Пролетело полгода. После случая с Марлой Эви настолько серьёзно относилась к своим товарищам, особенно по спецотряду, что за каждого из них переживала, как за родного. «Мы никого больше не можем потерять. Никаких больше похищенных. С меня хватит», – повторяла она про себя. Однажды, когда один из мальчиков не явился на сбор, а мобильный телефон его отказался отвечать, Эви незамедлительно отправилась к нему домой.
– Солетт! Солетт, открывай, это я.
Скрипнула дверь, и на пороге оказалась женщина.
– Привет. Извини, он ушёл гулять, – виновато объяснилась она.
«Гулять?! Вот, значит, как он относится к собраниям нашего отряда! Надо будет хорошенько отчитать его», – кипятилась Эви, бегая по посёлку. Она проверила несколько вероятных мест в самом поселении, на побережье, и даже в лесу – но панты нигде не было. Наконец, уже почти отчаявшись, она бросилась бежать по главной дороге, ведущей прочь из Гаттарии. И уже на самой границе полуострова, завидев впереди косу, соединявшую его с материком, Эви разглядела силуэт панты. Он стоял у обочины дороги, устремив взгляд к горизонту, где изредка возникали проезжающие мимо автомашины, и солнце играло золотистыми бликами в его растрёпанных волосах.
– Солетт!
Эви остановилась и перевела дыхание, махнув мальчику рукой.
– Фух-х… Вот ты где.
– А, это ты, Эви, – безразличным голосом отозвался тот, даже не оглянувшись. – А как же собрание?
– Собрание давно закончилось! – в гневе воскликнула Эви. – И кстати, тебя на нём не было! С чего бы это? Может, объяснишь?
Мальчик не отвечал. Он всё гипнотизировал линию горизонта, как будто кого-то ждал. «Да что с ним такое? – подумала Эви. – Игнорирует меня! Этот-то коротышка…» Она разглядела бутылку с водой, торчавшую из кармана его рюкзака.
– Эй ты, шестёрка! Я тут умаялась, вообще-то, разыскивая тебя. Что же ты, даже водички не подашь?
Она тщетно попыталась спровоцировать мальчика, съязвив по поводу его незавидного положения в школьном сообществе, но тот всё молчал. Обойдя вокруг, Эви заглянула в его лицо и вздохнула с укором.
– Вообще, что ты делаешь в таком открытом и безлюдном месте? Эй, военные! – крикнула она в пространство, помахав рукой. – Идите сюда, возьмите меня! Это не я, это ты приглашаешь их. О чём ты только ду…
– Именно об этом, – произнёс вдруг мальчик.
– Что?..
– Я хочу стать эльксаримом.
Эви ощутила, как что-то упало внутри. По спине пробежал холодок, конечности стали, словно чужие…
– Солетт, это плохая шутка…
– Я не шучу.
В глазах мальчика не было ни тени сарказма.
– Но зачем?.. – Эви растерялась. Она не знала, что спросить, не могла подобрать слов. – Что бы у тебя ни случилось, я уверена, всё не так плохо…
Лихорадочно перебирая в памяти всё то, что знала о жизни Солетта, девочка стремилась найти ответ – что же, что побудило его к такому безумному, отчаянному шагу?
– Это из-за Эсмиральды? – предположила она наконец. – Я слышала, она недавно объявила, что будет встречаться с Фролом… Она ведь тебе нравится? Она… всем нравится, конечно… Но ты, наверное, по-особому относишься к ней…
– Эсма тут ни при чём, – отрезал мальчик.
– Солетт, просто скажи – от чего ты бежишь?
– Я не бегу.
– Тогда почему ты хочешь стать машиной?! – отчаянно воскликнула Эви. – Ведь это всё равно что смерть.
Она почти что могла нащупать ту стену, которая возникла вдруг между ними, и постепенно становилась всё прочней, всё толще… Но ведь Солетт был таким же пантой, как она! Что же вдруг произошло с ним?
– Эви, ты когда-нибудь видела живого эльксарима? – спросил вдруг Солетт вместо ответа.
– Говорю же, они не живые, – категорично возразила Эви.
– Не видела, – вывел мальчик, усмехнувшись. – А я – видел. И не только видел – я прикоснулся к нему.
– И что?
– Тебе не понять.
Этот разговор, этот непонятный вызов начинал выводить девочку из себя.
– Ну конечно! Ничегошеньки-то мы не понимаем! – съязвила она. – Солетт! Ну разве не ясно: они специально ведут себя доброжелательно с нами, чтобы заманить на свою сторону! Это роботы, их просто запрограммировали так. А ты принимаешь всё за чистую монету! Мне тоже в трансе Марла привиделась: улыбалась и ручонки тянула – я же не переметнулась на сторону врага из-за этого.
– То транс… – начал было Солетт, но вдруг таинственно улыбнулся, взглянув Эви в лицо. – Это кто тебе сказал, про врагов? Директор? Ты, конечно, думай как хочешь, твоё право. Только знай, что этот ваш Рихард Кастанеда ничуть не понимает нас. Или их. Он лишь знает, что они убивают людей, и одного этого факта ему достаточно, чтобы построить БОЛЬШУЮ теорию, которой он всех вас потчует. Был бы он поумнее – тогда лучше начал бы с нас, и сделал бы так, чтобы такие как мы никогда больше не рождались в Гаттарии. Вот тогда бы он действительно «победил врага». Потому что мы с ними – едины, с самого рождения. Мы, панты, и эльксаримы – мы одно, понимаешь?
– Что за вздор?! – ужаснулась Эви.
Одна мысль об этой безумной идее, пришедшей Солетту в голову, заставляла её содрогнуться.
– Вздор? – переспросил мальчик. – А ты подумай хотя бы над тем, почему та Марла сумела проникнуть в твой транс?
«А ведь правда…» Подобные мысли уже приходили раньше на ум Эви, ещё тогда, когда в лесу после похищения Марлы она, находясь в трансе, ощутила присутствие чужака – ведь он должен был быть подобным ей… Но нет, этого просто не может быть! Эви категорично мотнула головой, пытаясь отогнать неуверенность.
– Это… какая-то уловка! – воскликнула она. – Должно быть, они нашли способ проникнуть в наш разум. Подумай, Солетт: это значит, что мы должны стать ещё бдительней! А ты в такой момент проявляешь слабость. Возьми себя в руки! Как военные могут быть нам друзьями? Ведь они насильно крадут нас из дома и вживляют нам в тело какие-то железные детали! И ты правда этого хочешь?! Солетт, соберись!
– Хорошо… Я слабый, – мальчик опустил глаза, и его голос сделался тише. – Я знаю, что я слабее тебя, Эви. Несмотря на то, что я мальчик, а ты – девочка, и что ты на два года младше. Я признаю твою силу, но…
Внезапно в него будто вселился бес. Он вскинулся и, крепко схватив Эви за плечи, уставился прямо ей в глаза взглядом, полным маниакальной страсти.
– Но разве тебе этого достаточно?! Но разве ты не чувствуешь, Эви?! Ведь это – инстинкт, который говорит нам развиться, выйти за пределы! Это у нас в генах! Что до военных с их операциями… это всего лишь способ!
– Вздор! – категорично повторила Эви. – Лишь ещё одно доказательство твоей слабости: ты не можешь справиться с желанием силы. Учитель предупреждал об этом.
Солетт усмехнулся и, словно желая снять нервное напряжение, провёл рукой по волосам. Косматый вихор на его макушке мгновенно восстановил свою форму.
– Снова учитель? Ты постоянно смотришь ему в рот. Неужели ты предпочитаешь верить россказням постороннего, а не своим собственным чувствам? – он сделал паузу и окинул Эви с ног до головы снисходительным взглядом. – Хотя я тоже так думал… когда мне было восемь. Должно быть, ты просто не успела ещё ничего почувствовать. Посмотрим, как ты заговоришь года через два-три.
И всё-таки, Солетт был выше ростом… Эви пришлось поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом, хотя до этого момента ей казалось, что превосходство в споре за ней. В глазах девочки отразилась вся внутренняя борьба, вся боль, которой она никому не показывала раньше. За исключением, может быть, Кастанеды. К горлу подступили слёзы, противный комок застрял внутри, не давая вздохнуть.
– Ах да, конечно, – выдавила она, сжав кулаки. – Я просто малолетняя дура, вещаю тут о том, чего сама не чувствую. И не понимаю-то я ничего… Куда уж мне!..
«Нет, я не позволю! Только не перед этим сопляком». Эви оборвала пропитанную обидой речь, закрыла глаза и с усилием заставила себя сделать глубокий вдох. Только вернув себе уверенность и почувствовав, что спина её снова пряма, она позволила себе вновь взглянуть на мальчика.
– Эви, неужели ты уже…
Должно быть, он почувствовал себя виноватым и хотел попросить прощения, но девочка не стала его слушать. Обида всё ещё бурлила у неё в груди.
– А ты-то у нас единственный… прозрел! Услышал «зов роботов»!.. А знаешь – катись. Чего ради я тут тебя спасаю, что я – мать Тереза? Таким слабакам, как ты, самое место у военных! Не забудь тявкать и вилять хвостом перед ними.
– Эви, прости, я не хотел…
– Ах простите, не хотел задеть ваши нежные чувства! – театрально спародировала Эви, снова не дав Солетту договорить. – Мне это не нужно. Я, в отличие от некоторых, умею держать себя в руках. И соплями по асфальту расползаться не собираюсь.
Они стояли друг напротив друга, слепяще-яркое солнце нагрело воздух, он казался тяжёлым и густым от жара. Пространство искрилось и переливалось радужными цветами в его лучах, и блики, пестревшие вокруг, могли показаться электрическими искрами. Панты стояли и молчали. Наконец, Солетт снова развернулся в сторону материка.
– Я остаюсь здесь, – сказал он, вновь проведя ладонью по волосам, словно нервничал. – Прощай, Эви… Передай Эсме, что я люблю её. Но я выбираю следовать своим инстинктам, поэтому не знаю, встретимся ли мы ещё.
– А я выбираю – контролировать свои инстинкты, – гордо произнесла Эви и, развернувшись, пошла в противоположную сторону.
Снова кровать. Снова стены родного дома. Вечер. Но по мере того, как солнце за распахнутым окном всё больше склонялось к линии горизонта, беспокойство лишь нарастало. Эви пыталась убедить себя, что её вины здесь нет, что Солетт волен сам решать за себя – но это выходило плохо. Наконец девочка решительно поднялась с постели. «Нет. Так нельзя, – твёрдо решила она. – Он – панта, а значит – он один из нас. Ведь я поклялась, что не допущу больше похищений! И пусть мы сейчас не можем понять друг друга, я уверена – однажды он скажет мне спасибо».
Сумерки сгущались над полуостровом. Последние лучи заходящего солнца освещали силуэт мальчика, неподвижно сидящего на обочине дороги. Он сидел и слушал тишину, прикрыв веки. Вот, наконец, и долгожданный звук приближающегося автомобиля. «Это со стороны материка!» Вскочив было на ноги, Солетт тут же ощутил, как что-то кольнуло его в плечо, и слабость быстро распространилась по телу вместе с проникающим в кровь релаксантом. «Наконец-то!» Ах, лучше бы пелена заволокла его зрение! Тогда он смог бы забрать своё ликование с собой, чтобы хоть во сне увидеть на миг свою мечту… Но действие препарата оказалось неожиданно слабым, панта сохранил сознание, упав на колени, и вглядевшись в окружившие его автомашины, обнаружил, что мечта его осталась всё так же далека, как прежде. Две машины с материка оказались полицейскими. А третья, прибывшая со стороны Гаттарии, принадлежала Рихарду Кастанеде. Выйдя в сопровождении Эви, он отдал указание. Полицейские подхватили ослабевшего панту под руки и повели к машине директора.
– Вы самовольно нарушили комендантский час, юноша, – произнёс тот. – Думаю, пребывание под стражей до утра остудит ваш пыл.
Когда пленённый мальчик поравнялся с Эви, на его лице отразилась отчаянная ненависть.
– Ты… Как ты посмела сдать меня?! Ты же сказала, что готова отпустить…
– Это решение было ошибкой, – ответила девочка, скрестив на груди руки. – Ты один из нас, Солетт. Я должна была тебя спасти.
Мальчик плюнул ей в лицо и перевёл исполненный злобы взгляд на Кастанеду.
– Вы всё твердите, что военные совершают над нами насилие… Ну и хороши же вы, господин директор… – прошипел он. – Посмотрите на себя! Кто теперь совершает насилие?! Я ХОЧУ развиться! Я ХОЧУ РАЗВИТЬСЯ! – задыхаясь, отчаянно прокричал он, но полицейские уже сажали его в машину.
На следующее утро Рихард Кастанеда раньше обычного подошёл к школе: нужно было проведать мятежника, запертого в дисциплинарном кабинете, провести с ним поучительную беседу и наконец отпустить домой. Кастанеде и самому не слишком нравились подобные методы, и признаться честно, он испытывал некоторую вину перед Солеттом – но только так можно было заставить панту остыть. Отворив входную дверь, директор почувствовал, как похолодело внутри: сигнализация молчала. Он со всех ног бросился на второй этаж, где находилась комната наказаний – но было уже поздно. Двое полицейских, приставленных для охраны пленника, валялись без сознания, дверь в комнату – распахнута настежь, сама комната – разумеется, пуста. Рихард присмотрелся: металлическая задвижка замка была ровно и аккуратно перерезана прямо через железную дверь. Разрез на двери был настолько точным, будто бы взломщик уверенно знал, где именно следовало резать. Ни миллиметром больше. Рихард догадывался, что за незваный гость посетил его школу этой ночью. Панту выкрали прямо у него из-под носа, проникнув в его святая святых с такой лёгкостью, о какой он не мог и помыслить! Учитель остановился посреди опустевшей комнаты и в бессилии сжал кулаки.
– Эрих… – по буквам процедил он.
Знаменитость всей школы, юная красавица Эсмиральда, была отличной пловчихой. В этот день она задержалась допоздна, тренируясь в водах океана. Сумерки уже спустились на побережье, но тёмная вода притягивала девочку даже ещё больше. Она не удержалась от того, чтобы проплыть в последний раз вокруг небольшого кораллового островка и, вернувшись обратно, выбралась наконец на каменистый берег. Последние лучи заходящего солнца очертили стройный силуэт девочки, которая уже начала оформляться в девушку. Влага блестела на её гладкой обнажённой коже. Она сняла резиновую шапочку, развязала пучок, и вьющиеся золотистого оттенка волосы упали ей на плечи пышной копной. Вдруг кто-то подошёл из темноты и протянул девочке полотенце.