Стервой быть проще

– И хочешь знать, как братик отплатил за спасение? – интересуюсь я.

Не могу. Это выше моих сил. Пусть он меня спас, но хочется, чтобы идиот из палаты номер шесть немного пострадал.

– М-м-м?

– Он вышел на улицу, чтобы покурить! С пневмонией!

Несколько секунд царит звенящая тишина. Папа осмысливает услышанное, а вот идиот, кажется, не ожидал, что удар будет нанесен в это место.

– Вот ты ябеда, я тебя спас вообще-то! – наконец возмущается он.

– То, что спас – молодец, – вздыхает папа. – А сигареты на стол, пожалуйста. Где ты их вообще достал?

Марк угрюмо сопит и отмалчивается. У меня есть определенные соображения насчет этого – лежит у нас тут один заядлый курильщик. Но у него нет пневмонии! А у идиота есть. И сигареты приближают его к куче бумажной волокиты у папы, потому что пациент, который умер из-за собственного идиотизма, хуже проверки из минздрава.

– Давай сюда, говорю. Еще раз увижу с сигаретой, заставлю врача выписать тебе слабительное. Ходить курить станет некогда.

Нехотя он вытаскивает из кармана пачку и бросает на стол. А мне слегка легчает. Сделал гадость – на сердце радость, как говорит младший брат. К тому же я права и курить с пневмонией – это короткая дорога в могилу. Будем считать, я тоже спасаю идиоту жизнь.

– Элина, – вслед мне говорит отец, – я вызвал водителя. С этого дня и до тех пор, пока мы не выясним, почему тот урод на тебя напал, будешь ездить с охраной.

Я только вздыхаю. То, что папа это сделает, было очевидно. Мне не хочется ездить с охранником, они слишком болтливые. И врать родителям станет сложнее.

Мы выходим из кабинета – так уж получается – вместе. Я и идиот. Точнее, сводный брат. Я еще не до конца осознаю то, что происходит. Марк будет жить с нами. В нашем доме появится посторонний человек, взрослый парень.

– Ну и? – хмыкает он.

– Что?

– Мне-то можешь рассказать. Бывший?

– Ты о чем?

– Тот мудила, который на тебя напал. Бывший парень?

– Понятия не имею, кто он. Знала бы – сказала бы отцу.

– Ну-ну, – скептически хмыкает сволочь, и я начинаю заводиться.

Резко останавливаюсь, легонько толкаю его в грудь и говорю:

– Значит, так. Через недельку-другую ты, очевидно, поселишься в нашем доме. Не буду врать: я не в восторге от такой перспективы. Ты грубый, невоспитанный, дикий и неблагодарный. Но папа очень переживает, что на улице ты пропадешь, поэтому я не стану его расстраивать и выживать тебя из дома. Но давай договоримся: мне не нужен брат, поэтому ты будешь вести себя так, словно меня не существует. И тогда никто не узнает о твоих длинных руках, которые лезут куда не просят. Андестент?

– А если я откажусь? – нагло ухмыляется Марк.

– Тогда пойду и расскажу папе, как ты меня лапал.

– Иди. Срать я хотел на твоего папу. Мне же будет лучше, если он от меня отстанет.

Хороший ход. Если я не сдамся – придется идти рассказывать отцу, чего я, очевидно, не хочу, раз до сих пор этого не сделала. Если капитулирую – Марк выйдет победителем и совсем потеряет берега.

Как жаль, что я тоже умею манипулировать людьми.

– Нет не будет, дорогой братик. На тебя написали заявление. Ты будешь очень послушным и воспитанным мальчиком, потому что без папы тебе не выпутаться. Ты сядешь. Рассказать, чем тюрьма отличается от загородного дома? И там и там есть забор и охрана, но с маа-а-аленьким нюансом.

Совру, если скажу, что не наслаждаюсь его изменившимся лицом. Но еще и немного стыдно. Он меня спас, а я шантажирую его тюрьмой.

С другой стороны что мне, к нему в постель теперь прыгнуть?

– Ну ты и стерва! – кричит он мне вслед.

Жизнь научила. Стервой быть проще.

Загрузка...