ,
текучие ноты вокала
по юбкам огнем пробегут.
Сегодня очкастую целку
все пятеро выклюют в зад,
коза некрасивая завтра
прикинет безумный наряд,
затопчет дремучие линзы.
Как скучно глазеть в окно,
занудой прослыть, ботаничкой
под тридцать смешно и грешно.
А Китти! Кудрявая Китти
умеет себя подать —
так гвоздиком режет по нервам
стеклянным, что слез не сдержать.
Все продано – аж до ребер
последний бутончик завял,
мадеры бокал последний
зачахнет среди одеял,.
и в сон, в дурь замызганной гари,
среди серпантинных змей,
оплетших бордельный виварий
восторгом заезжих друзей.
Захожу в кафе гладиаторов —
море страстей!
Адреналин экватора
под хвостами русалок – блядей.
В море хмельной химеры
запросто не увлечь,
лезвием гордой секиры
смету взгляды липкие с плеч.
Факи ваши, ухмылки не вышки,
прямо в лоб – не расстрел,
обожаю в такие минуты
роковой беспредел,
чтоб в запредельность проклятую,
как в раковину дышать,
моря волну толстопятую
на серфинге обгонять.
Где длинные волны не замкнуты в трели цикад,
где маленький парус безумная буря стирает,
там чокнутый книжник очки потерял и навряд
найдет их в продутом штормами обветренном крае.
Он будет по заводи сонной напрасно блуждать
и пальцы совать под каменья в клешни и чужие заначки,
и будут русалки шальные над ним хохотать
в предчувствии скорой мучительной муторной качки.
Волна уже близко, решительна гиблая мгла,
слепец не заметит сплошной глухоты наваждения.
Шнурок и кусачки в кармане… Да только добыча ушла,
сбежала, вопя о высокой волны приближении.
Он слеп, злой душитель русалок, насмешливых шлюх.
Он здесь утопил и Лили, и Жоан, и Терезу.
Волна уже близко. Сметая прощения дух,
подрежет кроваво и выскребет по волнорезу.
Русалка хохочет,
колеблются жабры
вонючих сардин.
А наш капитан
вмутной заводи пьет
гремучий мартини,
погоду повежливей ждет.
В море добавлю слезинку:
– Пока! – и нет моряка.
Но за волной твоей длинной
я побегу, легка.
И невдомек, неопознан
бег за высокой кормой,
как безнадежно и поздно,
заспанно – мчусь за тобой.
– 1-
Рыбачка с глазами-волнами,
водоросли в волосах,
она пьяна, избита,
ноги лижет волна,
и плывет по глазам звезд свита,
печалью полна.
– Кто он?
– Джузеппе,
дик и страшен,
но я сильнее,
потому что влюблен.
И когда ножи рыбацкие
скрещиваются из-за меня,
я хохочу и рада
капле его огня.
– 2-
У этой не синий взгляд —
два лезвия режут, два яда,
не очи – две струнки звенят,
пацаночка – таитяночка.
У ног мореход, —
ну и ножки! —
целует ступни и ладошки,
черный водоворот.
Словно в миг солнца рожденная,
в час ослепительного накала,
зажмурившаяся на свет,
ласковая на каждый букет,
на прямое сияние.
– 3-
Этой прообраз – черная богомать,
словно дьявола сила – гнуть и ломать,
словно дьявола под дых бить,
родить от такой – грех родить.
Черная ночь – в бликах белков,
в синих губах – в урагане шагов.
И особенный ритм,
ба —
ра —
бан!
счет веков:
там-
там-
там!
Нахлынет шквал издалека,
знакомым чувствам смутно вторя,
и убегают берега,
выманивая ласку моря.