Вечером того же дня я постучалась к Камилле.
– Входите, – отозвалась она легким приветливым голосом. Наверное, она думала, что это Уильям или кто-то из детей.
Открыв дверь, я увидела, как она сидит перед туалетным столиком и снимает украшения. В отражении было видно, как она помрачнела: видимо, я оказалась права.
Я повернулась к окну, чтобы полюбоваться багровым закатом. Покои Камиллы и Уильяма занимали почти весь четвертый этаж в западном флигеле, и отсюда открывались самые впечатляющие виды. В этот вечер даже можно было увидеть огонь нашего маяка, Старушки Мод, и на мгновение мне захотелось вернуться в прекрасное беспечное детство на Гесперусе.
– Приятный был ужин. – Я решила прервать мучительное молчание нейтральным комплиментом. Впрочем, Камилла чаще всего воспринимала комплименты как должное.
– Ты не съела ни кусочка.
Я знала, что она наблюдала за мной, отпивая из кубка, и следила за каждым моим движением. Камилла склонила голову набок, сняла большую жемчужную серьгу в форме капли и положила на серебряный поднос.
– Камилла… Давай обсудим сегодняшний день. Пожалуйста.
Она сняла вторую серьгу и помассировала мочки.
– Я не понимаю, в чем дело, но сегодня ты, кажется, решила во всем настаивать на своем. Ладно. Давай поговорим. Давай будем говорить до поздней ночи, пока не охрипнем и не выбьемся из сил. Завтра в семь утра у меня заседание совета на Васе, но я уверена, что мои подданные поймут, если я буду как сонная муха: я просто скажу им, что Верити хотела поговорить.
– Камилла…
Она развернулась на пуфе и с вызовом посмотрела на меня.
– Что?
Оказавшись перед непробиваемой стеной ее гнева, я начала терять решимость. Я чувствовала себя так, словно стояла на скалах за Хаймуром. Один неверный шаг – и я упаду с обрыва навстречу неминуемой гибели. Внезапно мне вспомнилась улыбка Эулалии на одном из портретов, и я зажмурилась.
– Я… я не хотела, чтобы все так получилось.
– А что это меняет? – хмыкнула Камилла, снова отвернувшись к зеркалу.
Она сняла ожерелье и аккуратно положила его на роскошную ткань цвета темной ночи. Пока она так же бережно складывала квадратиком синий бархат, я обратила внимание, что она разодрала кожу около ногтей.
– Прости, – сказала я. Мне хотелось подойти к ней, опуститься на колени и уткнуться лбом ей в бок, как я любила делать в детстве. Тогда она утешала меня и гладила по спине круговыми движениями, а потом целовала в макушку.
– За что? – язвительно спросила Камилла, и я отогнала от себя мысли о том, какой она была раньше. Теперь я могу даже не надеяться на утешение и поддержку.
– Я не хотела тебя расстраивать или злить.
– Что ж, ты добилась противоположного результата, – фыркнула она.
Я переминалась с ноги на ногу и не знала, что делать. Она явно не была настроена на диалог, а значит, из этого разговора ничего не выйдет. Вместе с тем я понимала, что если отступлю, то эта ситуация будет вызревать подобно нарыву и разрастется, как гангрена, поражающая конечность черными язвами.
– Я… я просто не понимаю, – тихо произнесла она, и я с трудом расслышала ее слова на контрасте с предшествовавшей отповедью. – Я ведь столько отдала тебе за эти годы…
Я оглядела комнату, словно искала причину для резкой смены интонации.
– Я знаю.
Она сделала глубокий вдох, глядя на свое отражение отсутствующим взглядом.
– Мне было девятнадцать, когда папы не стало. В одночасье я унаследовала титул, имение, дом, сгоревший дотла, и опеку над пятью младшими сестрами.
Камилла посмотрела на меня, и я увидела слезы в ее глазах.
– Я позаботилась о том, чтобы вы были сыты и одеты. Дала вам образование. Любила и опекала вас. Я всегда стремилась сделать так, как было бы лучше для вас. Обустроила этот дом, чтобы всем было уютно. И теперь ты готова продать душу, лишь бы покинуть его. И меня!
Я сделала осторожный шаг в ее сторону:
– Камилла, я совсем не хочу тебя оставлять. И дело не в Хаймуре…
Она судорожно вдохнула – скорее это было похоже на всхлип.
– Давай вперед! Все остальные уехали. Было глупо надеяться, что ты поступишь иначе.
Одно мгновение – и я оказалась у ее ног, обнимая ее колени. Я еще никогда не видела Камиллу такой уязвимой и не смогла справиться с чувствами. Она казалась такой одинокой…
– Никто не оставлял тебя, Камилла. Просто… они тоже хотят жить своей жизнью.
– Я всегда думала, что наша жизнь должна быть сосредоточена здесь. Ведь мы сестры Фавмант, сестры Соли, – сглотнув, сказала она. – А теперь все они так далеко…
– Я останусь, – выпалила я.
Не надо мне никаких больших приключений. Я распрощалась с этой затеей и втоптала в землю все свои мечты. Только бы моя сестра не смотрела на меня таким жутким взглядом!
– Я сегодня же напишу леди Лоран. С утра первым делом схожу на почту. Я сошлюсь на любую причину, которую ты назовешь. Я останусь, Камилла. Обещаю.
Последовало длительное молчание. Я не видела ее лица и не могла угадать ход ее мыслей, но надеялась, что смогла исправить положение. Мне очень хотелось, чтобы она приняла мою жертву и утешилась, перестав так горько рыдать. Меня очень пугали слезы сестер.
– Спасибо, Верити, – наконец произнесла Камилла. Она погладила меня по голове и немного пощекотала шею – совсем как в старые добрые времена.
Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на этом моменте. Она все-таки простила меня!
Не знаю, как долго мы просидели с ней вот так, не видя друг друга, пытаясь обрести утешение в си-
туации, когда утешить невозможно, и найти способ выразить искренность своих переживаний. Камилла отстранилась от меня и взяла со столика платок. Я подогнула под себя ноги и, выпрямившись, безмолвно наблюдала за тем, как Камилла стирает помаду с губ и возвращается к образу герцогини – всегда сдержанной и не допускающей ошибок.
– Ну что, теперь все уладили, а значит, пора в кроватку. Можешь написать письмо сегодня, и все, со спокойной душой ляжем спать. Ладно? – Она легонько ущипнула меня за нос, но я уловила в этом неискренность, будто она изображала некое подобие теплых чувств.
– Конечно, – ответила я, поднявшись.
Она выиграла очередную битву, и теперь ей не терпелось перейти к следующей задаче в своем списке дел. Все мы для нее были не более чем пустым окошком для галочки.
– Если хочешь, я попрошу Ханну принести тебе чашку чая. Это всегда помогает мне заснуть.
Камилла на мгновение сжала губы, и я не смогла понять, что значит выражение ее лица.
– Можешь взять одну из моих свечей, если хочешь, – сказала она, пропустив мимо ушей мое предложение и указав на подсвечники по обе стороны от зеркала. Даже она пользовалась вонючими свечами, подаренными Аннали.
– Спасибо, – ответила я и поцеловала ее в щеку. – Я никогда не боялась темноты.
Я продержалась до дальней лестницы, ведущей на второй этаж, но на большее сил уже не хватило: я начала задыхаться и упала на колени. Кровь прилила к лицу, стало невыносимо жарко, но руки при этом дрожали от холода.
– Это ненадолго, – уверяла я себя, хотя сама не верила в свои обещания. – Она же не думает, что ты останешься здесь навсегда. Это невозможно.
Я содрогнулась в попытке дать волю слезам, но была совершенно опустошена, словно парус без ветра или рыба на сухом пирсе, отчаянно хватающая губами воздух. Я приглушенно всхлипнула. Слезы не давали мне дышать; я скрючилась и прижала колени к груди, чтобы сохранить остатки самообладания.
– Посмотри на себя, – прошептал кто-то на лестничной площадке этажом выше. Голос прокатился эхом по лестнице, повторяя одни и те же слова.
– Кто здесь? – спросила я. Меня окатило ледяной волной панического ужаса, и я крепко обхватила себя руками.
Кто-то слышал мои стенания. Кто-то видел, как я сорвалась, но, вместо того чтобы прийти на помощь и утешить, просто смотрел с холодным осуждением и издевался над моей болью.
– Столько слез.
Кто это? Я перегнулась через перила и попыталась разглядеть силуэты в темноте. Надо было все-таки взять свечу у Камиллы.
– Столько печали, – ответил второй голос.
С кем они говорят? Выпрямившись, я неслышно побежала вверх по лестнице, чтобы застать говорящих врасплох. Может, это горничные слоняются без дела? Или Камилла с Уильямом решили убедиться, что я точно пошла спать? Кто это? Но на лестничной площадке было пусто, как и тогда, когда я спускалась. Я окинула взглядом коридор третьего этажа, не сомневаясь, что говорящие скрылись там, услышав мои шаги, но там тоже было тихо и темно.
И тут… мелькнуло что-то красное. Довольно далеко, в другом конце коридора. Мелькнуло – и скрылось за углом.
– Ленор? – с недоверием спросила я.
Кажется, это ее длинные распущенные волосы роскошного рыжего цвета блеснули в свете газовой лампы. На этом этаже располагались комнаты детей, поэтому свет горел всю ночь, чтобы отгонять плохие сны.
Я пошла за ней, хотя у меня возникало все больше и больше вопросов.
– Ленор?
Она вернулась? На мой день рождения? Конечно, мы всегда ей рады. Я бы и сама отправила приглашение, но не знала адреса. В последний раз она связывалась с нами много месяцев назад и прислала Камилле короткое письмо. «Я в порядке, – сообщила она в конце послания. – У меня все хорошо». В конверте также был небольшой цветок с необычными красными лепестками, вложенный для сохранности в два листа вощеной бумаги.
А теперь она вдруг вернулась! Я поспешила за ней. Она покинула Соленые острова много лет назад. Как же давно мы не виделись!
– Ленор, – снова позвала я. – Подожди.
Почему она не оборачивается и не здоровается?
– Слезы, – прошептала она, и ее голос вновь странно разнесся по коридору.
На мгновение мне показалось, будто она стоит прямо за мной и почти касается губами моего уха.
– Печаль, – повторила ее собеседница.
– Слезы.
– Печаль.
Они повторяли эти слова снова и снова. Постепенно шепот превратился в шипение, напоминающее звук горячего пара; звуки множились, отражаясь от стен, и наконец в коридоре стало настолько шумно, что я удивилась, как дети до сих пор не проснулись.
– Ленор! – крикнула я, забегая за угол, и увидела, как она спускается по главной лестнице. – Что ты такое говоришь?
– Слезы, – повторила она, остановившись, и посмотрела на меня.
Теперь я наконец разглядела вторую фигуру рядом с ней: она крепко держала сестру за руку. Я медленно моргнула. Нет, с моим зрением явно что-то не так. В глазах двоилось. Или… ни одна из этих фигур не Ленор. Они пристально смотрели мне в глаза, их тусклые бледные лица выражали тревогу.
– Печаль, – прошептала моя усопшая сестра, и тут я закричала.