Я настолько в ахере, что не придумываю ничего умнее, чем показать «отцу» средний палец. Серебров вздыхает, словно какой-то такой реакции от меня и ждал.
– Позволь мне объяснить, Марк. Дай мне пять минут. Пожалуйста.
Подумав, я решаю, что хуже уже все равно некуда, и выхожу из машины. Да и любопытство гложет со страшной силой, нет смысла скрывать. Исподтишка я рассматриваю мужика, пытаясь уловить в нас сходство, но получается хреново.
Мы оба высокие, это да, но высоких в мире дохрена и маленькая тележка. У него темные волосы, у меня ближе к каштановым. Носы… как носы, никогда не умел их различать. Ничего общего, короче. Может, он врет? Или что-то вынюхивает. Может, опер какой-нибудь, решил срубить палку на бездомном идиоте. Или вербовщик. Они, конечно, в основном через сеть сейчас работают, но вдруг какие ретрограды еще собирают парней по улицам?
От машины я отходить не намерен. Сначала Серебров явно собирается спорить, но почему-то в последний момент передумывает. Мы так и остаемся у водительской двери.
– Около двадцати лет назад мы с твоей мамой, Румянцевой Аленой Николаевной, встречались. Это был короткий роман, я тогда… гм… переживал тяжелый развод, и твоя мама меня поддержала. Мы были вместе около полугода, когда она вдруг исчезла. Везде меня заблокировала, перестала выходить на связь, переехала. Я решил, что она нашла кого-то получше или на что-то обиделась. Было на что, если честно.
Он умолкает.
– И? Нахрена мне эта душераздирающая сопливая история? Чего вам сейчас надо?
– Недавно мне принесли письмо от твоей мамы. Из-за стечения обстоятельств оно попало ко мне в руки только через два года после ее смерти. Она рассказала о тебе и попросила тебя разыскать.
Я стискиваю зубы. Напоминание о маме все еще отдается внутри тупой болью. У меня не было, кроме нее, никого. И вряд ли будет. Я не собираюсь брать на себя ответственность за очередного будущего беспризорника.
– Разыскали? Тогда прощаемся.
– Я хочу помочь, Марк. Я не знал о тебе, и этого не исправить. Но хочу тебя узнать. И могу помочь.
– Помочь? Я, по-вашему, нуждаюсь в помощи?
Серебров демонстративно окидывает взглядом машину и кучу хлама на заднем сидении.
– Полагаю, да. Эй, я не враг. И не собираюсь набиваться тебе в папочки. Твоя мать просила помочь с работой и жильем. Сниму квартиру, сделаю документы, устрою на работу – и будешь вспоминать меня только на пьяных посиделках с друзьями. Что скажешь?
– Скажу, что жил без отца, и еще сто лет проживу. История складная, только вот знаешь, что? Мама, когда я однажды спросил об отце, вдруг призналась, что она его любила, а он оказался женат. Так что иди в жопу, папа. Помоги жене, оплати психиатра, она наверняка за столько лет с тобой головой поехала. Досвидос.
С этими словами я сажусь в машину и трогаюсь с места, оставляя Сергея Сереброва далеко позади, задумчиво (и, как мне кажется, немного виновато) смотреть мне вслед.
И все же, хоть мне и хочется оставаться холодным и равнодушным, я чувствую, как колотится сердце, к лицу приливает жар, а в груди что-то давит, мешая глубоко дышать.
Я злюсь, что реагирую, как несдержанная девица. Но вскоре оказывается, что все намного хуже. К вечеру, когда я нахожу уединенную парковку, поднимается температура. А утром, когда я выхожу из машины, чтобы добрести до аптеки и купить что-то от жара, сознание вдруг выключается и последнее, что я помню – холодный и мокрый после дождя асфальт.
Как будто судьба, издеваясь, говорит «надо было слушать папочку».