Родители редко ругаются. Серьезно, я не знаю ни одной семьи, в которой родоки бы не собачились каждые выходные… кроме нашей. Мама с папой, как любит говорить тетя, «живут душа в душу». Поэтому их голоса привлекают внимание, и я аккуратно крадусь к дверям кабинета отца.
Не то чтобы я часто подслушиваю. Просто сейчас почему-то чувствую, что стоит.
– Знаешь, Серебров, я вот иногда думала… ты – богатый, успешный, красивый. Я постарею, потеряю красоту и энергию, перестану тебя привлекать, ты найдешь любовницу и она родит тебе сына, с которым наши дети будут дружить. Но ты меня охренеть как удивил!
– Брось, Кисточка, – раздается ласковый, но усталый голос отца, – я тоже постарею. И быстрее, чем ты. Поэтому главное – чтобы нам друг с другом было интересно. Вот тебе со мной интересно?
– Охренеть как! Что делать-то будем?
– Понятия не имею. Он меня послал. Причинять добро насильно совершеннолетнему парню не получится. Договариваться он не хочет.
– Но нельзя же его бросить!
– Знаю. Но что ты предлагаешь? Засунуть ему кредитку за шиворот? Купить квартиру, привезти в нее и запереть? Может, обдумает все с холодной головой, и решится позвонить. Я сунул ему визитку, вроде, взял. Остынет, оценит перспективы. Не знаю. Меня больше волнуют дети. Как мы им такое расскажем?
– Словами через рот, – откликается мама. – Ложь приводит вот к таким вот последствиям. Они достаточно взрослые, чтобы понять.
– Не хочу портить Олежке отдых. Расскажу, когда вернется.
– Но Эльке нужно сказать сейчас.
– Думаешь, она меня возненавидит?
– Не думаю, что Элина вообще способна на это чувство.
Поняв, что больше не могу сдерживать любопытство, я захожу в кабинет.
– Мам, Пап, привет. Чего секретничаем?
– Элина!
Мама подскакивает с дивана. Я хмурюсь. Обычно она куда сдержаннее и спокойнее. Что же стряслось?
Папа устало улыбается.
– Заходи, детка. Садись. Как практика?
Хм… значит, отцу еще не доложили, что дочурка снова привезла неплатежеспособного пациента. Интересно, чем он так был занят, что не читал рабочий чат?
Похоже, момента лучше не найти. Папа явно собирается меня чем-то расстроить, значит, простит любой косяк. Особенно совершенный из гуманистических соображений.
– Как раз хотела с тобой поговорить. Сегодня… м-м-м… кое-что случилось.
Мама вздыхает: она уже знает, что я скажу. Либо я подобрала животное. Либо человека. Животное хотя бы пристроить можно, да и ветеринар дешевле частной клиники.
– Я поехала за кофе. И на парковке один парень потерял сознание. Я вызвала скорую. Обычную, как ты учил. Они сказали, что везде ковид, бригада будет минут через сорок-час. И тогда я позвонила в MTG. Я правда испугалась, что у него сердечный приступ или что-то типа того. Он не был пьян, был опрятно одет и лежал рядом с открытой машиной. Явно вышел – и тут же отключился. Не злись!
Папа только отмахивается. Я едва удерживаю себя от того, чтобы присвистнуть. Неужели все так серьезно, что даже на мое воспитание не хочет тратить силы?
– В свое оправдание могу сказать, что у парня двухсторонняя вирусная пневмония и он в реанимации. Температура под сорок и поражение легких такое же. Жить будет, но ближайшие недели три – хреновастенько. Могу я попросить в качестве подарка на день варенья спасти ему жизнь?
– Забудь о нем, я все оплачу. Элина, сядь, пожалуйста.
А вот теперь мне не по себе.
Сажусь рядом с мамой и по выражению ее лица пытаюсь угадать, что случилось. Хорошо, что я подслушала их разговор, иначе решила бы, что они собрались разойтись.
– Зимой я получил письмо. Оно потерялось, его случайно нашла новая хозяйка квартиры, где я раньше жил. Это было письмо от моей бывшей девушки. Я встречался с ней еще до встречи с твоей мамой. Эта женщина была тяжело больна. И поэтому решилась рассказать, что у меня есть сын. Взрослый сын. Из-за того, что письмо потерялось, он оказался в сложной ситуации и вынужден жить на улице. Так что я его разыскал и предложил помощь.
Я молчу, пытаясь уложить новость в голове. У папы есть сын.
Не могу представить его рядом с кем-то кроме мамы. То есть, конечно, я знаю, что папа дважды был женат, да и в целом пользовался у женщин успехом. Но я просто не помню время, когда они с мамой не любили друг друга. И с трудом могу представить его сына.
Какой он? Как жил? Знает ли что-то об отце? А как отреагирует на нас с Олегом, захочет ли общаться?
Стой, Элина. Стой, притормози.
– Значит, у тебя есть сын.
– Да. Это шок и для меня, и для мамы. Поверь, милая, я не бросал своего ребенка, если бы я знал, хоть догадывался, о его существовании, все было бы иначе… Но я бы хотел участвовать в его жизни, понимаешь? Стать ему отцом… насколько это возможно. Ты же всегда мечтала о старшем брате, помнишь? Говорила: надоело быть старшей!
– Мне было восемь, пап. Я точно не имела в виду «хочу в восемнадцать лет узнать, что у меня есть старший брат, который живет на улице». Думаю, мне просто не хотелось получать за косяки в одиночестве. Ты уверен, что ему стоит жить с нами? Может, снимем ему квартиру и сначала познакомимся?
На самом деле я просто боюсь оказаться наедине со взрослым парнем в пустом доме. До холодной дрожи боюсь. Но скорее умру, чем признаюсь в этом отцу.
– Элина… – Папа подходит, обнимает меня за плечи и утыкается носом в макушку. – Ты всегда будешь моей любимой дочерью, и отсутствие общей ДНК ничего никогда не изменит.
– Я знаю, – вздыхаю я.
– Уверен, вы с Марком подружитесь.
С Марком… погодите-ка… моего брата зовут Марк? Да нет, невозможно, это же безумие какое-то!