Саша
Усевшись на высокий стул, больше даже не пытаюсь есть. Просто смотрю на происходящее.
– Сашк, – Зорин обходит, обвивает руками талию, прижимается к моей спине и кладёт подбородок на плечо.
Не дышу, чувствуя жар его тела и дыхания на своей щеке. Живот сводит, а сердце совсем слетает с катушек и начинает метаться по всему организму, отстукивая ритм в висках, ушах и даже пятках.
Клим очень тёплый, сильный и безумно приятно пахнет. А ещё с ним надёжно, и, несмотря на внутреннюю панику, становится немного спокойнее. Накрываю его предплечье ладонью, чувствуя напряжённые мышцы под кожей.
– Санёчек, всё будет нормально, вот увидишь. В любом случае, я тебя не брошу. Поняла? Чего бы там у вас не стряслось, – чмокает меня в щёку и убирает руки.
Тут же становится холодно. Обнимаю себя за плечи и отворачиваюсь от окна.
Клим зовёт к себе в комнату. Мы вместе забираемся на кровать и рубимся в приставку. Мне опять неудобно в платье. Приходится всё время его одёргивать, хотя Зорин даже не смотрит в сторону моих голых коленок. У нас гонка на плазме, и он весь в ней.
В дверь стучат.
– Да?! – орёт он на эмоциях.
К нам заглядывает домработница их семьи.
– Клим, вас с гостьей мама просит спуститься в гостиную, – сообщает женщина.
– Ну вот, кажется, началось, – мой живот снова болезненно поджимается. Смотрю на друга несчастными глазами.
– Хочешь, я один схожу, всё узнаю и вернусь, – предлагает Зорин.
– Нет уж! Чтобы там ни было, я хочу услышать это лично.
Цепляюсь за его горячую ладонь, слезая с кровати. На секундочку подхожу к зеркалу, поправляя волосы и одежду. В коридоре Клим снова берёт меня за руку и крепко сжимает ладонь.
Спускаемся в гостиную. Моя мама больше не плачет, но глаза воспалённые, макияж слегка размазался и нос припух. Так жалко её. Неужели папа что-то сделал?
Да нет, он не мог. Он же любит маму…
– Так, дети, – тётя Таня косится на наши сплетённые в замок пальцы. Клим ещё крепче сжимает мою руку. – Сашенька, ты же не будешь против пожить у нас некоторое время?
– З-зачем? – удивлённо моргнув, перевожу взгляд с тёти Тани на маму и обратно.
– Саш, нам с папой придётся уехать на какое-то время. Насколько, точно не могу тебе сказать. И я попросила Татьяну за тобой присмотреть. Ты у меня взрослая и самостоятельная девочка, но мне так будет спокойнее. За деньги не переживай. А добираться отсюда на учёбу ты спокойно сможешь на такси.
– Да брось. У меня муж и два пацана на машинах. Что, мы её до университета не довезём? – возражает тётя Таня. – Сашенька, на втором этаже есть свободная спальня. Думаю, тебе там будет уютно. Да и мне девчонка в компанию лишней не станет. Знаешь, как иногда эти мужики достают, – пытается шутить мама Клима.
А мы с ним молчим. Я пока не знаю, как это комментировать. Мне всё ещё не озвучили причину такого неожиданного решения, принятого у меня за спиной.
– Папа тоже решил? – решаю спросить.
– Да, детка, – судорожно вздыхает мама. – Это в большей степени его решение. Выдёргивать тебя из привычной жизни мы не хотим, оставлять тут совсем одну тоже.
– Понятно. И куда вы уезжаете, можно узнать? Или это великая тайна, до которой я ещё не доросла? – обиженно поджимаю губы.
– В Израиль. Там есть очень хорошая клиника, где мне ещё могут помочь. Только там сказали, что у меня есть шанс жить, Саш, – по щекам мамы вновь текут слёзы, а у меня подгибаются колени.
Если бы Клим не поймал, я бы упала. Он крепко прижимает меня к себе и ведёт к креслу. Усаживает, сам устраивается прямо на полу у моих ног и опять ловит пальцы.
– Папа почти не бывал дома в последнее время, решая все срочные вопросы и организовывая себе возможность работать из любой точки мира, – рассказывает мама. – Так что не злись на него. Ладно?
– Я сейчас злюсь на тебя, – смотрю ей в глаза. – Почему ты мне не сказала? Почему?! Я же не ребёнок давно! Что с тобой происходит?!
– Саш, мы сами узнали полтора месяца назад, – устало вздыхает мама. – Проходили обследования, подтверждали диагноз и искали клиники здесь, но нас перенаправили в клинику в Израиль.
– Онкология, да? – мой голос садится.
– Да, малышка. Что-то сложное, – медленно прикрывает веки. – Ты же знаешь этих врачей. Они изъясняются такими терминами, что на приём с собой нужно брать энциклопедию. А я пока… – глубоко вдыхает мама. – Была в шоке, папа разбирался.
– Мам… – сползаю с кресла и сажусь у неё в ногах. Кладу голову на колени. – Ма-ма, – реву, никого не стесняясь. Она гладит меня по волосам дрожащими пальцами.
– Всё будет хорошо, Саш, – шепчет самый родной в мире человек. – Мне обещали помочь. Я не сдамся, слышишь? Я буду бороться и обязательно к тебе вернусь.
– Можно мне с тобой? – поднимаю на неё совершенно растерянный взгляд. – Пожалуйста. Я хочу быть рядом.
– Нет, дочь. Мне так будет легче. Я хочу, чтобы твоя жизнь здесь двигалась в прежнем ритме. Учись, гуляй с друзьями. Восемнадцать – это прекрасный возраст, чтобы дружить, влюбляться, ошибаться. Не должна моя болезнь этому мешать. Я себе никогда этого не прощу. Мы будем на связи. Буду тебе звонить, и папа обязательно тоже. И ты сможешь звонить нам. Будешь всё-всё мне рассказывать. Я уезжаю спокойная. Вон у тебя какая защита здесь, – она даже смеётся, а я не могу.
У мамы был шок, теперь он добрался до меня. Я жмусь к её ногам как маленький котёнок, которого вот-вот бросят, и никак не могу поверить в услышанное. В голове плодится множество страшных мыслей, которые начинаются с: «А вдруг…».
– Когда вы уезжаете? – собрав силы в кулак, поднимаю зарёванный взгляд на маму.
– Через пару дней. Сегодня папа привезёт документы, а завтра мы поможем тебе перебраться сюда.
– Я не знаю, что говорить, мам…
– Улыбнись. И верь в меня, ладно? Я буду это чувствовать.
– Я верю. Честно. Верю!
Только руки всё равно трясутся и внутри всё горит так, что мне больно. Я думала, что измена папы могла бы стать для меня чем-то ужасным, ведь это стало бы концом нашей семьи, а тут такое…
– Клим, возьми Сашеньку к себе в комнату, – просит тётя Таня. – Вам туда сейчас принесут чай и тёплый пирог. А мы поговорим ещё, пока за ними отец не приехал.
– Иди, – отпускает меня мама.
Клим помогает подняться и, придерживая за талию, уводит наверх, в свою комнату. Ложусь на его кровать, поджимаю под себя ноги. Он устраивается сзади, разворачивает меня, кладёт мою голову к себе на плечо и обнимает, уткнувшись губами в макушку.
– Уверен, что твоя мама сможет с этим справиться, – тихо говорит друг.
– А если нет? – поднимаю на него взгляд.
– Сможет, – нажимает подушечкой пальца на кончик моего носа.
Нам приносят травяной чай и ягодный пирог. Зорин садится на кровати, скрестив ноги в щиколотках, ложкой отламывает кусочек мягкого десерта и подносит к моим губам, пачкая их липкой начинкой.
Глядя в его голубые глаза, совсем неэстетично шмыгаю носом и съедаю пирог.
– Вот и умница. Давай ещё, – снова кормит. – Теперь чай, – обняв ладонями кружку, перекладывает её в мои. – И у нас с тобой гонка не доиграна. Ты лидировала, – подмигивает Зорин. – Сделаешь меня?
– Клим, я…
– Сделаешь? – настаивает он.
– Сделаю, – сдаюсь, отпивая глоток вкусного чая.