Моя история началась с остановки. Не какой-то банальной остановки транспорта или возвышенной – на пути к мечте. Нет, с остановки ни много ни мало сердца – уж извините за каламбур. Мощной мышцы, насоса, что качает кровь и уже много тысячелетий с совершенно нелогичным и нерациональным постоянством в людских сказаниях, дурных стишках и красивых поэмах отвечает за чувства, эмоции и даже характер человека.
До этого прискорбного конфуза сердце мое никак себя не проявляло. Скажу прямо, я его вообще не замечала. Лишь иногда, когда билось слишком часто, потому что я влюблялась в тех, кого стоит обходить стороной. Впрочем, влюблялась – гордо сказано, влюбилась. Однажды. И вот мое сердце замирало сладко от одного вида предмета моего обожания – Криса. «Обходить стороной» помните? Это о нем. Однако я забегаю вперед и порчу вам удовольствие понять, какими дурочками бывают даже умные девицы.
В общем, жили мы с сердцем душа в душу, а оно возьми да ни с того ни с сего остановись. И ладно бы еще случилось что-то героическое – хоть бы котенка спасла, так нет. Скорее произошло нечто мерзкое, обидное и глупое. Ладно, расскажу по порядку.
В тот день мне исполнилось 18 лет. По этому случаю я приготовила Крису сюрприз. Мы должны были отпраздновать мое совершеннолетие должным образом – предавшись греховной страсти, как говорила одна из моих приемных матерей. Для меня – впервые. Я собиралась вечером прийти к Крису в одном плаще на голое тело и… Что тут объяснять, и так понятно.
Однако я еще не рассказала, кто такой Крис и почему именно он стал предметом моих чувств.
О! Я считала его своим парнем и была страшно горда тем, что он выбрал из всех университетских девчонок меня! Еще бы – спортивный, популярный, красивый и богатый! В общем, банальность из романтических комедий. Она – ботан в очках, серой кофте и обычных джинсах, ведет жалкое существование на стипендию. Он – высокий блондин в брендовом шмотье на машине, за цену которой я бы жила год и не тужила. Крис был старше меня, но так уж получилось, что мы учились на одном курсе. Я говорила, что ботан, а ранее, что умная девица? Да, я поступила в университет в пятнадцать, умудрилась пройти за два года всю программу и так к восемнадцати попала на последний курс. Осенью надо мной посмеивались, к зиме начали травить, а весной меня заметил Крис, и моментально все изменилось – от меня отстали и даже начали как-то уважать. Я и разомлела.
На самом деле, учитывая, что я постоянно училась, а когда не училась – работала официанткой, то на травлю и насмешки внимания обращала мало. Неприятно, конечно, но мне бы поспать, а что там сказала обо мне блонда со сделанным к двадцати годам лицом – плевать. Может быть, в дальнейших событиях это и сыграло роль. Все должны проникаться уважением к тем, кто может себе позволить на родительские деньги купить новые дорогие шмотки, машину и то самое лицо!
Познакомились с Крисом мы так романтично, что если бы я смотрела романтические комедии, то тут же поняла бы, откуда это взято. Так вот, однажды я сидела в столовой и читала книгу – мне предстояло написать курсовую по «Илиаде» (чуть позже вы оцените иронию), и вдруг подходит ко мне Тита – та самая блондинка.
– Милая, я хочу тебе помочь, – заворковала она. Я даже вилку уронила от неожиданности.
– Чем же? – вежливо поинтересовалась я, зная, что помочь ей скорее могла бы я – она еле вытягивала на удовлетворительные оценки. – Пересказать свою версию Троянской войны?
– Я помочь, а ты… – Тут, надо сказать, она была права: может, меня потому и обижали, я зачастую бывала иронична и даже саркастична. Но что вы хотели от человека, которого всю жизнь травят. Поневоле найдешь метафорические панцирь и бич по руке.
– Извини, извини.
– У меня тут слуги вещи перебирали и много ненужного нашли, может быть, я передам это тебе?
Я обрадовалась. Дело в том, что я помогала фонду помощи неимущим, да что уж, и сама там периодически что-то находила для жизни. Конечно, вещи Титы мне бы не подошли никогда – была она пышнотела и грудаста, а я телосложением скорее напоминала подростка, но почему бы не прикатить тележку с хорошими вещами в фонд?
– Вот они! – Тита аккуратно поставила передо мной золотой пакет, на котором было написано «Шанель». Что-то промелькнуло на ее безмятежном от ботокса лице, а потому я очень аккуратно заглянула туда – на куче ветоши лежали засохшее собачье дерьмо и несколько пивных банок. Я отпрянула, а вокруг раздались смешки. Только тут я заметила, что все пристально наблюдают за сценой. Я взяла свои вещи, поднос и развернулась к выходу, когда Тита поймала меня за рукав и дернула на себя. Учитывая ее габариты, я пошатнулась, книга упала, рядом рухнул поднос, и из него вывалилось недоеденное. Тита тут же пинком отправила библиотечную «Илиаду» в пюре и придавила туфелькой – кстати, «Шанель».
– Какая неблагодарность, – развязно произнесла Тита и повернулась к собравшимся. – Мои слуги передают ей все, что найдено при разборе старого дома, который мы купили у соседей, а она!..
Я попыталась вырваться, дернулась, и часть моей рубашки осталась в кулаке Титы, оголив то, что принято скрывать. Она недоуменно посмотрела на меня, а потом захохотала. К ее веселью присоединились и все, кто был в столовой.
– Ох, ну я же говорила: возьми вещи! Твой же стиль – рвань и старье! – задыхалась Тита от восторга. Мне стало жарко, как и всегда, когда я начинала злиться. Казалось, что кожа горит и избавиться от этого можно, только если разорвать эту тупую девку на части, а лучше спалить. Я сжала кулаки, и Тита замолчала. Видимо, поняла, что сейчас что-то случится. Мне говорили, что глаза у меня становятся ну совершенно бешеные, когда я злюсь, даже цвет меняют. Я выдохнула, пытаясь взять себя в руки, подняла книгу и уже собралась было уходить, но тут Тита снова хохотнула. Это и стало последней каплей. Я резко развернулась на пятках и вытерла пюре, налипшее на «Илиаду», прямо об ее сиськи. Толпа в столовой прошелестела волной ахов и затихла. Тита вылупила глаза, словно ей пощечину дали, а потом оглушительно заорала и кинулась на меня.
Тут-то и появился Крис. Нельзя сказать, что до этого я его не замечала. Как можно! Главная университетская звезда. Но тут уж словно божественный свет на него снизошел. Аполлон, не иначе!
– Хватит! – перехватил он руку Титы, которая уже собиралась запустить наманикюренные когти мне в лицо. – Успокойся, Тита, и пойди умойся. – Потом обернулся к толпе. – Разошлись! – И зрители, не поверите, разошлись. Тита фыркнула что-то, но тоже враз успокоилась и убежала, а я лишь промямлила:
– Спасибо.
Хотелось красиво упасть в обморок, но я не могла отвести глаз от своего божества и упустить, как красиво солнце играет в его волосах, на мужественных скулах и на губах, которые что-то мне говорили.
Кстати, а что? Аполлон нахмурился.
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Э, ну да…
– Я тебя несколько раз уже спросил, не подвезти ли тебя, а ты будто и не слышишь…
– Спасибо, видимо, переволновалась, – соврала я и отвела взгляд. Крис же накинул мне на плечи свою моднейшую куртку.
– Не стоит, – попыталась отказаться я.
– Что именно? – загнул бровь Крис, и как же ему это шло! – Хочешь ходить в одном бюстгалтере? Протест против правил?
Только тут я поняла, что вырванный клок рубашки оголял меня совсем неприличным образом, и покраснела. Снова стало горячо.
– У тебя температура, что ли? – удивился Крис, отдернув пальцы, которые задержались у меня на шее. – Ты горишь!
– Нет, нет. Это от волнения.
И вот мы вдвоем идем мимо студентов и преподавателей. Я – в куртке Криса. Он – с моими вещами. И мне казалось, что все пялятся (да) и солнце светит лишь на нас (нет).
Это был прекрасный день. Я впервые прогуляла занятия, потому что Крис отвез меня выпить кофе и пройтись. Все это время я глупо улыбалась, уткнувшись в воротник его куртки, пахнувшей им и модным парфюмом. Потом он отвез меня в общежитие, а на следующий день вдруг приехал забрать на занятия. Нас провожали взглядами все – даже комендант.
Так мы начали встречаться. К моменту моего дня рождения мы были парой уже полтора месяца. Каждый раз, когда я готова была на все (ну, вы понимаете!), Крис говорил:
– Не сейчас, только когда тебе будет восемнадцать! Давай уважать закон.
И я, сирота, воспитанная в приемных семьях, еще больше млела. Это же надо, какой рыцарь!
Итак, мы договорились: в свой день рождения, если я буду готова, то приду к Крису. Влюбленная дура, конечно, я была готова с первого дня наших отношений. Я нашла красивый плащ и чулки, одолжила в фонде сданные кем-то туфли на высоченных каблуках – конечно, никому не нужные среди наших нищих подопечных, в кроссовках добежала до дома Криса и, бросив их в кусты, напялила эти пыточные колодки на ноги.
С бешено стучащим сердцем за пятнадцать минут до полуночи моего восемнадцатилетия я постучала в дверь Криса. Она отворилась. В темноте горели свечи, были разбросаны лепестки роз. Играла какая-то старая музыка. Кажется, Барри Уайт. Пошатываясь от волнения, ожидания и любви я прошла внутрь. Крис сидел на диване и смотрел на меня, в темноте от огоньков свеч его глаза поблескивали.
– Ты прекрасна! – проговорил он. Я даже ответить ничего не могла. В горле страшно пересохло, и я залпом выпила бокал шампанского, который стоял на столике. В голове тут же зашумело. Я потянулась к поясу на плаще. – Нет! – резко сказал Крис. – Давай медленно. Растяни удовольствие. Танцуй!
Танцевать я никогда не умела, но от выпитого все барьеры рухнули. Я вслушалась в музыку и, наверняка нелепо, но как мне тогда казалось очень сексуально, начала раздеваться. Теперь-то я знаю, что таблетки, растворенные в бокале шампанского, тоже помогли отключить интеллект и внимательность – я не замечала ни усмешки Криса, ни шорохов вокруг.
– Следи за стрелкой часов, – томно (точнее глупо) произнесла я. – Ровно в двенадцать я хочу почувствовать на себе твои руки! – Только проговорив это, я осознала, что не хочу. Никогда не хотела. Ни чувствовать его рук. Ни видеть его. Ни тем более чего-то большего. Меня затошнило. Сердце начало биться слишком часто, а в глазах все плыло. Уже не столько в танце, сколько задыхаясь от жары, я распахнула на себе плащ. И в этот же момент во всем доме полыхнул яркий свет, отовсюду выпрыгнули друзья Криса, наши однокурсники, и, конечно, Тита. С победной улыбкой она шлепнулась к Крису на колени и яростно его поцеловала, а я застыла в одних чулках, с полустянутым плащом, все так же задыхаясь и ужасаясь от мысли, сколько камер меня сняли. Мне казалось, что в комнате стало еще жарче, а свечи полыхают как-то неестественно сильно.
– Ты правда думала, что хоть что-то собой представляешь, замарашка?! – обратилась ко мне Тита. – Крис организовал вечеринку-сюрприз не для тебя, а для нас, своих друзей. И мы отлично развлеклись.
– Прости, проиграл в покер, надо было отдать долг, – скривил он красивые красные губы, которые мне так нравилось целовать, и обнажил в усмешке белые зубы.
– Долг? – не поняла я, не замечая никого вокруг и думая только о том, что меня сейчас вырвет.
– Да, заметь, предъявить тебе нечего. Пришла ты сама, и тебе уже восемнадцать. Еще и таблеток наглоталась.
Я многое могла бы сказать, но меня наконец вывернуло наизнанку, да так прицельно, что я попала точно в сидящих напротив Криса и Титу.
Он вскочил, Тита шмякнулась на свой накачанный зад и заорала, а я развернулась и на все тех же высоченных каблуках кинулась на улицу. Перед дверью мне отрезали путь несколько друзей Криса, я метнулась к окну. Жарко, видимо, было не только мне – оно было распахнуто, и я сиганула в него. Этаж был первый, сломать что-то было проблематично, поцарапаться только о кусты. Но я не заметила и этого, припустив через лужайку под улюлюканье и крики: «Поймайте ее», – и спряталась в чужом саду. Вот там-то мое сердце и решило, что с него хватит, – подмешанные в шампанское таблетки точно были ни при чем. Но тогда я об этом не знала. Как и о том, что пришло мое время.
Конечно, Крис испугался, что я побегу в полицию. Выскочив из дома, он кинулся в направлении моего отступления и нашел меня под старым деревом – все в том же распахнутом плаще, туфлях на поломанных каблуках, абсолютно мертвую. Теперь уже он блевал рядом, поняв, что может быть с ним дальше…
Как вы понимаете, ни полицию, ни скорую он не вызвал. Напротив, взял себя в руки и вернулся в дом. Гости как-то сами разбежались, испуганные тем, что и правда могут нагрянуть копы. А Крис, видимо, решил, что можно и не объяснять, как в соседнем саду оказался труп его девушки и его физиологические следы рядом. Окончательно всех спровадив и дождавшись, когда все стихнет, он вернулся с мусорными пакетами, обернул меня ими и оттащил к своей машине. В багажнике он вывез меня за университетский городок к заброшенным домам, где собирались когда-то построить торговый центр, да с финансовым кризисом так и забыли о планах. Еще через некоторое время мое тело полетело в вонючий старый колодец, и, надо признать, это было неприятно.
Вы спросите, откуда же я знаю, как это было?
Все просто. Я там была. Моя душа, или, как мы называем это – психе, наблюдала за происходящим. Не то чтобы я что-то чувствовала – все-таки в тот момент мертвое тело уже не была способно ощущать боль и отчаяние, но вот психе удовольствия не испытывала, что ее плоть так оскверняют. Надо признать, это было странно: вот я умерла – и вот я же стою и смотрю на себя бездыханную, потом озираюсь в поисках, где мой луч света, ангелы небесные или валькирии на конях? Ждет ли меня Вальхалла? Может быть, колесо сансары безучастно отправит в новое тело, Маат выхватит перо и весы? Что будет-то? Но вместо скорбящих родственников и потустороннего мира я вижу, что тот, в кого я была по глупости влюблена, одевшись как придурок (которым он и был) в черное в четыре утра тащит меня к грязному колодцу с нечистотами и кидает внутрь, а сверху прикрывает тяжелой крышкой. Сначала моя психе, то есть я, отчаялась. Потом начала думать и поняла, что найдут мое тело нескоро и наблюдать за гниением своей плоти – какое-то слишком серьезное наказание за один грех несостоявшегося блуда. И уже потом я разозлилась. Кто я, в конце концов? Злобный призрак? Неужели мой дух должен требовать разобраться с придурком Крисом? Хм, мелковато как-то! Тогда что я делаю тут, около своего трупа?
Я еще раз осмотрела место захоронения, потом глянула вверх сквозь щели в крышке – ну вдруг все-таки какие-нибудь бабы скачут на лошадях. Ничего не происходило. Опять на свое тело – выглядела так же, как в последний момент жизни: в плаще, теперь уже драных чулках и пятнах грязи и рвоты. Грустно. Неромантично. Тогда я попыталась посмотреть на то, чем я стала. Руки были мои, ноги тоже. Пощупала. Под руками было мое лицо и волосы. Даже одежда была та же. Себя я ощущала. Я попробовала вылезти из колодца, но руки провалились сквозь камень. От отчаяния я попыталась взлететь, казалось, даже получилось – меня притянуло к телу, и только в этот момент я заметила то, что было заметнее всего (да, каламбуры – мое всё). Оказывается, за руки и ноги меня намертво (да что ж такое!) связывали с трупом, словно оковы, светящиеся золотые нити. Они змеями оборачивались вокруг тела и пружиной тянули новую меня к нему. В зловонной тьме нити заполыхали яростным огнем и словно бы даже стали ярче, когда я их заметила. Ни разорвать их, ни перетереть не было никакой возможности. Тогда я легла в свое тело и замерла, прислушиваясь к ощущениям, – вдруг оживу! Где-то скреблись крысы, подбираясь к тому, что было мной. Где-то текла вода, но нити так и светились, а тело, подсвечиваемое ими, лежало, нелепо изогнув сломанные ноги и шею. «Если у меня и был шанс выжить в саду, вызови кто врача, то теперь это все уже точно употреблению не подлежит», – подумалось мне о себе отстраненно, как о сломанной игрушке. Я решила встать, но оказалось, что нити, до этого вившиеся вокруг, сомкнулись плотно и удерживают меня, а по телу мерцают огоньки. Почему-то это испугало – я же только что сквозь камень проваливалась, а теперь встать не могу?! Признаюсь, я чуть-чуть поистерила, но даже это получилось плохо – души довольно стабильны психически, в отличие от подверженных гормонам тел.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я снова сосредоточилась на том, что происходит вокруг. Крысы все так же пищали, но даже самые смелые, к моему удивлению, так и не подобрались к телу. Конечно, боли я не почувствовала бы, но не хотелось, чтобы меня жрали при мне. Сквозь щели наверху полился свет – наступил день. Я развлекала себя тем, что хотела вздохнуть или закрыть глаза, но ничего не происходило. Моему духу не нужны были воздух и моргание. В целом, лежать и просто смотреть было как-то удивительно спокойно. Свет сменился сумерками, а затем опять наступила ночь.
Я все так же наблюдала окружающий мир и исследовала свои возможности, когда крышка колодца слетела, оглушив меня.
– Долго так валяться собираешься? – услышала я громкий недовольный голос. – И какого фавна ты так далеко забралась?
Почему-то я знала, что обращаются ко мне, и не удивилась этому факту. Тело мое не подавало признаков разложения, зверье его обходило стороной, а душа явно должна все-таки покидать плоть. Подсознательно (или как там это бывает у привидений) я поняла, что так явно не бывает с обычными людьми, а значит, что-то, но должно произойти. Спешить мне было некуда, впереди была вечность. Я решила отдохнуть.
– Она же не может ответить, дурында! – послышался другой голос, и теперь я поняла, что оба они были женскими. Потом сверху заскрежетало, и створки открылись полностью. Хотя я и не дышала, но свежий ветерок и воздух меня порадовали.
– А! Теперь понятно, – сказала заглянувшая внутрь колодца. Разглядеть ее я не успела, но через некоторое время она появилась снова, и не одна. Теперь были видны две головы, темные на фоне ночного неба. Видимо, она уставились на меня. – Видишь, в чем проблема?
– Дилетанты! – фыркнула вторая словно вырезанная для театра теней башка. – Даже не могут нормально перейти. Чему их только учат? Переломалась-то как вся! И что ее сюда понесло?
Я хотела возмутиться, что умираю первый раз, так что опыта нет, и почему-то никто не сподобился вернуться с того света, чтобы рассказать, как надо! И вообще, не то чтобы я сама себя так поломала. Я даже открыла рот и попыталась издать звук, странно, но до того мне не приходило это в голову. Впрочем, и правильно, вопреки многим сказаниям духи не стенают, у них нет голосовых связок, чтобы стенать! В общем, получилось так же, как моргать или дышать, – никак.
– Надо ее достать, – снова первый голос, чуть более резкий.
– Вот и прыгай сама, там воняет, – вторая женщина говорила с небольшим шипением.
Первая смачно произнесла несколько витиеватых ругательств, причем на латыни и греческом, – я не просто так изучала античность несколько лет, так что поняла почти все! Я бы покраснела, да это было трудновато сделать в отсутствие кровоснабжения, поэтому просто мысленно поджала призрачное воплощение губ. Между тем кто-то ловко спрыгнул в колодец, снова выругавшись, когда нечаянно сделал вдох, с необычайной легкостью подхватил мое тело вместе с золотыми нитями и мной внутри и без видимых усилий одним скачком поднялся вверх.
Теперь я видела их обеих. Они были красивы. В инфернальном понимании этого слова. Была бы жива и увидела такое – заорала бы! У одной были красные глаза без радужки и белка, просто полностью красные глаза и золотистая точка зрачка. У другой вместо волос в высоко забранном резинкой хвосте покачивались змеи. А так красотки – и брови темные, и губы полные, и лица белые… Настолько, что можно было подумать, что их обеих окунули в муку.
– И что тут у нас? – спросила та, у которой змеились волосы. – Могла бы и нас дождаться, раз не знала, как правильно перейти! – рявкнула она мне, и головки пресмыкающихся приподнялись и зашипели с неудовольствием.
– Отстань от нее! Девочка явно ничего не понимает, я прямо вижу, как она пытается, а сделать ничего не может. К тому же это мы виноваты. Пока искали, припозднились на день. Смотри, какие-то нити… Такого я не видела еще. Еще и запутались… Фавн лесной, и шея сломана. Тяни с той стороны, а я с этой.
Я мысленно кивнула в ответ красноглазой. Было понятно: что-что, а видеть невидимое – ее специализация.
Дальше было странное. Вы когда-нибудь распутывали наушники? Ну конечно, да! Они же всегда, даже если просто положить их на стол, через пару часов спутываются в единый комок, как клубок размножающихся змей. Тьфу ты, опять змеи! В общем, так же ругаясь и иногда дергая то за руку, то за ногу, две прибывшие начали распутывать нити.
– Смотри-ка! Как пружиной ее притянуло, а правильно не соединило! Видимо, психе сильно испугалась вначале от какого-то потрясения и вылетела, да и заметалась. – Воскликнула красноглазая и села рядом. – Вот и все! Вставай, пора снова жить. Как при рождении, делай вдох и ори. – Она толкнула меня в грудь.
Я недоверчиво воззрилась на нее и… моргнула. Потом еще раз и еще. И только тут поняла, что мое сердце снова бьется. Я дернулась, непроизвольно сделала глубокий вдох и, как мне и сказали, заорала. Точнее засипела. Было невероятно больно. Казалось, что тело наполнено огнем и иглами, что мои внутренности протыкают и кожа горит. Я резко перевернулась на колени, перегнулась через бортик старого фонтанчика и легла в лужу, что собралась там. Потом опустила горящее лицо в воду, попыталась сделать глоток, но застоявшаяся подванивающая вода вызвала резкую тошноту. Стало только хуже, и, скрючившись, я снова засипела.
Судя по звукам, женщины сели недалеко от меня и наблюдали за моими телодвижениями. Одна даже хохотнула, когда я наконец выползла из воды на карачках, нелепо дергая ногами. Я разозлилась. Глянув на нее, хотела рявкнуть, что мне больно, и какого черта она ржет, и что вообще происходит. Открыла рот, но из него вылетело:
– Суыыы, ыыыыы, аоууу, уууу.
Я мотнула головой, но испугалась, вспомнив, что шея была сломана. Осторожно протянула руку и пощупала себя. Если отбросить жуткую боль, я ощущалась самой собой, нормальным человеком. Даже без змей на голове.
Я вытянула перед собой руку – порезов и ссадин не было, кости срослись, лишь сломанные пальцы смотрели в разные стороны вопреки анатомии. И вдруг их тоже охватил жар, золотые нити проявились на мгновение, пробежало искрами по телу, и пальцы сами встали на место, а кожа из синюшной стала розовой, как и положено.
– А шштооо, аааа? – попытка произнести хоть что-то связанное снова не удалась, и я вытаращилась на своих странных спутниц.
– Ой, да прекрати уже! – рявкнула та, что была со змеями, и резко встала. Потом, наклонившись, заглянула мне в глаза и удовлетворенно кивнула. – Чего ты блеешь! Подумаешь, ну поболело. Прошло же!
Только теперь до мозга докатилось осознание, что ноги и руки мои целы и, хоть это было невозможно, срослась шея, еще недавно вывернутая так, что это подошло бы сове, а не человеку.
– Агх, – сказала я ей протестюще, в порыве негодования дернула головой и… заметила, что у моих спасительниц нет теней. Я медленно, как только возможно, перевела взгляд и задумчиво посмотрела на себя и все, что было рядом.
У колодца тень была, у деревьев, у разваленного дома и даже у мусорной кучи. У меня тени не было. Я ткнула пальцем туда, где она должна была быть. Села на корточки и ошупала землю, словно тень могла закатиться куда-то. Задумалась.
Почему-то отсутствие тени потрясло меня куда сильнее змей-волос, красных глаз и собственной живучести. С чего я это взяла? Да с того, что упала в обморок.
Вот так, парадоксальным образом, моя жизнь началась со смерти. Так бывает, если ты не человек. Я им, как вы уже наверняка догадались, не была.