Брат Онуфрий молился перед сном. Его одолевали бесы. Главным бесом выступал почему-то бывший армейский товарищ Сазонов. В кошмарных снах он хватал Онуфрия за рясу и тащил в преисподнюю. Монах отбивался, но сил не хватало, и бес почти побеждал. В последний момент Онуфрию удавалось вырваться из его когтей, но каждый раз он боялся за свою бессмертную душу, на которую охотился нечистый. Молитва ненадолго успокаивала монаха, а потом все начиналось заново.
– Зачем ты послал ко мне свою дочь? – глумился над ним Сазонов. – Откупиться хочешь? Не выйдет!
– Изыди! – махал руками Онуфрий. – Прочь от меня! Сгинь!
– Ой-ой-ой! Раскричался! Чем ты лучше меня?
– Я ничего подлого не совершал…
– Что ж ты тогда в монастыре отмаливаешь?
– Сам не знаю. Страшно мне вдруг стало жить, невмоготу… Едва глаза закрою, передо мной зарево вспыхивает и черная метка на лице покойника. Генерал-то никак не отстает от меня, грозится дочь мою погубить, ежели не сведу ее с тобой, Сазонов! А за что ей страдать безвинно?
– Без вины никто не страдает, – жестко отрезал бес. – На твоей дочери тоже метка стоит! И когда придет срок…
– Замолчи! Заткнись!
– Где же твое смирение, монах? – хохотал злодей. – Где же твоя благость? Видать, мало поклонов бьешь! Постов не соблюдаешь! Плоть не усмиряешь!
– Не тебе меня судить, – огрызался Онуфрий.
– Ты сам себя осудил. Закрылся от мира, но не от себя. Сидит в тебе червь и точит, точит… пока не сожрет изнутри. Не будет тебе спасения, не надейся…
Шепот беса проникал в мозг Онуфрия, отравляя его, распространялся с током крови по жилам, оседал в сердце. Бес был повсюду – выглядывал из каждого угла, даже, прости Господи, из-за святых образов. Он дышал на Онуфрия смрадом, напускал уныние и болезни.
– Врешь! – оправдывался Сазонов. – Болеешь ты от своей глупости! Я тут ни при чем. Так и сгниешь в тесной сырой келье, и никто на твою могилу не придет. Ни жена, которую ты оставил, ни дочь, которую ты предал.
– Я ее не предавал… В одном ты прав, Витек: от судьбы не уйдешь. Потому я и послал к тебе Ларису. Пусть она своей судьбе в лицо взглянет, примет вызов. А там, как бог даст…
– Дурак ты, Онуфрий! И всегда был дураком! Никто тебе ничего не даст, если сам не возьмешь. Чистеньким хочешь быть? И волков накормить, и овец сохранить? Не бывает такого, дружище! Либо ты овца, либо волк… Выбирай! Что тебе милее?
Монах просыпался в поту, крестился, молился и понимал: бес поселился в нем и не желает уходить. Ему хорошо! Есть, с кем поговорить, на кого излить свою желчь! Монашество Онуфрия его не смущает. Забавно искушать чернеца, подбрасывать тому греховные мысли. Изъян изначально заложен в человеческой природе, главное – суметь его растравить. А где тонко, там и рвется…
Козни хитрого беса измучили монаха. Он все чаще возвращался мыслями к той летней ночи на Оке, когда они с Сазоновым наблюдали кончину генерала и позорно сбежали, оставили покойника в доме вместе с пьяным прорабом. Тот потом еле отмылся, чуть не сел за убийство, которого не совершал. Причина смерти высокопоставленного военного так и не была установлена. Решили, что генерала хватил удар из-за неприятностей на службе. Якобы, его заподозрили в растрате казенных денег, вызвали на ковер, отчитали и предложили во избежание скандала уйти в отставку.
Казалось бы, чего проще поверить и успокоиться? Но Курбатов с Сазоновым не успокоились. Они понимали, что ввязались во что-то непонятное и страшное. Стройку прикрыли, солдат вскоре демобилизовали, и Сазонов вдруг решил махнуть в Приморский край. Он объяснил это желанием поглядеть мир, пока молодой. Курбатов удивился: «За длинным рублем гонишься, Витек?»
Оправдания товарища звучали фальшиво. Сазонов был на взводе, вел себя странно и перед отъездом предложил Курбатову еще раз посетить генеральскую дачу.
– Это еще зачем? – насторожился тот. – Ты как хочешь, а я туда больше ни ногой! Меня жуть берет, как вспомню ту комнату, зарево и мертвеца с обгорелым лицом. Бр-ррр!
– Подумаешь, брови обгорели и переносица, – занервничал Витек. – Ничего такого!
– Ты же сам твердил про «огненные знаки», «сатанинское пламя». Забыл, что ли?
– Какие знаки? Какое пламя? Не было этого. У тебя с головой все в порядке, братан?
Курбатов засомневался. Может, и правда он тогда умом тронулся? Временно, на почве испуга. И то, что якобы говорил товарищ, ему померещилось?
– Едешь со мной в Песчаное или нет? – наседал Витек. – Что, кишка тонка? Спекся? Струсил?
Курбатов обиделся и устыдился. Он не трус. Но оказаться опять возле того дома и тем паче переступать порог той зловещей гостиной ему было боязно.
– Что ты затеял? – спросил он дружка. – Решил проверить свою храбрость?
– И мою, и твою. Мужики мы с тобой или кто?
Брат Онуфрий не раз пожалел, что согласился тогда составить Витьку компанию. С тех пор бес к нему и прицепился…
– Ну что, Мушкетер, надолго мы здесь застряли? – осведомилась Лариса, глядя на растерянного водителя.
– Домкрата нет, – развел тот руками. – Всегда в багажнике был, а вчера я его выложил. Как без домкрата колесо менять?
От волнения она перешла на «ты».
– Хочешь сказать, что нам придется ночевать в машине?
– А че делать-то?
– Я против! – возмутилась пассажирка и оглянулась по сторонам. – Далеко тут до какого-нибудь жилья? Может, где-то рядом есть база отдыха?
Парень сердито теребил бородку и вздыхал. Он понятия не имел, куда их занесло. Что это за место?
– Ты без навигатора ездишь?
– Я из Владивостока в Уссурийск каждый день мотаюсь, таксую. На кой черт мне навигатор?
– Как же ты заблудился?
– Убейте, не понимаю, – отвел глаза Мушкетер. – Леший попутал…
– Н-да, весело. Поездка удалась! Лучше бы я на электричку села.
– Электричку долго ждать было…
– А ты меня быстро в город доставил, – съязвила она. – В два счета, как обещал. Вжик, и я там.
Водитель «опеля» виновато кивнул и пнул ногой спущенную резину.
– Я вас подвел, признаю. Со мной такое впервые. Извините…
– Пошли жилье искать, – решилась Лариса. – Дорога должна куда-то вести.
– Я машину не брошу.
– Предлагаешь мне одной по лесу топать? В темноте?
– Оставайтесь здесь, со мной.
– Ага! – перебила она. – Костер разведем! Суслика на ужин зажарим! Отлично! Я всю жизнь мечтала о таком экстриме. А утром что? За нами вертолет пришлют?
– Утром кто-нибудь ехать будет, поможет.
– Чует мое сердце, тут давно никто не ездил. Разве что телега… или лошадь. Принюхайся!
Парень послушно потянул носом. В воздухе пахло навозом. Кажется, он наступил на кучку экскрементов.
– Невезуха, блин! – с этими словами он начал вытирать о траву подошвы кроссовок. – Что за день сегодня?
– Уже ночь, – заметила Лариса. – Я спать хочу. И не в машине, а в нормальной постели.
– Трасса должна быть где-то рядом. Слышите?
Лариса прислушалась, но характерного шума транспорта не доносилось. Дул ветер, жалобно вскрикивала в лесу птица.
– Дымом пахнет! – обрадовался Мушкетер. – Значит, база недалеко! Хорошо, что ветер в нашу сторону.
– Я же говорила. Идем! Поможешь нести чемодан?
– Оставьте его в багажнике. Утром заберете. Может, я на базе домкратом разживусь…
Они двинулись на запах дыма. Грунтовка повернула направо, и вдали показался огонек. Таксист ускорил шаг, Лариса едва поспевала за ним.
– Эй, не торопись! Я не чемпионка по спортивной ходьбе!
Чем ближе они подходили к жилью, тем тревожнее становилось у нее на душе. Парень тоже заволновался.
– На базу не похоже, – обронил он. – Может, просто жилой дом? На отшибе.
– Нам выбирать не приходится. Пятизвездочного отеля тут все равно не найти. Значит, попросимся на ночлег в хижину лесника.
Парень промолчал, вглядываясь в облитый луной силуэт дома. Высокая крыша, труба дымохода и тусклый свет в двух окошках.
– Осторожнее. Хоть бы собаки не было, – предупредил он пассажирку. – Не хватало, чтобы нас злая зверюга покусала.
Они подошли к забору и остановились, ожидая собачьего лая. Но дом окружала глухая тишина: ни ветра, ни ночных птиц, ни комариного писка.
– Не нравится мне эта «хижина», – поежился Мушкетер. – Ей-богу, лучше к машине вернуться.
– Нет уж! Я обратно не пойду, – простонала Лариса. – Сил нет! Я устала, ноги натерла. Давай, иди вперед, а я за тобой…