Когда Авелла закрывала глаза, сердце её немного успокаивалось. В темноте ничего не существовало, а после нескольких циклов дыхания казалось, что и самой Авеллы не существовало тоже. Она растворялась в темноте. Или, скорее, не в темноте, а в наполнявшем её воздухе.
Проходила минута, и Авелла уже не могла бы с уверенностью сказать, кто она и где находится. Обычно кто-нибудь заходил в Святилище и что-то говорил. Тогда она открывала глаза, поднималась с колен, отдавала какие-то приказы или, наоборот, выполняла. Жизнь продолжалась. Страшная, тяжёлая жизнь, где приходилось двигаться и разговаривать, чтобы никто не заподозрил, что внутри затаилась пустота.
За минувшие месяцы многое изменилось. Сам мир изменился до неузнаваемости. Внизу, на земле, теперь царило Пламя. Оно буйствовало по ночам, как будто ему доставляло удовольствие видеть, как в темноте пляшут ненасытные языки. По ночам гибли маги – те, которых Материк не успевал спасти днём. Мелаирим, обретший всю силу Огня, кажется, уничтожал всех без разбора. Собственно, что-то такое и было сказано в самый первый день. Что пришёл конец власти магов. Но зачем, почему, ради чего? Этих ответов никто не мог дать, и вопросы старались не задавать. Просто делали всё, что могли.
Иерархия, установившаяся на Материке, была, мягко говоря, своеобразной. Технически, здесь присутствовали главы четырёх кланов, абсолютно равноправные. По факту же выходило следующее.
Госпожа Денсаоли, глава клана Воздуха, так и не взяла полностью бразды правления в свои руки. Больше того, с каждым днём всё крепло общее впечатление: ей это и не нужно. Она избегала Авеллы и старалась не расставаться с Асзаром. Больше никаких активных действий она не предпринимала, и про неё вскоре почти все позабыли. Тем более, что она и не требовала себе никаких привилегий, полагающихся главе клана.
Материком тем временем управляла госпожа Акади. Мало кто мог заподозрить в ней такие качества: вопреки ожиданиям, Акади оказалась правительницей жёсткой, решительной, справедливой и дальновидной. За месяц Материк превратился в совершенно самостоятельный мир, способный полностью себя обеспечивать в течение десятилетий. Это именно Акади наладила совместную работу магов Земли, Воды, Огня и Воздуха.
Как мать, она также управляла и своей дочерью. И как регент главы клана – тоже. Авелла ведь носила белую печать, а значит, принадлежала клану.
В то же время, после исчезновения Мортегара Авелла осталась главой клана Огня, в который входила её мать, а значит, Акади должна была подчиняться ей. Несмотря на то, что от клана Огня осталось-то… Авелла, Акади, Алмосая, Боргента, Асзар, Денсаоли, Лореотис… И Зован, который так и не открыл глаза с той страшной ночи. Клан был самым слабым и малочисленным. А с учётом того, что творила внизу их Стихия, отношение было непростым…
Дамонт и Логоамар управляли своими людьми безраздельно, однако Материком правила, по сути, Акади, так что и тут всё было непросто. Но они, взрослые, как-то умудрились сгладить острые углы. А вот с Авеллой вышло сложнее.
В первую неделю Авелла едва ли не подралась с матерью, отстаивая свою самостоятельность и автономность клана Огня. Многие с любопытством наблюдали за противостоянием, но никто, слава Стихиям, не вмешивался. Авелла понимала, что мама хочет как лучше, понимала, что управлять кланом она не умеет. Но знала одно: это её долг, и она обязана его исполнять. Мортегар создал клан. Он назначил её своей преемницей. Собственно, к этому всё и сводилось: Авелла не могла обмануть надежды Мортегара. Поэтому она и упиралась на ровном месте, не позволяя сдвинуть себя ни на миллиметр. Она не только оспаривала некоторые приказы матери. Она настаивала на том, чтобы та выполняла ЕЁ приказы.
«Мы так ни к чему не придём!» – сказала Акади под конец спора.
«Не придём, – согласилась Авелла. – Но зато сохраним свои сферы влияния».
«Это неразумно, дочка. Мир изменился. Скорее всего, нам вечно придётся жить здесь, всем вместе. Нужно стараться построить нечто новое…»
«Я не умею строить нечто новое. И вечно мы здесь жить не будем. Мортегар и Натсэ вернутся, и они скажут нам, как победить Восставшего».
В тот раз Акади смолчала. В другой раз – нашла в себе силы возразить. Никто не верил в возвращение Мортегара. А если всё же он вернётся… Что с того? Да, он – маг Пятой Стихии. Но даже он ничего не смог сделать Огненному дракону. Вернётся – ещё один нахлебник для Летающего Материка.
Шаги. Авелла никак не отреагировала, просто отметила, что кто-то идёт. Она была уже в том состоянии, когда мыслей и эмоций не существовало. Ещё чуть-чуть, и сама плоть перестанет существовать. Эту границу Авелла потихоньку нащупывала, но пока не переступала.
– Что ты тут делаешь? – раздался резкий, властный голос.
Авелла открыла глаза. Увидела статую Психеи, чашу с Воздухом перед ней и молча склонила голову, благодаря Стихию за минуты умиротворения.
– Я спрашиваю, чего ты тут добиваешься? – Голос сделался громче.
Вот ещё один человек, которому не хватало власти. С ним было тяжелее всего. Авелла привыкла угождать ему, исполнять любую прихоть, и сейчас приходилось заставлять себя быть сильной, давать отпор. Это было так тяжело, когда рядом нет Мортегара… Ради кого ей быть сильной? Ради клана… Рода…
– Я общалась со своей Стихией, папа, – сказала Авелла, поднимаясь на ноги.
Ждала возражений в духе: «Твоя Стихия – Земля», но Тарлинис её удивил:
– По-твоему, я вчера родился? Я давно за тобой наблюдаю. Я знаю магов Воздуха. Хочешь раствориться? Стать, как он? – Тарлинис, видимо, указал на чашу у ног статуи.
Авелла резко повернулась и уставилась в глаза отцу.
– Чего тебе нужно? – спросила она. – Я больше не принадлежу роду Кенса. Ты здесь – гость, я – дома. И не смей мне выговаривать, тем более в Святилище.
От неожиданности Тарлинис сделал шаг назад, поправил пенсне. Авелла ждала ответа, готовая ко всему.
– Мне нужно, чтобы ты перестала валять дурака, – сказал, наконец, Тарлинис. – Ты всё ещё моя дочь. Моя плоть и кровь. И ты сама чувствуешь, что в тебе есть это твёрдое основание. Только поэтому ты до сих пор не прогнулась под свою мать. Только благодаря мне, слышишь?! Но это – вопрос времени. Если хочешь сохранить власть над кланом, тебе нужна помощь.
– Твоя помощь мне не нужна, – ответила Авелла.
– Не сомневаюсь. Тебе нужен муж. Настоящий, а не тот, о котором ты продолжаешь фантазировать. Человек, который поможет тебе управлять кланом.
Этого она не ожидала. Должно быть, Тарлинис прочитал растерянность у неё на лице, поскольку продолжил с ещё большим воодушевлением:
– Не могу сказать, что я тобой горжусь, но мне за тебя и не стыдно. Ты достаточно сильна, чтобы выдержать давление. Однако этого мало. Глава клана должен не только выдерживать давление, он должен ещё и наносить удары. Вести клан вперёд. У тебя таких сил нет. Если попробуешь – сломаешься. Поэтому послушай меня. Отнесись к этому правильно: как к взаимовыгодной сделке, а не как к предательству. Нельзя предать того, кто уже мёртв…
– Убирайся, – тихо сказала Авелла.
– Ты знаешь, что я прав. У тебя как минимум два неплохих кандидата: Асзар и этот рыцарь. Оба смогут сделать то, что…
– Хорошо, я уйду сама. – Авелла, обойдя широким полукругом отца, двинулась к выходу. – Видимо, мужчины рода Кенса более женщин нуждаются в уступках.
Уже в дверях ей в спину прилетело:
– Твой брат пришёл в себя.
Авелла замерла. Постояла, не оборачиваясь, пару секунд, потом сорвалась в бег.
***
Смеркалось. Но сегодня закат мог длиться долго: Материк мчался на запад, к морю, надеясь спасти поселения тамошних магов Воды. Если судить по времени, которое показывало магическое сознание, было уже одиннадцать вечера, и, с учётом времени года (наступила зима), должно было быть темно. Однако зима так и не наступила. Вырвавшееся пламя непостижимым образом вернуло на землю только что ушедшее лето. На Материке это не так бросалось в глаза, здесь и без того царило вечное лето, но стоило посмотреть вниз…
Авелла выбежала из дворца, пересекла площадь и, перелетев по воздуху несколько строений, приземлилась возле лечебницы из белого камня.
– Долго бежала, – заметил Лореотис, сидевший с трубкой у входа.
– Тарлинис, вместо того, чтобы говорить по делу, нёс какую-то чушь! – выпалила Авелла; с Лореотисом только она и могла вести себя так, как ей хотелось, быть собой. – Представляешь? Он хочет, чтобы я вышла замуж!
– Ну… Политически – разумно.
– Знаю, что разумно! Но…
– Знаю, что «но». Не выпрыгивай из штанов, я тоже верю, что наш пацан вернётся. Сердце чует.
Авелла, хмурясь, прошлась туда-сюда перед Лореотисом, потом буркнула:
– Я в платье, вообще-то.
– Вот и умница. И кого он тебе сватает?
– Тебя. Или Асзара.
Лореотис закашлялся, поперхнувшись дымом.
– Меня?! Да он ополоумел!
– Вовсе нет. Он просто хочет меня раздавить. Всегда он хочет одного и того же, как я ни стараюсь! Ему нужно, чтобы меня на куски разорвало, чтобы от меня вообще ничего не осталось!
– Но-но, полегче. Мне, конечно, очень лестно, что ты так представляешь наше супружество, однако, смею заверить, на куски я пока ещё никого не порвал, у меня там всё вполне в рамках разумного.
– Тебе весело?! – остановилась Авелла напротив рыцаря.
– Нет, но это не повод перестать шутить. Ты ведь Воздушная! Улыбнись хотя бы, что ли. Твоей улыбки сейчас всем очень не хватает.
Авелла не улыбнулась.
– Трубку погаси, – сказала она. – Огонь запрещён ночью.
– Это приказ главы клана? – спросил Лореотис, спокойно попыхивая трубкой.
– Это приказ регента главы клана Воздуха. Я прекрасно понимаю, что никакого смысла в нём нет. Но пообещала следить за исполнением.
Она подошла к двери.
– Знаешь, малышка, – вздохнул Лореотис, выбивая трубку, – ни к чему хорошему всё это не приведёт. Ты либо совсем прогнёшься, либо начнётся резня. Одно из двух.
– Знаю.
– И на что мы надеемся?
– Ты знаешь.
Толкнув дверь, Авелла вошла в полутёмное помещение. Вытянув руку, зажгла на ней огонёк. Плевать на этот дурацкий запрет. Если бы дракон мог, он бы проник сюда миллионом путей. Случайная искра, солнечный свет, огонь страсти и огонь ненависти, полыхающий в душах. Но он пока не трогал Материк. И всё, что видела Авелла в запрете мамы – очередную попытку ущемить себя.
Зован лежал в палате один. Все пострадавшие в бою с лягушками, големом и драконом уже давно поправились, либо умерли, только брат Авеллы оставался без сознания. Зажили страшные раны, восстановилась обожжённая кожа, но дух не спешил пробуждаться в его теле. И вот, наконец, это случилось.
– Как… Как ты себя чувствуешь? – пролепетала Авелла, остановившись на пороге.
Зован, грустно усмехнувшись бледными губами, отвернулся.
– Могла бы завизжать, броситься на шею, плакать и смеяться. А я бы крыл тебя на чём свет стоит и отталкивал. Так бы хоть на миг показалось, будто всё по-прежнему, – прошептал он.
Голос его ещё не слушался.
– Всё не по-прежнему, – прошептала Авелла в тон ему.
– Вижу. И ты изменилась.
– Я… Не хотела.
– Никто не хотел.
Помолчали. Авелла подошла к постели брата, уселась на краешек. Он по-прежнему смотрел в сторону, и Авелла не искала его взгляда. Почему-то казалось, что он, может, плачет, и вдруг ему не хочется показывать ей свои слёзы.
– Последние дни я слышал разговоры, – вновь заговорил Зован. – И сейчас… Отец и Лореотис многое мне рассказали. Что, Акади вот-вот захватит власть в клане Огня?
– Никогда она её не захватит. Да и не хочет. Она просто заботится обо мне. А Тарлинис – ненавидит. А для меня сейчас всё одно и то же.
Сделав несколько глубоких вдохов, Авелла успокоила очередную бурю внутри себя и добавила:
– Тарлинис считает, что мне необходимо выйти замуж. И, кажется, не он один…
С замиранием сердца она ждала возмущения, она ждала поддержки. Но Зован только вздохнул и сказал:
– Ну… Наверное, разумно. Представляю, какая из тебя правительница. «Принесите мне чай. Нет, кофе. Ай, отстаньте, я пойду гулять. Ну и что, что война? Приготовьте мороженое».
Внутри как будто всё заледенело. Авелла подождала пару секунд, потом тихо встала.
– Рада, что с тобой всё в порядке, – сказала она своим новым, «мёртвым» голосом, который появился у неё с той ночи, когда мир изменился. – Как только окончательно придёшь в себя, потрудись явиться ко мне в дом, я дам тебе работу. У нас много дел…
– Белянка, – ласково сказал Зован, и она осеклась. – Прекрати. Что бы там ни думал отец… Да плевать. Тебя это убьёт. То, что ты сейчас делаешь, тебя тоже убивает.
– Он вернётся, – невпопад ляпнула Авелла. – Всё будет хорошо…
– Когда он вернётся? Мы этого не знаем. Тебе нужно дожить до этого момента.
– Я не отдам клан! Он никогда мне этого не простит.
– Он простит тебя, даже если ты собственноручно перережешь весь этот клан, и ты сама это знаешь. Ты не потому за него держишься. Ты просто потеряла две важных части себя, и теперь стараешься жить за троих. Но нельзя быть одновременно милой Авеллой, безжалостной Натсэ и упёртым Мортегаром, который может взвалить на себя целый мир и не сломаться.
– А что мне ещё делать? – крикнула Авелла. – Я не могу по-другому!
Могла на самом деле. Та граница, которую она нащупала в Святилище, манила к себе. Шаг – и не будет ничего. Только – Воздух, только – Стихия…
– Так позволь мне тебе помочь.
– Что?
– Я помню свою клятву. Из всех кандидатов… наверное, только я тебя по-настоящему понимаю. И постараюсь не доломать то, что старательно уничтожал всю жизнь.
Авелла почувствовала сначала холод, потом – жар.
– Ты ведь мой брат, – прошептала она.
– В тяжёлые времена это было в порядке вещей. А мы не такие уж и родные.
– Но… Талли…
– Она умерла, – резко сказал Зован. – Прямо на моих глазах. Я никогда не забуду об этом. Как легко потерять того, кого любишь. Одно движение когтей дракона. Один миг – и остаётся горстка пепла.
Он помолчал и добавил:
– Я не настолько силён, как ты. Я не смогу больше никого потерять. Не хочу видеть, как ты убьёшь сама себя. Подумай.
В страшном молчании Авелла покинула палату.
***
Домик на кусочке холма был пришвартован к краю Материка. Авелла оказалась там уже в темноте. Как обычно, постояла минуту среди трёх деревьев, потом вошла внутрь.
Ставни крепко закрыты, в доме темно, только из кухни выплёскивался жидковатый свет, оттуда же доносились голоса.
Авелла прошла в кухню и постаралась улыбнуться. Наверное, Лореотис был прав: многим нужна её улыбка.
– О, привет, – сказал Ямос. – А мы думали, уже не придёшь сегодня.
– Я всегда буду приходить, – сказала Авелла. – Как вы?
– Да ничего… Живы вроде. Ужинать-то будешь?
– Буду.
Есть не хотелось. Но это была традиция. Важная традиция.
Тавреси с Боргентой сидели рядом за столом. С тарелками суетился Ямос. Все завтраки, обеды и ужины давно уже переместились в кухню, да и вообще дом будто бы сжался до крохотных размеров, словно боялся вдохнуть полной грудью.
Едва закончив с эвакуацией в первый день, Материк направили к Сезану. Крепость разрушилась, когда Огонь вырвался из Яргара, но студенты и учителя успели бежать – Дамонт их предупредил, по совету Мортегара. Всех их подобрали, включая и Ямоса с Тавреси, за которыми отправилась лично Авелла.
Она бросила быстрый взгляд на животы двух девушек. Выглядело так, будто у обеих одинаковый срок, но на самом деле ребёнок Боргенты рос куда быстрее. Он будто пожирал изнутри свою мать. Она худела, бледнела. Ела больше всех, но без особого толка. Однако аппетит только рос, и, если не считать вечной усталости, чувствовала себя Боргента хорошо.
– Зован очнулся, – сказала Авелла, пока Ямос ставил тарелки на стол.
Тавреси только вежливо улыбнулась. Боргента, как благовоспитанная дама, сказала:
– Какая прекрасная новость! И как он себя чувствует?
– Неплохо. Очень изменился… Кажется.
– Может, перестанет быть таким дерьмом, как раньше, – проворчал Ямос. – Извини…
– Может, и перестанет, – легко согласилась Авелла.
Здесь ей вообще было легко. Гораздо легче, чем вне этого дома. Тут как будто всё ещё жил дух тех дней, когда они, все втроём, были счастливы.
– А жить он тут будет? – спросил Ямос.
– Не знаю. Как захочет. Посмотрим.
– Ну, давайте ужинать. – Ямос уселся напротив девушек.
Авелла, для которой оставалось место во главе стола, медлила. Окинув стол взглядом, она подошла к печи, взяла ещё пару тарелок, наполнила их таинственной стряпнёй Ямоса. Под молчаливыми взглядами трёх пар глаз она поставила две лишних тарелки на стол, и только после этого позволила себе сесть.
Из-под стола донеслось мурлыканье, что-то пушистое потёрлось об ногу Авеллы. Она улыбнулась и, пряча слёзы, наклонилась, чтобы погладить кота.
– Они вернутся, – шепнула она ему. – Правда ведь, Мортегар?