Саша
После семинара по анатомии центральной нервной системы мой несчастный невыспавшийся мозг тормозит и поскрипывает извилинами. Всё время зевая, еду домой на такси. Расстроенная с самого утра мама просила не задерживаться. На мой вопрос: «Что происходит?», ответа опять не поступило.
Мне это совсем не нравится. Не люблю, когда дома напряги, я на них всегда очень остро реагирую.
Наверное, меня приучили к тому, что у нас семья если не идеальна, то близка к этому. Папа любит маму, мама – папу. Оба они соответственно меня. Все друг о друге заботятся как умеют, находят какие-то компромиссы в спорных ситуациях, как, например, было с моим поступлением в спортивный вуз.
Отец думал, пойду на бизнес, чтобы работать в его компании. Тем более к спорту я по большому счёту никакого отношения не имела. Но в одиннадцатом классе к нам пришёл один голубоглазый мальчик, и всё в моей жизни круто поменялось. Я не заметила, как полюбила бокс, стала обожать уличные гонки и поняла, что мне в кайф тусоваться с Зориным в его гараже, когда он ковыряется в своей машине.
И всё это совершенно искренне. Мне действительно интересно.
Папа мою позицию принял взамен на то, что после окончания спортивного вуза я пойду получать второе высшее заочно, чтобы всё-таки прокачать скиллы для работы в семейном бизнесе. А бизнес – это у нас что? Правильно. Бизнес – это прежде всего люди. Так что знания психологии лишними не будут.
И так у нас всегда, с моего детства. Поэтому сильно переживаю сейчас, что дома откровенно напряжно, а я пока всего лишь незаконченная первокурсница, и у меня просто не хватает знаний и опыта, чтобы разобраться в происходящем как психолог.
Снова зевнув, подпираю висок кулаком и закрываю глаза. Меня будит водитель уже возле нашего подъезда.
– Извините, – улыбаюсь приятному мужчине и выбираюсь из машины.
Киваю соседке, ныряю в подъезд и на лифте мчусь на наш этаж.
– Я дома! – кричу из прихожей, стягивая кеды, наступив на задник.
Мама выходит из ванной в лёгком халате, с полотенцем на голове. Шмыгает носом и улыбается.
– Как отучилась?
– Норма-а-ально, – снова зеваю я.
– Переодевайся и поедем. Нас уже ждут, – распускает волосы и промокает их полотенцем.
Она ещё утром сказала, что мы куда-то едем и, возможно, даже к кому, но я спала.
– Кто ждёт? – чмокнув её в щёку, прохожу к себе в комнату.
– Мама твоего Клима, Сашк. Я утром тебе говорила.
Точно проспала. Зато сейчас моментально просыпаюсь. Сердце делает радостный кульбит, падая из грудной клетки в живот и подскакивая обратно.
– А зачем мы туда едем? Ещё и среди недели, – подозрительно щурюсь, глядя на маму.
То они все заняты вечно, а тут вдруг…
– Поговорить мне с ней надо. А ты просто за компанию.
– Ясно, ладно, – пожимаю плечами и, поставив рюкзак на стул, топаю умываться.
Наношу совсем лёгкий, едва заметный макияж, подчёркивая глаза и немножко губы. Волосы заплетаю в две косички, вспоминаю, как на гонку приехала Варя, и расплетаю.
– Давай помогу, – мама собирает мне волосы спереди и заплетает красивую косу наискосок, полностью открывая лоб. Уводит плетение на правую сторону, оставляя остальную длину распущенной. Получается очень нежно и даже романтично.
Она целует меня в макушку и уходит собираться дальше.
К такой причёске сразу хочется надеть платье. И я вытягиваю из шкафа белое, в редкий мелкий цветок, с рукавами-фонариками и симпатичной сборкой по талии. К нему стильный вязаный кардиган чуть длиннее платья, а на ноги новые белые кроссовки. Они на удивление идеально сюда подходят и немного разбавляют нежнятину своей грубостью.
– Ну вот, – увидев меня, улыбается мама, а глаза красные и грустные, так что я особенно не ведусь и продолжаю за неё переживать, – у меня снова дочь. Готова?
– Да вроде…
Наношу несколько капель духов на запястья, ключицы и шею. Теперь точно готова.
Мама сама за рулём уже не первый год. Удобно устраиваюсь к ней вперёд. Мы включаем музыку и болтаем о моей учёбе. В машине тепло, я снова начинаю зевать и моргать медленнее, но провалиться в сон ещё на полчасика не даёт внутреннее волнение.
Мы спокойно въезжаем на территорию коттеджного посёлка, а затем и во двор Зориных. Машина Клима уже красуется у гаража.
Я здесь была много раз за год, что мы с ним знакомы. Особо не оглядываясь по сторонам, прохожу сразу в особняк. Он у них большой, но очень уютный.
В холле нас тепло встречает Татьяна Николаевна, которая терпеть не может, когда её называют по отчеству, а еще на «Вы», поэтому мне всегда немного неловко с ней здороваться.
– Привет, тёть Тань, – раскачиваюсь с пятки на носок и обратно.
– Привет-привет, Сашенька. Клим наверху. Надеюсь, не отрубился. И чего вам среди недели приспичило по ночам кататься? В выходные никак?
– Никак, тёть Тань. Честно.
А в выходные будет ещё одна гонка, но я не знаю, поедет Клим на неё или нет, поэтому пока молчу.
– Ладно, беги к нему. Если голодные, где холодильник, знаете. Разберётесь, а мы на улице, в беседке.
– Поняла, – киваю ей.
Пересекаю холл, поднимаюсь на второй этаж, сворачиваю налево по коридору и стучу в закрытую дверь спальни Зорина. Не отвечает. Стучу ещё раз. Снова тишина. Открываю, заглядываю, а Клим спит поперёк кровати с наушниками в ушах.
Тихо вхожу, сажусь рядом с ним на край кровати и немножко рассматриваю.
Красивый, скуластый парень с идеальными губами, тёмными бровями и пушистыми ресницами, на контрасте с которыми голубые глаза смотрятся просто потрясно. Футболка, обтянувшая крепкий, натренированный торс, задралась на животе. Из-под резинки спортивных штанов видна широкая тёмно-синяя от боксеров.
Отвожу взгляд. Стягиваю кардиган. Вздрагиваю от прикосновения к спине.
– Привет, – хрипло здоровается Зорин. – А я отключился, – подложив ладони под голову, снова закрывает глаза.
– Везёт тебе, – расправляю платье на бёдрах. Отвыкла я от них, в штанах гораздо удобнее.
Клим садится, растирает лицо ладонями, запускает пальцы в волосы и поднимает их от корней, становясь похожим на ежа. Его желудок громко урчит, и мы быстро принимаем решение спуститься к заветному холодильнику.
У Зорина строго контролируемый рацион, плюсом витамины и прочие полезности для профессионального спортсмена. Я же ковыряю вилкой вкусный салатик, подглядывая в окно за нашими мамами. Моя, кажется, плачет, и мне становится совсем не по себе.
– У вас что-то случилось? – спрашивает Клим, тоже наблюдая эту грустную картинку.
– А я не знаю! – роняю вилку из рук. – Мне, как пятилетке, никто ничего не объясняет, – злюсь я. – Только улыбаются и говорят, что всё нормально.