18 апреля, вторник
Когда-то её называли мызой – мыза Куммолово. Этим словом туземцы определяли богатые поместья, и название вошло в обиход. Потому что показывало, что усадьба расположена не абы где, а недалеко от столицы, совсем рядом с центром великой империи.
Первому владельцу, Ивану Блюментросту, имение пожаловал лично Пётр I, после чего Куммолово стало расти: со временем появились и пруды с форелью, и винокуренный завод, и водяная мельница, и ледник, и прочие постройки, необходимые для нормальной жизни. И конечно же, большой господский дом с колоннами. Развалины которого и сейчас производили впечатление. К сожалению, развалины, поскольку после Великой Отечественной войны усадьба пришла в запустение и только грустные следы рассказывали о прежних, цветущих временах…
– Да ты издеваешься! – не сдержался Гордеев, увидев сидящую под колоннами Веронику.
– И тебе доброе утро. – Девушка сделала большой глоток горячего кофе из кружки-термоса и улыбнулась: – Не ждала тебя так рано.
Ответной улыбки не последовало: Никита не обрадовался, встретив Веронику в старой усадьбе, в которую явился в сопровождении группы полицейских, и не счёл нужным этого скрывать.
– Я должен был догадаться, когда увидел на обочине выпендрёжный Mini Cooper.
– Какой выпендрёжный? – Девушка округлила глаза. – Гордеев, ты что? Тачка чуть ли не вдвое старше меня!
– Если бы она была старше тебя, то выглядела бы не как стильная тачка от дизайнеров BMW, а как дешёвое английское дерьмо, – проворчал Никита, принюхиваясь к аромату кофе из кружки девушки. Свой он давно выпил, но не отказался бы от второй порции. – Что ты здесь делаешь? – И услышал в ответ классическое восклицание:
– Ты не поверишь!
– Уже не верю. И жалею, что спросил.
– Гордеев, нельзя быть таким букой! И таким подозрительным! Ты сначала выслушай. – Вероника поправила шапку. – Представляешь, просыпаюсь я сегодня утром и неожиданно думаю: а не поехать ли мне в крепость Копорье? Летом я её видела, осенью видела, даже зимой видела, а весной, как ни странно, нет. Удивилась этому факту, а дальше ты сам всё понимаешь: я на подъём лёгкая, сказано – сделано. Сварила кофе и приехала.
– Это не Копорье, – заметил Никита, давно привыкший к манере общения Вероники.
– Да! – радостно подтвердила девушка. – Я знала, что ты заметишь! Вы, полицейские, такие внимательные…
– Что ты здесь делаешь?
– Ты недослушал, – посетовала Вероника. – Так вот, еду я в Копорье, вся такая в предвкушении, мечтательная, думаю только о том, что там увижу, останавливаюсь на бензоколонке и случайно знакомлюсь с какой-то женщиной. Ты же меня знаешь, Гордеев, я не болтливая, но настроение сегодня было идеальным для общения. В общем, мы разговариваем, и женщина внезапно говорит: «Вероника, милая, ну, зачем тебе это Копорье? Поезжай лучше в Куммолово! Там та-а-акие развалины! Намного больше, чем в Копорье!» Вот я и приехала. А тут ты. Даже вы. – Она бросила взгляд на полицейских, которые неспешно осматривали территорию заброшенного поместья. – И вообще имей совесть, Гордеев, это ведь я подсказала, где нужно искать.
А он, замотанный, не сообразил, что девушка обязательно примчится в Куммолово, чтобы лично увидеть, приведёт ли её догадка к каким-нибудь последствиям. В этом была вся Вероника: и в том, что примчалась, и в том, что подсказала. Злиться на неё Никита не мог, лёгкое раздражение, вызванное неожиданной встречей, исчезло, поэтому он потёр подбородок и пробурчал:
– Мы ещё ничего не нашли.
– Вы только начали.
– Если ничего не найдём, ты не представляешь, на-а-асколько большой втык я огребу. Из-за тебя.
Из-за того, что повёлся на сомнительный совет.
– Не пугайся раньше времени, Гордеев. Глядишь, пронесёт. – Вероника потрясла кружкой, прикидывая, сколько кофе в ней осталось, убрала в рюкзак, достала фотоаппарат и осведомилась: – Можно я тут похожу?
– Нельзя, – машинально ответил Никита.
– Сначала докажи, что это место преступления, а потом выгоняй туристов.
Девушка показала полицейскому язык, после чего подняла фотоаппарат и сфотографировала Гордеева.
– Видел бы ты свою физиономию.
Злиться на неё было решительно невозможно.
– Повезёт же твоему мужу, – хмыкнул Никита.
– Моему – повезёт. А тебе повезло с женой?
– Мне нравится.
– Вот уж не думала, Гордеев, что ты записной подкаблучник.
– А как я должен был ответить? – растерялся Никита. – Что не нравится?
– Да ты, смотрю, бунтарь, – поменяла точку зрения девушка. И рассмеялась.
– В общем, можешь тут пока побегать по травке, но если мы чего-нибудь найдём – ты сматываешься, – произнёс Никита. В основном для того, чтобы оставить за собой последнее слово.
– А как же свобода прессы?
– Есть свобода прессы, а есть воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования, двести девяносто четвёртая статья УК РФ.
– Гордеев, не становись скучным, мы ещё не поженились.
– И слава богу.
– Кстати, ты уже понял, что нужно искать?
Этот вопрос Вероника задала совсем иным тоном, в котором не было ни шутки, ни ехидства, и понявший это Никита отнёсся к вопросу серьёзно:
– Мы ищем захоронение. Надеюсь, в единственном числе.
– Вспомни картину, – предложила девушка. И открыла «Мальчика нет» на смартфоне: – Смотри, как изображён Костя – он смотрит снизу.
– Из могилы.
– Посмотри, как падает свет. – Вероника выдержала паузу, поняла, что требовать от полицейского понимания тонкостей живописи бессмысленно, и закончила мысль: – Костя в яме, но в очень узкой.
– В колодце, – понял Никита.
– И здесь он есть, – продолжила девушка, убирая телефон. – Но только один.
– А сколько их нужно? – не понял Гордеев. – Сто?
– Здесь есть колодец, о котором все знают, могу его показать. Но вдруг на территории усадьбы находится несколько колодцев? Она ведь была большой, восемь гектаров.
– Восемь гектаров мы будем долго обыскивать, – прикинул Никита.
– Если знать, что ищешь, получится быстрее.
Несколько мгновений Гордеев обдумывал слова девушки, затем попросил:
– Покажи колодец.
Внимательно осмотрел устройство и расположение, оценил уровень воды, буркнул: «Придётся вызывать откачку», – и отправил ребят искать «Нечто подобное, только внимательно: он скорее всего зарос или замаскирован. Или его замаскировали, а потом он зарос». И согласно кивнул, услышав предложение Вероники помочь – на такой территории пара дополнительных глаз лишней не будет. В итоге поиски затянулись на три часа. Один раз прервались из-за короткого, но сильного дождя, который напрочь размыл дорожки; и один раз на общий перекур, на котором Гордеев мотивировал ребят горячим кофе – за ним съездила Вероника. Потом подъехали какие-то блогеры – фотографироваться у развалин, но у них не получилось, потому что минут за пять до этого один из полицейских крикнул:
– Кажется, есть!
И все столпились вокруг квадратного – такого же, как общеизвестный – колодца, закрытого деревянным настилом и засыпанного землёй, на которой наросла трава. Найти его было очень трудно, и нашли только потому, что искали: полицейский обратил внимание на невысокий бугор, ткнул щупом, почувствовал доски и подозвал коллегу с лопатой. Посмотрев на открывшийся колодец, Гордеев приказал оцепить территорию и подогнать машину с насосом. Испортил день блогерам, сказав, что доступ к развалинам откроется не ранее следующего дня. Хотел испортить день Веронике, но девушка опередила, сказав:
– Если ты хочешь, чтобы я ушла, тебе придётся меня убить.
В ответ Никита махнул рукой и разрешил остаться. В конце концов, Вероника их сюда привела и у неё было право знать, что они найдут.
А то, как она будет после этого спать – её проблемы.
В передаче дел между подразделениями и уж тем более между «землёй» и Петровкой нет ничего необычного. Рутина. Феликс мог сделать несколько телефонных звонков, вызвать мужиков из убойного к себе и так покончить с формальностями, но Вербин предпочёл съездить в окружное УВД. И не потому, что лично знал капитана Силантьева, а из профессиональной вежливости.
Силантьев уважительный жест оценил, материалы подготовил, документы оформил и сам вызвался сопровождать Феликса на место преступления. Показал, где стоял автомобиль, на котором приехал Чуваев, где лежало тело, и замолчал, позволяя коллеге оглядеться.
– Тело ведь двигали после смерти? – уточнил Вербин через пару минут, прикинув расстояние между местом, где Чуваев упал, и тем, где его обнаружили.
– Да, – подтвердил Силантьев. – Я считаю, что убийца находился за забором. – Он кивнул на противоположную сторону дороги. – Выждал подходящий момент, подкрался к Чуваеву и выстрелил в спину. Попал в сердце. Затем – контрольный в голову. Откатил тело и через лес ушёл к машине. Здесь полно мест, где можно оставить тачку и при этом нет видеокамер.
– Вы отработали машину?
– Отработали и нашли в области, сожжённой, – рассказал Силантьев. – Дальше следы потеряны.
– Пистолет с глушителем?
– Да.
– Профессионал, – вынес окончательный вердикт Феликс.
– Профессионал, – согласился Силантьев.
– Пришёл, убил, ушёл… – Вербин медленно поворачивался вокруг оси, сопоставляя фотографии, которые выводил на планшет, с реальностью. Двухрядная асфальтовая дорога, разметку после зимы ещё не восстановили, но кое-где видны её остатки и можно сделать вывод, что на этом участке разделительная линия прерывистая, можно обгонять. С одной стороны забор, с другой – лес, тоже огороженный забором. Ни тот ни другой серьёзного препятствия не представляли. – Ушёл, но зачем-то забрал телефон.
– Телефон взял или убийца, или Крант, – заметил Силантьев.
– Крант не брал.
– Уверен?
– Да.
– Получается, в телефоне было нечто нужное убийце? Или то, что он не хотел нам показывать.
– Получается, так.
Зная номер, оперативники скоро выяснят, с кем говорил Чуваев, о чём переписывался в мессенджерах, где бывал. Но раз телефон забрали, это означало, что ни в мессенджерах, ни в телефонных звонках важной информации нет. А есть она в приложении, которое по номеру телефона не пробить.
– Убийца отлично подготовился, – продолжил Силантьев, увидев, что Феликс отвлёкся от фотографий. – Дальше по улице стоят дальнобойщики, а если поехать в другую сторону, то во время убийства можно легко нарваться на собачников.
– А здесь не бывает ни тех ни других?
– Только случайные прохожие. Дальнобойщикам здесь стоять нельзя, а собачникам гулять неудобно – заборы.
– Но Чуваев сюда приехал. – Вербин помолчал. – И судя по всему, не испытывал никакого волнения… Что ты о нём узнал?
Феликс, разумеется, просмотрел собранную информацию, но сейчас, находясь на месте убийства, хотел её услышать. Не вспомнить, а именно услышать от человека, который эти материалы собирал и, возможно, скажет чуть больше, чем написано в отчётах.
– Чуваев Алексей Валерианович, одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года рождения, имеет двойное гражданство: Россия и Германия. Собственник двухкомнатной квартиры в Санкт-Петербурге, но там не живёт, сдаёт… Предварительное заключение медэкспертов – героиновый наркоман со стажем.
«Богема…» – отметил про себя Вербин.
– Как часто бывает в России?
– Выясняем.
– Когда прилетел в этот раз?
– Восьмого апреля.
«А выставка открылась тринадцатого, – припомнил Вербин. – У него было достаточно времени, чтобы проверить готовность экспозиции и при необходимости что-то в ней поменять…»
– Когда Чуваев приехал в Москву, мы пока не знаем.
«В четверг, последним “Сапсаном”».
– Где остановился – не знаем.
«У друзей Кранта».
– Машину арендовал в Чертанове и сразу поехал сюда.
А весь день, по словам Кранта, провёл в квартире. Слова толстенького Даниэля будут проверены по передвижениям телефона, но Вербин не сомневался в том, что Крант говорит правду.
– Где шлялся приятель убитого, тебя интересует?
– Нет, – улыбнулся Феликс.
– Уверен, что не он стрелял?
– Проверим, конечно, но оснований подозревать Кранта у меня нет.
– Ты материалы когда читал?
– Вчера вечером.
– Мы сегодня ещё кое-что добавили. Кое-что грязное.
Учитывая происходящее в Санкт-Петербурге, Вербин сообщению не удивился.
– У Чуваева был брелок с секретом, – медленно продолжил Силантьев. – Хороший брелок, явно сделанный на заказ, поэтому криминалисты в нём не сразу разобрались. А когда просветили в интроскопе, увидели внутри флешку. Вскрыли, посмотрели, позвонили мне. – Пауза. – Там гомосексуальная сцена с ребёнком.
– Педофилия?
– В полный рост, – тихо подтвердил Силантьев.
– С насилием?
– Без. Ребёнок уже сломан. Очень послушный. Робкий.
Да уж, грязнее некуда.
Вербин помолчал, заставляя себя успокоиться, затем спросил:
– Лицо педофила видно?
– Лицо видно, но видеокамера использовалась не самая качественная, а съёмка велась с расстояния в несколько метров.
– Чуваев?
– Нет, на Чуваева он совсем не похож. Запись сейчас на экспертизе, ребята постараются вытащить из неё всю возможную информацию.
– Спасибо.
Силантьев кивнул, помолчал и спросил:
– Ждал этого?
– Скажем так: не удивился, – честно ответил Феликс. – Что-то должно было всплыть.
– Крант подсказал?
– Нет. И думаю, Крант об этом не знает.
– Тогда что? Шантаж?
А что ещё может прийти в голову после обнаружения у жертвы компрометирующей записи? Естественное и самое логичное предположение: Чуваев раздобыл материал, но недооценил того, кого собрался шантажировать. Результат недооценки можно увидеть в морге.
В целом, версия казалась интересной и не противоречила тому, что сейчас происходило вокруг выставки, и тому, как, по словам Кранта, вёл себя Чуваев: он очевидно ждал более выгодного предложения, добавив к полотну «Мальчика нет» информацию о видеозаписи. Но существовала деталь, которая не вписывалась в предположение Силантьева.
– Что Чуваев здесь делал? – Вербин демонстративно огляделся. – Поздно вечером в пятницу.
– Хороший вопрос. – Силантьев мгновенно понял, что имеет в виду Феликс, потёр затылок и тут же нашёлся: – Что, если Чуваев был не главным шантажистом, а подставной фигурой? Провёл переговоры, заключил сделку, и надобность в нём отпала.
– Настолько отпала, что его устранили?
– Мы не знаем, кто объект шантажа, – напомнил Силантьев. – Возможно, устранение второстепенных участников было частью сделки.
Это предположение тоже имело право на существование, если… Если бы Чуваев не был Абедалониумом. Или знаменитого художника банально использовали?
– Тут есть над чем подумать, – пробормотал Вербин. – Но возникает вопрос: почему убийца не забрал флешку?
– Потому что не знал о ней.
Возможно, Чуваев, будучи человеком творческим, но не глупым, действительно позаботился о своей безопасности, чтобы в случае его смерти у других участников шантажа появились проблемы, но возникает вопрос…
– О страховке обычно предупреждают, – сказал Феликс. – Как раз для того, чтобы не пришлось ею пользоваться.
– Возможно, его слова не приняли всерьёз.
– Возможно…
Но не слишком ли много «возможно»?
– Если я правильно понимаю, теперь дело за малым: найти ублюдка с видео, – тихо произнёс Силантьев. – Он смотрит запись, проникается моментом и сливает исполнителя.
– Может, и получится.
– Есть сомнения?
– Предчувствия, – помолчав, ответил Вербин. – Пока у меня есть только предчувствия.
