Но не та, которая есть муки невозможности заснуть. Когда всё внутри кричит: «Спать!», но дикая усталость никак не обращается ни в сон, ни даже в забытье. А на следующий день всё выводит из себя и бесит. Нет. То была её особая Бессонница – увлекающая в ночь, которая делается миром и приносит в душу то, чего ей не хватает. Позволяет придумывать то, чего никогда не было. А может, не придумывать, но видеть. Видеть то, что не могут другие. Или не хотят. Или боятся. И потому полагаются на мозг, заполняющий «слепое пятно» привычным. Видят только то, что не выдернет из зоны комфорта. Не заставит думать. Поможет не заметить. Поможет не обращать внимания ни на что вокруг. Даже на то, как он…
…стоял под дождём.
То, как он стоял под дождём. Никто не видел, как он стоял под дождём, только она, танцующая со своей Бессонницей вдоль старой набережной и улыбающаяся искренне, но немного рассеянно. Думающая о своём, но подмечающая даже кошек, которые не любят, когда их подмечают. Только она увидела, как он стоял под лёгким питерским дождём. Увидела, что Город заботливо отмахивает от него большую часть капель, потому что он должен был быть уже насквозь мокрым, но нет, редкие волосы были мокрыми, зато куртка показалась едва влажной, совсем чуть-чуть влажной, и действительно была такой. Капли на морщинистом лице – он их не вытирал, как и капли на больших очках в старомодной оправе. Стёкла стали дождливыми, но мужчина этого не замечал. Он смотрел на замерших коней.
И не отвлёкся, когда она остановилась и стала смотреть тоже.
И Город попросил дождь беречь их обоих.
А все вокруг того не замечали, привычно прячась под капюшонами и зонтами. И проходили мимо, не слыша. А если и слышали, то не обращали внимания…
– Я всю жизнь проработал в Математическом. – Мужчина, не отрывая взгляда от коней, кивнул на здание. – Окна кабинета выходили на набережную, и я всю жизнь любовался конями. Смотрел на них, когда думал… Чаще всего, когда думал. Не на одного какого-то, а на всех сразу или по очереди. Любовался. Улыбался им. И думал. Смотрел на людей, туристов, которые торопливо фотографируют. Или неспешно позируют. Наблюдал, как прохожие мешают им, делая вид, что не понимают, для чего туристы останавливаются, и специально проходят между фотоаппаратом и теми, кто позирует. Питер большой и красивый, фотографируются на каждом углу, и всех туристов не обойдёшь. Так, наверное, думают прохожие. А туристы думают иначе и ждут, когда можно будет сфотографироваться на мосту. Я же наблюдал за ними, но смотрел на коней. Видел их в снегу и на солнце. Изнывающими от жары и смеющимися под проливным дождём. Получилось так, что я смотрел на них всю жизнь. И когда перестал работать в Математическом, стал специально приезжать сюда.
К мосту, который пережил много людей, а переживёт ещё больше. К бронзовым коням, готовым играть с кем угодно и без устали позировать туристам. К тому, из чего сложилась его жизнь.
– Кони были вашими друзьями?
– Я боюсь произносить эти слова, девочка, но мне кажется, что они были моими единственными друзьями. И уж точно единственными спутниками. – Мужчина грустно улыбнулся. – Я так и не женился, не завёл детей, ни с кем не связывался, ни с кем не расставался, и только кони были со мной всю жизнь. И когда мне доводилось уезжать, я скучал по ним.
Одиночество…
Город делает всё, чтобы его жители не страдали от одиночества. Сплющивает их в отсеках многоэтажных построек, соединяет в метро, набивает ими автобусы, зовёт на фестивали, в театры, музеи, просто погулять… Город делает всё, чтобы люди знакомились, узнавали друг друга, улыбались друг другу, скучали друг по другу… Но жизнь непредсказуема, и бывает так, что рядом никто не идёт. Ты сам решаешь свои проблемы, а мыслями делишься с дневником, который в этом столетии принял форму социальной сети и потерял сокровенность. Но тебе плевать на мнение тех, кто пишет в ответ, ведь дневник существует только для тебя…
– Можно я подарю вам зонтик? – тихо спросила она.
– А как же вы?
– У меня есть капюшон. И ещё я могу посидеть на лавочке автобусной остановки, а вы не можете, потому что с лавочки не видны кони.
– Кони видны, но плохо.
– Возьмите зонт, – решительно сказала она. – И когда вы не будете вспоминать коней – вспомните меня. Мне будет приятно.
– Вы об этом не узнаете.
– Если возьмёте зонт – узнаю.
– Тогда я возьму зонт, – согласился старый мужчина. И неловко взял зонт. Но не стал его раскрывать, потому что Город по-прежнему оберегал его от капель. – Спасибо.
Она ответила улыбкой и неожиданно спросила:
– Вы уже умерли?
– Не знаю, – честно сказал мужчина, вновь поворачиваясь к своим единственным друзьям. – Надеюсь только, что, когда умру, мне будет дозволено приходить и любоваться, а не только вспоминать.