МЕТОД ВТОРОЙ:
изучение, главным образом, письменной формы языка по "взрослому" типу обучения, то есть путем зубрёжки очень сложных и запутанных формулировок правил или лингвистических терминов.
Во время таких занятий дается указание: молчать, не мешать товарищу. С подобным видом обучения сталкивались все на уроках русского или иностранного языка в школе. Где результаты, милостивые государи-просветители, позвольте осведомиться? Почему в Бруклине, Торонто, Лос-Анджелесе до 95% наших соотечественников до сих пор не научились – просто не в состоянии! – быстро составить и употребить (в реальной стрессовой ситуации, каковой и является разговор с новым собеседником) в общении с самым необразованным носителем языка ни одного (?!) грамматически правильного сложного предложения?
Ответ прост: не в силах обычный человек во время житейского разговора перед каждым словом вспоминать соответствующий раздел из учебника грамматики. Формулировки правил, выученные наизусть, могут помочь только единицам – профессиональным редакторам, журналистам или корректорам, – но не человеку, имеющему к филологии самое слабое отношение.
Мне хотелось бы подчеркнуть, что знать правила и уметь их применять – абсолютно разные вещи. Обычно очень некачественно говорят и пишут именно те специалисты, которые слишком хорошо владеют правилами. Главная сложность заключается не в том, чтобы заставить себя "выучить назубок" правила, а в том, как ускорить, превратив в систему безусловных (вернее, напоминающих таковые) рефлексов, очень медленный и громоздкий процесс нахождения их в памяти и "молниеносного" воплощения в жизнь.
Восемнадцать лет назад мне и удалось ускорить этот процесс у самого себя, а через несколько лет я смог передать свои, как казалось всем, уникальные навыки убыстренного редактирования нового текста первому ученику.
На успешном ускорении мыслительного процесса "неспособного ученика" и базируется система Шестова: быстрее пропускается через мозг символьно-буквенная информация (перевод устной речи в письменную, даже если смысл кое-каких слов не совсем понятен) – быстрее и качественнее запоминается любая информация.
Носители языка (например, американцы) редактируют в день (?!) не более пятнадцати страниц, даже те, кто проработал с родным языком по 30-40 лет. Почему? Да, не смогли запомнить формулировки правил, они так же, как и иностранцы, продолжают "рыться" в учебниках стилистики, на тех же самых страницах, на которых "споткнулись" before. Даже в реальной устной речи местных уроженцев, таких как Боб Доул, трудно найти грамматически правильное сложное предложение (на это в период последней кампании по выборам Президента обращали внимание многие нью-йоркские газеты).
Оба способа обучения пересекаются – используются вместе – крайне редко ещё и потому, что невиданно развившаяся в нашем столетии узкая специализация педагогов просто препятствует их слиянию, употреблению в комплексе, как это имело место в прошлом веке, когда гувернантки умудрялись за четыре года обучить любого ребенка из зажиточной семьи математике, истории, географии и четырем иностранным языкам.
Между прочим, в Америке, как и в России, следуя примеру М.И.Калинина, в тридцатых годах разделили каждую ставку преподавателя на три, чтобы устранить безработицу, т.е. создать больше рабочих мест и предотвратить социальный взрыв, безусловно, за счет трехкратного уменьшения зарплаты каждого преподавателя. А сегодня один кандидат наук проводит исследование по способам употребления вопросительных знаков в произведениях Б.Шоу, другой преподаватель – "большо-о-о-ой специалист" в тонкостях практического применения тюремного жаргона лондонскими заключенными and so forth.