Припарковав машину около дома и вытащив ключи из замка зажигания, захлопываю дверь. Погода в Москве не радует. Синоптики обещали холодное лето, так оно и вышло. Открываю багажник и вытаскиваю оттуда сумку с продуктами. В ней только самое необходимое: хлеб, колбаса, яйца, кофе, сахар, масло и… шоколад. Больше я ничего не покупаю, потому что времени нормально питаться у меня нет. Хотя нужно было бы взяться за ум и не страдать хренотой.
Иду к подъезду с парковки. Я устал. Измотан. Единственное, что мне сейчас хочется: это принято душ и лечь спать. Я, конечно же, стараюсь следовать этому плану, но что-то мне подсказывает, что он полетит к чертям. Естественно, отдыхать в принужденном отпуске я не собираюсь. Да кто бы на моем месте отдыхал бы?
Достаю ключи из заднего кармана джинс, пикаю магнитным ключом по домофону и вхожу в подъезд.
Запах хлорки ударяет в нос. По всей видимости, Михайловна (наша очень веселая уборщица-старушенка) вновь переборщила с пропорцией химозы. Запах едкий, очень сильно раздражает слизистую носа. Морщусь.
– А, Станиславик! – восклицает консьержка из своей будки, открыв дверь. – Ты сегодня очень рано!
Пытаюсь выдавить из себя доброжелательную улыбку, но выходит что-то вроде ухмылки-не-до-оскала.
– Добрый вечер, Мария Ивановна.
Женщина она хорошая: худенькая брюнетка, улыбчивая и вечно пытающаяся накормить меня своими пирожками. Нет, печет она из классно, спору нет. Однако я не привык есть пирожки каждый день. Складывается впечатление, что она пытается меня откормить и убить.
Ивановна улыбается. Зеленые глаза сверкают радостью.
– Не часто можно видеть тебя в такое время суток, – кокетничает она.
Молча подхожу к почтовому ящику, вытаскиваю макулатуру и выбрасываю ее в ведро.
– Сам удивлен, что так рано здесь.
Ивановна хихикает.
– Как на работе дела?
Я поднимаюсь по лестнице, кидая короткий ответ:
– Как всегда, на страже порядка!
И в конце отдаю ей честь, наконец-то выдавив из себя подобие улыбки. Ивановна остается довольна моим ответом. Женщина провожает меня добрым взглядом, приговаривая:
– Это очень хорошо, Станиславик! Очень!
Жму на кнопку вызова лифта. Что-то гудит в лифтовой шахте.
– Хорошего вечера, Мария Ивановна! – кричу я ей, чтобы не показать уж совсем несвежей. Обижать ее я был не в силах.
– И тебе, Станиславик! Ха-ха, и тебе!
Мария Ивановна – подруга моей бабушки. Хоть и консьержка младше ее на три года, они все равно дружили. Ходили на работу вместе, ездили отдыхать на море. У Марии Ивановны была дочь – Василиса. Она же и стала моей невестой. А после…
Пытаюсь прогнать тяжелые мысли из своей головы. Нет. Я не должен был этого вспоминать. Нет-нет-нет. После той катастрофы, которая унесла жизнь моей беременной невесты, мой мир изменился. А уж насколько изменился мир Марии Ивановны – я и представить себе не могу.
Лифт звенит, открываются двери и я вхожу внутрь. Нажимаю на одиннадцатый этаж и жму кнопку «закрытие дверей». Прислоняюсь спиной к стене, закрыв глаза.
Василиса… огненные рыжие волосы, насыщенные карие глаза… от нее пахло хвоей и луговыми цветами. Она хмурилась, если что-то не получилось так по-детски, что на это можно было смотреть часами.
Звон. Щелчок. Двери распахиваются. С усилием выныриваю из своих мыслей, выйдя на лестничную клетку. Открываю ключом общую дверь на этаж. Пол оборота вправо. Дверь открывается. Закрываю ее за собой и спотыкаюсь о гребаный детский велосипед. Она стоит прямо у выхода, черти восьми! Велосипед заваливается набок. Грохот отдается эхом по всему периметру коридора, а я про себя чертыхаясь.
Ставлю велосипед прямо и ругнувшись иду к своей квартире. Позади слышу, что кто-то открывает дверь. Наверное, это из квартиры 89, владельцы того самого велосипеда. Я уже не знаю, который раз я натыкаюсь на него, но обещаю, что выброшу его ко всем чертям нахер!
Не реагирую на этот звук, подхожу к квартире и открываю дверь. Три оборота вверху. Три оборота внизу. Нажимаю на ручку и дверь поддается. Хочу было сделать шаг в квартиру, как меня окликает соседка:
– Ой, Станислав! – восклицает она. Я поворачиваю голову в ее сторону.
Катя. Сколько оно себя помню, она всегда была влюблена в меня. А ее муж, Пашка, учился в параллельном классе. Детей у них нет, или Катя не хочет, не знаю… я не углублялся в эту тему дальше, чем просто «социального контроля» (те самые бабушки, которые сидят на лавочках около дома и все про всех знают).
Разворачиваюсь и окидываю ее взглядом. Катя никогда не стеснялась откровенных нарядов: да и зачем ей это? Ее фигура хорошая, аппетитная для мужчин, но будучи замужем, думаю стоило бы отказаться от такой вызывающего наряда, как сейчас. Короткий прозеванный черный халат под которым очень тонкая сорочка из-под потопов виднеются тонкие линии ажурного белья.
– Привет, – говорю ей настолько ровно, что мне кажется, слова вырываются беззвучно.
– Да, привет… – мнется она.
Катя не подозревает, что я в курсе о ее чувствах, которые до сих пор не угасли.
– Ты что-то хотела? – спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что Катя ничего не хотела. Она никогда ничего не хочет, кроме одного: обратить мое внимание на нее.
– Да, – выстреливает та, но в следующую секунду осекается. – То есть…
Замираю в дверном проеме. Что на этот раз у нее произошло?
– В общем… у меня что-то со стоком в ванне, – робко произносит она. – Пашка в командировке, а слесарь так и не пришел сегодня…
Слова Кати достаточно убедительные. Я тихонько вздыхаю.
– Тебе очень срочно или я… – уточняю у нее, кивая головой в сторону своей квартиры.
– Ну, хотелось бы сегодня нормально помыться…
Молча киваю головой.
– Минут через тридцать зайду, – отвечаю ей и слышу в спину:
– Дверь будет не закрыта!
Молча закрываю дверь за собой, и включаю свет. И на кой хер я согласился? Сказал бы, что я ненадолго, но нет, стоило мне ляпнуть эту чушь про «через тридцать минут зайду». Тьфу!
Включаю свет в коридоре. Разуваюсь. Несу пакет на кухню. Сейчас хочется одного: в душ и спать. Прикусываю кончик языка, словно мне это как-то поможет. На кухне в аквариуме плавает золотая рыбка. Ее зовут Габриэль. У него нет одного плавника. Но это не мешает ему быть самым счастливым питомцем.
Подхожу к аквариуму и стучу пальцем по стеклу.
– Здорово, бандит, – говорю ему. Габриэль подплывает ко мне, пар крах открывает рот и дальше задумывается. Он очень много думает. Даже слишком. Думаю, если бы рыбы умели говорить и писать, то Габриэль бы давно написал свои философские мемуары.
Включаю ему свет, а сам отхожу к холодильнику.
Нужно что-то съесть и пойти в душ, а то Катя не даст мне и продых. Будет потом припоминать, что я обещал, но не пришел. А мне такой головной боли совершенно не нужно.